Петр Валуев - Религиозные смуты и гонения. От V в. до XVII в. Страница 9

Еще до издания этого эдикта евреи подвергались в других частях Испании всякого рода насилиям, в видах обращения их в христианство. В 1390 году в Севилье под впечатлением проповедей известного своим красноречием Фернандо Мартинеца, католики напали на еврейский квартал и в нем умертвили, по единогласному показанию современников, до 4000 евреев. Такие же побоища повторились в других местах Валенции, Толедо, Кордове, Бургосе и Барселоне. Принимавших крещение по принуждению, но впоследствии отпадавших инквизиция преследовала и предавала сожжению. Но эти частные бедствия бледнеют перед тем общим бедствием, которое постигло евреев при изгнании из Испании. Историк Пик Мирандола сравнивает их участь, в эту эпоху, с их участью при разрушении Иерусалима. Они обязывались выселиться в трехмесячный срок под угрозой смертной казни за нарушение этого срока. Им разрешалась распродажа имущества, но воспрещался вывоз золота и серебра. Число изгнанных определяется различно разными историками – от 120 000, по Кардозо, до 800 000, по Мариане. Множество выселенцев было захвачено морскими разбойниками и увезено в неволю. Около 80 000 укрылись в Португалии, положившись на обещанное королем покровительство. Но их надежды не оправдались. Испанское духовенство возбудило фанатизм в среде португальского. Король, уступая его настояниям, издал эдикт еще более жестокий, чем эдикт королевы Изабеллы. Повелено изгнать всех евреев, но сперва отобрать от них детей моложе 14 лет, для воспитания их в христианской вере. Тогда несчастным изгнанникам изменила твердость духа, с которой они до тех пор переносили свои бедствия. Дикие сцены отчаяния о том свидетельствовали. Матери убивали своих детей или бросали их в колодцы, чтобы не отдавать в руки христиан. Затем оказалось, что суда, на которых они должны были отплыть от португальских берегов, преднамеренно были угнаны или задержаны, и по истечении указанного срока наличные евреи были обращены в неволю и насильственно окрещены. Историк Парамо говорит, что португальский декрет об изгнании евреев просто заменен декретом о их насильственном окрещении. Большинству невольников впоследствии возвращена свобода по более человеколюбивому настоянию римской курии.

Мученическое израильское племя, далее говорит Лекки, тринадцать столетий сряду испытывало все виды угнетения, которые мог изобретать самый яростный фанатизм. Оно переносило всякие обиды, клевету, лишение имущества, нарушение драгоценнейших для человека уз и жесточайшие физические страдания, но не отступало от веры праотцев. Преследование тяготело над ним в самых страшных формах – но в сопровождении таких мелочных стеснений и притеснений, которые отнимали у преследования внешний характер величия и препятствовали возбуждению энтузиазма в его жертвах. Но евреи не только переносили, но и вынесли бремя этого многовекового гнета. Во мраке средневекового невежества они продолжали свои научные занятия; они передавали западной Европе труды арабской науки; они были лучшими врачами и финансистами, и в особенности главными двигателями и представителями коммерческой деятельности. В продолжение нескольких столетий торговля сосредоточивалась почти исключительно в их руках. Путешествия знакомили их с особенностями и нуждами разных стран. Они вели между собой постоянную и обширную переписку, учредили систему денежных переводов и ссуд, которой тогда не было подобной в Европе, сделались необходимыми посредниками при тогдашнем общественном строе, для удовлетворения экономических потребностей христианских государств, и приобрели среди претерпеваемых ими бедствий большие богатства и значительное влияние на дела[55]. Во время процветания итальянских республик евреи селились в Ливорно, Пизе, Генуе и Венеции и там пользовались терпимостью несравненно большей, чем в других странах.

В ряду религиозных преследований отдельное место занимает преследование чародеев, колдунов и особенно колдуний, начавшееся в XIII веке и продолжавшееся, постепенно ослабевая, до второй половины XVIII[56]. Первая исторически удостоверенная казнь колдуньи состоялась в Тулузе в 1275 году. Сожжена женщина 60 лет, обвиненная в связи с сатаною. Последние казни совершены в Вюрцбурге в 1729 г., в Ландсгуте в 1754 и 1756 гг., в Испании в 1780 г. и в Гларусе в 1782 г. В Вюрцбурге сожжена помощница игуменьи ингерцелльского монастыря Мария Рената, сознавшаяся в бесновании; в Ландсгуте обезглавлены две будто бесновавшиеся девушки 13 и 14 лет; в Испании – колдун, в Гларусе – женщина, за колдовство.

Пределы настоящего очерка не позволяют входить в рассмотрение психологического и физиологического вопросов о понятиях, долго господствовавших в Европе насчет колдовства и беснования, и о явлениях, на которые те понятия опирались. Но факт их господства не подлежит сомнению. Католическая церковь их догматически изъясняла, распространяла и утверждала. Папа Иннокентий VIII подробно изложил в булле Summis desiderantis (1484) учение о ереси колдовства и об инквизиционном над еретиками суде. Подобные буллы изданы и двумя другими папами, Юлием II (1504) и Адрианом VI (1526). Инквизиторы Шпренгер и Кремер подробно определили в составленном им руководстве Malleus maleficarum порядок следственного производства для обличения виновных в чародействе и колдовстве. Но такой взгляд на дело не принадлежал исключительно католической иерархии. Лютер отзывался в том же смысле и сказал[57], что он безжалостно сжег бы всех колдуний. Джон Уэслей (Wesley), с лишком двумя столетиями позже (1768), писал, что отказываться от веры в колдовство значит, в сущности, отказываться от Библии[58].

Нам должно казаться невероятным число казненных за колдовство в течение трех столетий, хотя это число удостоверяется множеством разных показаний и обширной по этому предмету литературой[59]. Во Франции состоялись относящиеся до него определения парламентов парижского, реймского, руанского, реннского, тулузского, бордосского и дижонского, и за каждым таким определением текли потоки крови. В Тулузе, местопребывании инквизиции, до 400 человек казнено одновременно. Реми, один из судей Нанси, хвалился сожжением 800 колдуний в течение 16 лет. В Париже, по словам современного писателя, даже трудно было определить число казней, совершенных в несколько месяцев. Бежавшие из Франции в Испанию – там преследовались и сожигались инквизицией. Во Фландрии ожесточенное преследование колдуний продолжалось в течение всего XVI века и большей части XVII. В Италии в одной провинции Комо казнено до 1000 человек в один год. То же самое происходило в других местностях Италии, в Швейцарии и Савойе. В Женеве, где тогда управление сосредоточивалось в руках епископа, казнено до 500 колдуний в три месяца. В Констанце и Регенсбурге сожжено 48 и до 80 в небольшом городе Валери, в Савойе. В Швеции в 1670 г. осуждено до 70 и многие из них сожжены. В Англии не было такого фанатического гонения колдовства – английское духовенство тому не сочувствовало. Но в Шотландии ревность пуритан не знала пределов и свирепствовала не менее упорно, чем ревность католических фанатиков в других странах. Торжественно собравшийся в Эбердине синод, в 1603 году, вменил в обязанность всякому приходскому проповеднику произвести, при содействии двух приходских старшин, точнейшее тайное исследование о могущих оказаться на месте колдуньях, спрашивая под присягой всех прихожан о том, что по этому предмету им могло быть известно. Последняя казнь за колдовство состоялась в Шотландии, по одним показаниям в 1772 г., по другим – в 1727 году. Но еще гораздо позже, в 1773 г., члены соединенного присутствия постановили «резолюцию», в которой заявляли свое верование в колдовство и выражали сожаление о распространившемся относительно его неверии. Нельзя притом забывать, что и в Шотландии, как и в других странах, преследования сопровождались самыми жестокими пытками, и этими пытками, большей частью, вынуждались признания обвиняемых.

Оглядываясь на залитую слезами и кровью область религиозных гонений, мы с ужасом размышляем о неисчислимом числе жертв, о свирепости казней и о тех бесчеловечных мучениях, которые предпосылались казням. Но не на одних только жертвах этих гонений останавливается наша мысль. На загадочном числе погибших и на сумме ими перенесенных страданий она остановиться не может. Она невольно обращается и к другой сумме, еще более значительной, к сумме нравственных страданий тех, кто переживал погибавших, кто с ними был близок, кто с ними был связан самыми драгоценными для человеческого сердца узами, кто страшился за них, кто мог тщетно надеяться, мог напрасно умолять, кто знал о пытках, часто был свидетелем казней и до конца своей жизни должен был о том хранить неизгладимую память. Перед этим страшным, скорбным итогом сам собой ставится вопрос: к каким результатам приводило до сих пор и, в конце концов, привело его вековое приращение?