Элизабет Вернер - Герой пера Страница 2

– Я это знаю, а мистера Фореста никак не упрекнешь в сентиментальности.

– Теперь да, но раньше, мне кажется, она также была ему в некоторой степени свойственна, – возразил Аткинс. – Во всяком случае, у него хватило благоразумия, чтобы сразу же отречься от всего, что здесь считается неуместным. Мистер Форест поселился в Америке восемнадцать лет назад. Видимо, ему сильно не повезло на родине, так как он был страшно предубежден против Германии и всего, что с ней связано. Он обратил свою энергию на то, чтобы освободиться от прежних воспоминаний и стать настоящим американцем – даже переменил фамилию, и из Ферстера превратился в Фореста. К сожалению, его жене была ненавистна Америка, ее все время тянуло к немцам, и на этой почве между супругами происходили частые ссоры. В особенности предметом раздора была мисс Джен, которую отец хотел воспитать американкой, а мать мечтала сделать из нее немку. Когда девочка подросла, она решительно стала на сторону мистера Фореста и разбила этим сердце матери. Да, мне пришлось неоднократно быть свидетелем очень тяжелых сцен. Покой у нас наступил только после того, как миссис Форест скончалась от тоски по родине. Судя по состоянию здоровья мистера Фореста, и он ненамного переживет свою жену. – В последних словах Аткинса уже не было иронии – голос его стал озабоченным.

Алисон молча протянул руку за своей шляпой, лежавшей на столе.

– Как вы уже слышали, мне не позволено отложить свой отъезд, – проговорил он, – к тому же очень важные дела действительно заставляют меня немедленно уехать в Нью-Йорк. Когда случится несчастье, которого мы ожидаем, пожалуйста, не оставляйте мисс Форест: а если появятся какие-либо затруднения из-за наследства, обратитесь к моему отцу – он охотно вам поможет и своим влиянием, и советом. Вообще было бы желательно, чтобы он ознакомился с финансовыми делами будущей невестки, – несколько смущенно добавил молодой человек, тщательно застегивая перчатку и не поднимая глаз на старика.

Во взгляде Аткинса блеснула прежняя насмешка.

– Я вам очень благодарен за желание помочь, – иронически ответил он, – но это лишнее. Согласно завещанию, все финансовые дела мистера Фореста переходят в мои руки, и я сумею поддерживать их в полном порядке. Вам и вашему отцу придется подождать год, и тогда вы узнаете, насколько велико состояние мистера Фореста; ваша жена передаст вам его в виде приданого. Пока могу только сказать в утешение, что мистер Форест очень богат – гораздо богаче, чем вы думаете.

– Мистер Аткинс, вы слишком много себе позволяете, – с негодованием воскликнул Алисон.

– Не понимаю, почему вы сердитесь? – невозмутимым тоном возразил Аткинс. – Разве в моих словах есть что-то обидное? Я просто не считаю вас настолько легкомысленным, чтобы жениться на девушке без денег. Особенно странно это выглядело бы сейчас, когда ваша фирма завязывает торговые связи с Европой. Вам нужен для этого двойной капитал, а вы, Генри, не настолько непрактичны, чтобы из-за романтической истории забыть о столь важном обстоятельстве.

Алисон взглянул на Аткинса, все еще не вполне ему доверяя, а затем ответил:

– Конечно, как участник и будущий директор-распорядитель нашей фирмы при выборе жены я обязан руководствоваться и материальными соображениями, но даю вам слово, что если бы у мисс Форест оказалось состояние меньше предполагаемого мной, я, тем не менее, предпочел бы ее более богатой невесте.

– О, я охотно вам верю, Генри, – с улыбкой заметил Аткинс. – Вы порядком ею увлечены. Меня интересует только, сумеете ли вы растопить лед в сердце нашей прекрасной мисс? Пока она довольно-таки холодна с вами. Однако следует надеяться, что не всегда так будет. Во всяком случае, большое счастье, когда совпадают материальный расчет и влечение сердца, как у вас. Поэтому еще раз от всей души поздравляю.

Оставив мужчин в гостиной, Джен быстро прошла несколько комнат и очутилась в роскошной полутемной спальне отца. Ступая неслышными шагами по толстому ковру, она подошла к постели, на которой лежал мистер Форест. Достаточно было взглянуть на больного, чтобы сразу же стало ясно, откуда у мисс Джен такие строгие, волевые черты лица и вдумчивое, серьезное выражение глаз.

– Мне только что сообщили о приезде доктора, – сказала молодая девушка, – ты говорил с ним с глазу на глаз, а между тем я хотела присутствовать при его визите. Это твое распоряжение, папа?

– Да, дитя мое. Я хотел услышать от него откровенное мнение о своем положении, а твоё присутствие его бы стеснило. Теперь я знаю, что мои дни сочтены – мне осталось жить очень недолго.

Джен опустилась на колени перед постелью отца и, прижав голову к подушкам, вся содрогнулась от беззвучных рыданий.

Больной скорбно смотрел на нее.

– Успокойся, Джен, – проговорил он, – это известие не должно было поразить тебя, точно так же, как и меня; ведь мы оба знали, что наступил мой конец, хотя, быть может, и надеялись на некоторую отсрочку. Во всяком случае, слезами горю не поможешь; не нужно отягчать ими неизбежность вечной разлуки.

– Я не буду! – тихо прошептала молодая девушка, поднимаясь с ковра, и взглянула на отца, уже вполне взяв себя в руки.

Больной улыбнулся горькой улыбкой: ему было бы приятнее, если бы дочь не так поспешно выполнила его просьбу.

– Я хочу поговорить с тобой, дитя мое, – продолжал мистер Форест, – а так как не знаю, смогу ли это сделать в другой раз, – одному Богу известно, долго ли я еще буду в сознании, – то лучше не откладывать разговор. Подойди поближе и выслушай меня!

Джен повиновалась. Она села на край постели и молча ждала, что скажет отец.

– Я могу спокойно тебя оставить, – начал больной, – так как знаю, что ты, несмотря на свою молодость, не нуждаешься ни в опоре, ни в опекунах. Во всех денежных делах положись на Аткинса. Его ироничный ум и презрительное отношение к людям никогда не внушали мне особой симпатии, но за время работы с ним, а это без малого двадцать лет, я убедился, что он – человек в высшей степени порядочный и искренне преданный нашей семье. Аткинс составил себе хорошее состояние и мог бы давно открыть собственное дело, но предпочел не оставлять меня. После моей смерти он будет вести дела так, как при мне, заботясь о твоей выгоде, пока ты не выйдешь замуж, что может произойти очень скоро.

– Папа, – спокойно прервала его дочь, – я должна тебе сообщить, что у меня только что был мистер Алисон. Он сделал мне предложение.

Больной выпрямился: его лицо выразило напряженное ожидание.

– Что же ты ответила? – спросил он.

– Я дала согласие!

– Вот как?! – воскликнул Форест, снова опустив голову на подушки, и замолчал.

Джен с удивлением наклонилась к нему.

– Ты кажется недоволен? – проговорила она. – Я была убеждена, что ты вполне одобришь этот брак.

– Ты знаешь, Джен, что я предоставляю тебе полную свободу в выборе мужа, – ответил больной, – и не хочу оказывать на тебя никакого давления. Это – твое будущее, которое принадлежит только тебе. Я убежден, что ты хорошо обдумала предложение Алисона, прежде Чем дать свое согласие.

– Да, папа, я давно предвидела объяснение Генри и все решила заранее. Я испытываю полное доверие к мистеру Алисону; его семья считается одной из лучших в городе, сам Генри занимает блестящее положение, а в будущем он, безусловно, будет играть выдающуюся роль в коммерческом мире. Разве этого мало для счастливого брака?

– Если, по-твоему, этого достаточно, – тем лучше!

Джен удивленно взглянула на отца. Его тон показался ей странным. Чего же еще можно желать? Партия была во всех отношениях подходящей.

– Ты права, Джен, абсолютно права, – с горькой усмешкой заметил Форест. – Я просто невольно вспомнил свою помолвку с твоей матерью – она была совсем иной. Но ты права. Мистер Алисон обладает всеми качествами, которые ты ценишь в людях; я думаю, вы будете довольны друг другом.

– Надеюсь! – самоуверенно ответила Джен и сообщила отцу, какое условие она поставила своему жениху и на какой срок откладывает свадьбу.

– Вот это прекрасно! – воскликнул Форест. – Выдвинув это условие, ты, сама того не зная, пошла навстречу моим желаниям. Я хочу попросить тебя об одном: мне было бы очень приятно, если бы ты согласилась провести этот год до свадьбы у наших родственников в Германии.

Молодая девушка вскочила со своего места и, не скрывая своего недовольства и даже раздражения, спросила:

– Ты хочешь, чтобы я поехала в Германию?

– Ты не любишь Германию?

– Нет, не люблю, точно так же, как и ты, папа! – холодно ответила Джен. – Я не могу любить страну, которая отравила твою юность, наполнила горечью всю жизнь и наконец изгнала, как преступника. Я никогда не могла простить матери, что она не хотела понять тебя и своей безумной тоской по родине сделала тебя глубоко несчастным человеком.

– Молчи, Джен! – резко остановил ее отец. – Есть вещи, которых ты не понимаешь и никогда не в состоянии будешь понять. Да, твоя мать не всегда со мной соглашалась; да, порой она заставляла меня страдать, но зато я знал с ней часы такого счастья, какое ты никогда не подаришь своему мужу. Впрочем, мистеру Алисону они и не понадобятся!