Уильям Теккерей - Сочинения Страница 20

– Уж не думаете ли вы, – вскричал я, – что Морган воротился на службу? Держи карман шире! Ему лишь бы на свободу вырваться! На деньги, что ему дали для всей оравы, он купил себе в Типперэри славную ферму, да и зажил припеваючи, он на этой истории заработал побольше ваших вербовщиков.

Прусский капитан от души посмеялся рассказу и заметил, что англичане всему свету известны как дошлая нация, однако согласился с моей поправкой, что ирландцы, пожалуй, будут похитрей англичан. Мы продолжали путешествие, весьма довольные друг другом, так как и у него нашлось, что порассказать из событий этой войны, – о храбрости и дальновидности Фридриха, о тысяче случаев, когда король был на волосок от смерти, о его победах и поражениях, не менее почетных, чем победы. Сейчас, на правах джентльмена, я с удовольствием слушал эти басни, а между тем всего три недели назад я был во власти совсем других чувств, описанных в конце предыдущей главы. Тогда я еще помнил, что слава достается генералу, а бедняге солдату выпадают лишь палки да оскорбления.

– Кстати, кому вы везете депеши? – спросил меня офицер.

Опять каверзный вопрос, на который я ответил наобум:

– Генералу Роллсу. – Я видел генерала прошлый год, и это было первое имя, пришедшее мне в голову. Мой друг вполне им удовлетворился; мы продолжали тише путешествие до захода солнца и, так как лошади наши устали, решили сделать привал.

– Вот славная гостиница, – сказал капитан, когда мы подъехали к дому, стоявшему, как мне показалось, в одиноком, глухом месте.

– Она, может быть, хороша для Германии, но вряд ли придется по вкусу старой Ирландии, – возразил я. – В какой-нибудь лиге отсюда Корбах. Доедемте лучше до Корбаха.

– А вам не хочется увидеть первую красавицу в Европе? – спросил офицер. – Ага, вы шалун, как я погляжу, вам не устоять перед этим доводом!

И действительно, этот довод всегда действовал на меня неотразимо, в чем я охотно признаюсь.

– Здешний хозяин богатый фермер, – пояснил мне капитан, – гостиницу он держит так, между прочим.

И в самом деле, это место скорее походило на ферму, чем на странноприимный дом. Мы вошли в большие ворота и попали в обширный двор, обнесенный высокой каменной оградой, в глубине его высилось мрачное покосившееся здание. Во дворе стояло два фургона, лошади были выпряжены и жевали свой корм тут же под навесом; несколько человек слонялось взад и вперед, среди них два сержанта в прусской форме, они отдали моему капитану честь. Я счел это обычной формальностью, но чем-то жутким и отталкивающим веяло от гостиницы, и я заметил, что люди, открывшие ворота, тотчас же захлопнули их за нами. В этой местности неспокойно, пояснил мне капитан, повсюду рыщут отряды французской конницы, а с этими злодеями держи ухо востро.

Как только сержанты взяли у нас лошадей, мы пошли в дом ужинать. Одному из них капитан поручил отнести ко мне в комнату мой дорожный саквояж, и я обещал молодцу рюмку шнапса за его труды.

Старая карга, прислуживавшая за столом вместо очаровательного создания, которое я ожидал увидеть, принесла нам яичницу с беконом.

– Угощение более чем скудное, – посмеялся капитан, – но солдат и не с таким мирится.

С величайшей обстоятельностью он снял шляпу и перчатки, отстегнул портупею с саблей и уселся за стол. А тогда и я, чтобы не уступить ему в учтивости, снял оружие и сложил его туда же, на старый комод.

Старуха принесла нам прекислого вина, и этот вырви-глаз вместе с ее пакостной рожей сразу испортили мне настроение.

– А где же обещанная красотка? – спросил, я, как только карга скрылась за дверью.

– И-и, пустое! – рассмеялся капитан, пронизывая меня пристальным взглядом. – Считайте это шуткой. Я устал, мне не хотелось ехать дальше. По части прекрасного пола лучше этой женщины тут не найдешь. И ежели она вас не прельщает, придется вам, мой друг, подождать до другого случая.

Эти слова мне и вовсе не понравились.

– Клянусь честью, сударь, – сказал я, напружившись, – вы поступили весьма неучтиво.

– Я поступил, как считал нужным! – отпарировал капитан.

– Сэр, – вскричал я, – вы забываетесь, я британский офицер!

– Вздор и вранье! – заорал мой спутник. – Вы дезертир! Вы самозванец, сэр! Уже три часа, как я вас разгадал. Вы и вчера были мне подозрительны. Мои люди донесли мне, что из Варбурга сбежал солдат, и я был уверен, что это вы. Ваши враки и все ваши благоглупости окончательно меня убедили. Вы говорите, что везете депеши генералу, которого уже десять месяцев нет в живых. У вас дядя посол, а вы даже имени его не знаете. Согласны вы взять задаток и поступить к нам на службу или предпочитаете быть выданным вашему начальству?

– Ни то, ни другое! – воскликнул я и с проворством тигра бросился на него. Но противник мой был начеку. Он выхватил из карманов пару пистолетов, выпустил заряд в воздух и вскричал, стоя по другую сторону стола и следя за каждым моим движением:

– Ни с места, или я размозжу тебе череп!

В ту же минуту дверь распахнулась, и в комнату ворвались давешние сержанты, держа наперевес мушкеты с примкнутыми штыками.

Игра была кончена. Я бросил нож, которым было вооружился, так как старая карга, подав нам вина, унесла мою саблю.

– Я вступаю добровольно, – сказал я.

– Ну вот, давно бы так, голубчик! А как прикажете вас записать?

– Пишите Редмонд Барри из Балли Барри, – сказал я надменно, – потомок ирландских королей!

– Случалось мне навещать ирландскую бригаду Роша, – сказал вербовщик с усмешкой, – я подбивал там кое-кого из вашей братии перейти к нам, и чуть ли не все они были потомками ирландских королей.

– Сэр, – сказал я, – потомок или не потомок, но я, как видите, джентльмен!

– Таких джентльменов у нас в войсках хоть пруд пруди, вот увидите, отвечал капитан все с той же язвительной усмешкой. – Тем временем, господин Джентльмен, предъявите свои бумаги, тогда будет ясно, кто вы такой.

У меня в бумажнике вместе с документами Фэйкенхема лежало несколько банкнотов, и мне совсем не улыбалось с ними расстаться. А я подозревал, и совершенно справедливо, что это пустая уловка капитана, чтобы ими завладеть.

– Мои личные бумаги вас не касаются, – заявил я. – А в армию я зачислен как Редмонд Барри.

– Подать сюда, без разговоров! – взревел капитан, хватая трость.

– Не дам! – заупрямился я.

– Собака! Ты бунтовать? – крикнул он и наотмашь ударил меня тростью по лицу, очевидно, чтобы вызвать на сопротивление. Я кинулся к нему, чтобы вцепиться ему в горло, но тут налетели оба сержанта и повалили меня наземь, я ударился головой в то самое место, куда недавно был ранен, и потерял сознание. Когда я опомнился, из раны хлестала кровь, мой нарядный кафтан с меня сорвали, кошелек и бумаги исчезли бесследно, а руки были связаны за спиной.

У великого и преславного Фридриха имелись десятки таких торговцев белыми рабами; они шныряли повсюду вдоль границ его страны, сманивали целые отряды, похищали крестьян и не останавливались ни перед какими преступлениями, чтобы снабдить его блистательные полки пушечным мясом. Я не могу отказать себе в удовольствии поведать здесь, какая судьба постигла подлого негодяя, который, презрев закон дружбы и товарищества, так успешно обвел меня вокруг пальца. Этот субъект, происходивший из знатной фамилии, человек, не лишенный способностей и мужества, был одержим страстью к игре и мотовству; плата наводчиков в отряде вербовщиков привлекала его больше, нежели жалованье капитана в пехотном полку. Самого короля, должно быть, тоже больше устраивало видеть его в первом качестве. Звали его мосье Гальгенштейн, и он весьма благоуспешно подвизался на своем разбойничьем поприще. Он говорил на всех языках, бывал во всех странах, и ему ничего не стоило раскусить такого простака и хвальбишку, как я.

В 1765 году, однако, его постиг заслуженный конец. В то время он обретался в Келе против Страсбурга и, гуляя по мосту, часто вступал в разговоры с часовыми французских аванпостов, суля им золотые горы на прусской службе. Однажды, углядев на мосту красавца гренадера, он обещал ему по меньшей мере роту, если тот согласится служить Фридриху.

– Поговорите с моим товарищем, вон он там стоит, – сказал гренадер. Без него мне ни на что не решиться. Мы с ним земляки, росли в одной деревне, а теперь служим в одной роте, спим на соседних койках и никогда не разлучаемся. Обещайте ему чин капитана, а уж за мной дело не станет.

– Приходите с товарищем ко мне в Кель, – разливался Гальгенштейн, заранее потирая руки. – Мы с вами отлично пообедаем, и я постараюсь удовлетворить все ваши желания.

– Лучше переговорите с ним здесь, – стоял на своем гренадер, – мне нельзя отлучаться с поста. Пройдите вперед и потолкуйте с ним сами.

Гальгенштейн, еще немного поторговавшись, прошел наконец мимо часового, но вдруг одумался и в страхе бросился назад. Тут гренадер приставил ему к груди штык и приказал не двигаться с места: он-де взят под стражу.