Николай Добролюбов - Луч света в темном царстве Страница 6

Нам скажут, что мы впадаем в отрицание всякого творчества и не признаем искусства иначе, как в виде дагерротипа. Еще больше, – нас попросят провести дальше наши мнения и дойти до крайних их результатов, то есть, что драматический автор, не имея права ничего отбрасывать и ничего подгонять нарочно для своей цели, оказывается в необходимости просто записывать все ненужные разговоры всех встречных лиц, так что действие, продолжавшееся неделю, потребует и в драме ту же самую неделю для своего представления на театре, а для иного происшествия потребуется присутствие всех тысяч людей, прогуливающихся по Невскому проспекту или по Английской набережной. Да оно так и придется, если оставить высшим критериумом в литературе все-таки ту теорию, которой положения мы сейчас оспаривали. Но мы вовсе не к тому идем; не два-три пункта теории хотим мы исправить; нет, с такими исправлениями она будет еще хуже, запутаннее и противоречивее; мы просто не хотим ее вовсе. У нас есть для суждения о достоинстве авторов и произведений другие основания, держась которых мы надеемся не прийти ни к каким нелепостям и не разойтись с здравым смыслом массы публики. Об этих основаниях мы уже говорили и в первых статьях об Островском и потом в статье о «Накануне»; но, может быть, нужно еще раз вкратце изложить их.

Мерою достоинства писателя или отдельного произведения мы принимаем то, насколько служат они выражением естественных стремлений известного времени и народа. Естественные стремления человечества, приведенные к самому простому знаменателю, могут быть выражены в двух словах: «Чтоб всем было хорошо». Понятно, что, стремясь к этой цели, люди, по самой сущности дела, сначала должны были от нее удалиться: каждый хотел, чтоб ему было хорошо, и, утверждая свое благо, мешал другим; устроиться же так, чтоб один другому не мешал, еще не умели. Так неопытные танцоры не умеют распорядиться своими движениями и беспрестанно сталкиваются с другими парами даже в довольно пространной зале. После, попривыкши, они станут лучше расходиться даже и в зале меньшего объема и при большем количестве танцующих. Но пока они не приобрели ловкости, до тех пор, разумеется, и невозможно допустить, чтобы в зале пускались в вальс многие пары; чтобы не переколотиться друг об друга, необходимо многим переждать, а самым неловким и вовсе отказаться от танцев и, может быть, сесть за карты, проиграть, и даже много… Так было и в устройстве жизни: более ловкие продолжали отыскивать свое благо, другие сидели, принимались за то, за что не следовало, проигрывали; общий праздник жизни нарушался с самого начала; многим стало не до веселья; многие пришли к убеждению, что к веселью только те и призваны, кто ловко танцует. А ловкие танцоры, устроившие свое благосостояние, продолжали следовать естественному влечению и забирали себе все больше простора, все больше средств для веселья. Наконец они теряли меру; остальным становилось от них очень тесно, и они вскакивали с своих мест и подпрыгивали – уже не затем, чтобы танцевать хотели, а просто потому, что им даже сидеть-то стало неловко. А между тем в этом движении, оказалось, что и между ними есть люди, не лишенные некоторой легкости, – и те пробовали вступить в круг веселящихся. Но привилегированные, первоначальные танцоры смотрели на них уже очень неприязненно, как на непризванных, и не пускали их в круг. Начиналась борьба, разнообразная, долгая, большею частию неблагоприятная для новичков: их осмеивали, отталкивали, их осуждали платить издержки праздника, у них отнимали их дам, а у дам кавалеров, их совсем прогоняли с праздника. Но чем хуже становится людям, тем они сильнее чувствуют нужду, чтоб было хорошо. Лишениями не остановишь требований, а только раздражишь; только принятие пищи может утолить голод. До сих пор поэтому борьба не кончена; естественные стремления, то как будто заглушаясь, то появляясь сильнее, все ищут своего удовлетворения. В этом состоит сущность истории.

Конец ознакомительного фрагмента.

Сноски

1

См. «Современник», 1859 г… № VII.

2

бог из машины (лат.) – Ред.

3

ни с того ни с сего, внезапно (лат.). – Ред.

4

в жанре (франц.). – Ред.

5

шедеврами (франц.). – Ред.

6

внезапно, сразу (лат,). – Ред.

Комментарии

1

Добролюбов имеет в виду статью «Темное царство». См. выше, стр. 70–188.

2

Добролюбов имеет в виду Н. П. Некрасова (1828–1913), литературного критика, статья которого «Сочинения Островского» была опубликована в журнале «Атеней», 1859, № 8.

3

Статья Н. Ф. Павлова о «Грозе» была напечатана в рептильной газете «Наше время», пользовавшейся субсидией Министерства внутренних дел. Говоря о Катерине, критик утверждал, что «писатель с своей стороны сделал все, что мог, и не его вина, если эта бессовестная женщина явилась перед нами в таком виде, что бледность ее лица показалась нам дешевым притираньем» («Наше время», 1860, № 1, стр. 16).

4

Речь идет об А. Пальховском, статья которого о «Грозе» появилась в газете «Московский вестник», 1859, № 49. Некоторые литераторы, в числе которых был и Ап. Григорьев, склонны были видеть в Пальховском «ученика и сеида» Добролюбова. Между тем этот мнимый последователь Добролюбова стоял на прямо противоположных позициях. Так, например, он писал: «Несмотря на трагический конец, Катерина все-таки не возбуждает сочувствия зрителя, потому что сочувствовать-то нечему: не было в ее поступках ничего разумного, ничего человечного: полюбила она Бориса ни с того, ни с сего, покаялась ни с того, ни с сего, в реку бросилась тоже ни с того, ни с сего. Вот почему Катерина никак не может быть героиней драмы, но зато она служит превосходным сюжетом для сатиры… Итак, драма «Гроза» – драма только по названию, в сущности же это – сатира, направленная против двух страшнейших зол, глубоко вкоренившихся в «темном царстве» – против семейного деспотизма и мистицизма».

Резко отмежевываясь от своего мнимого ученика и вульгаризатора, Добролюбов полемически называет свою статью – «Луч света в темном царстве», так как в рецензии А. Пальховского били следующие строки – «разражаться громом против Катерин – нечего: они не виноваты в том, что сделала из них среда, в которую еще до сих пор не проник ни один луч света» («Московский вестник», 1859, № 49).

5

Добролюбов имеет в виду Н. А. Миллера-Красовского, автора книжки «Основные законы воспитания», который в своем письме в редакцию «Северной пчелы» (1859, № 142) протестовал против глумливой трактовки его труда рецензентом «Современника» (1859, № VI). Автором этой рецензии был Добролюбов.

6

Статья Белинского о повести графа В. А. Соллогуба «Тарантас» (1845) была использована для едкой памфлетной характеристики как самого Соллогуба, так и И. В. Киреевского, лидера московских славянофилов.

7

Классическая поэтика требовала сохранения в драматическом произведении «единства действия»; романтики сознательно, этот «закон» нарушали, вводя не только двойную, но и тройную интригу.

8

Добролюбов имел в виду статью Н. Д. Ахшарумова в сборнике «Весна» о «Воспитаннице» Островского. Презрительную характеристику Ахшарумова см. выше, в статье о «Темном царстве», стр.76–77.

9

Цитата из стихотворения Лермонтова «Журналист, читатель и писатель» (1840).

10

Добролюбов иронизирует по поводу авторитета в реакционных литературных кругах идеалистической эстетики Фридриха-Теодора Фишера, эпигона школы Гегеля. В 1858 г. вышел в свет последний том его трехтомной «Asthetik, oder Wissenschaft des Schonea», Stuttgart, 1837–1858.

11

Формула «обоюдоострый меч анализа» употреблена Тургеневым в статье «Гамлет и Дон Кихот», напечатанной впервые в «Современнике» 1860, № I.

12

Добролюбов имеет в виду статью П. В. Анненкова в «Библиотеке для чтения» «О бурной рецензии на «Грозу» г. Островского, о народности, образованности и о прочем (Ответ критику «Грозы» в журнале «Наше время»)».