Лиза Скоттолайн - Желанное дитя Страница 65

– Фу, – выдохнула она невольно, начав фотографировать как можно быстрее, потому что не хотела терять времени. Некоторые следы были светлее, чем другие, но она сейчас не могла их рассматривать в подробностях – ее слишком сильно тошнило.

Она осмотрела маленькую, симпатичную кухню, выкрашенную в солнечный желтый цвет, с белыми шкафчиками и мелочами, от которых щемило сердце: около раковины висела узенькая полочка, на ней стояла серия фотографий Гейл с друзьями и семьей, на фото все смеялись, склонив головы друг к другу… Вот Гейл в парке аттракционов, вот в купальнике на пляже, а вот – за столиком в ресторане…

На холодильнике было много магнитиков с Губкой Бобом, но еще больше – связанных с работой медсестры: один был сделан в виде кусочка пластыря, и на нем было написано: «Медсестра тебе поможет», на втором была нарисована медсестра в халате и написано: «Я – медсестра. А какая у тебя суперсила?» А третий гласил: «Я достаточно очаровательна, чтобы заставить твое сердце замереть, и достаточно профессиональна, чтобы заставить его снова биться».

Кристина почувствовала, как вскипают у нее в глазах слезы, но ей удалось их сдержать.

– Смотрите под ноги, – напомнил детектив Уоллес, выводя ее из кухни, и она последовала за ним, хотя с каждым шагом зловоние становилось все более сильным и нестерпимым.

– Посмотрите вниз. Не наступайте на это. – Детектив Уоллес остановился и показал указательным пальцем на пол. Кристина опустила глаза и сделала еще несколько фотографий кровавых следов, ведущих из кухни в спальню.

Детектив Уоллес включил свет, и Кристина заметила, что квартира имела точно такую же планировку, как и квартира Линды Кейт: слева находилась спальня, а справа – гостиная. Войдя в спальню, детектив Уоллес включил свет и там – и Кристина задохнулась.

Кровь была везде. Она расцвела огромными цветами на двуспальной кровати, накрытой покрывалом, рисунка которого было уже не разобрать из-за крови. Уже не красная, она высохла и стала темно-коричневой, а местами даже черной, и пятна ее были повсюду: на медной спинке кровати, на белой стене за кроватью, на репродукции «Подсолнухов» Ван-Гога в раме, висящей в изголовье, даже на полу перед кроватью, где валялись сабо, сброшенные, должно быть, Гейл, – они тоже были в крови, вокруг них была лужица крови, и дальше от них расходились следы ног – в разных направлениях. Кристина старалась не дышать, делая фотографии этой жуткой картины. Здесь убили человека – и вид этого места и запах вызывали у нее животный ужас и отвращение. Оглядевшись, она обратила внимание, что с другой стороны кровати, на полу, целая лужа крови, у ножки, темно-красного, почти черного цвета, которая частично впиталась в голубой пушистый коврик почти такого оттенка, как у нее дома в ванной.

Она отогнала от себя эту мысль и сделала фотографию этого пятна, потому что, даже не будучи экспертом, поняла, что именно на этом месте Гейл получила удар. Крови здесь было столько, что она даже хлынула на противоположную стену, забрызгав зеркало и шкаф из сосны. Кристина вспомнила, как Закари говорил, что от такого удара кровь будет бить фонтаном, выплескиваясь с каждым новым ударом сердца – но она никогда бы не поверила в это, если бы не видела сейчас собственными глазами.

Она старалась контролировать свои эмоции, пытаясь представить картину убийства, кто бы его ни совершил: по тому, что она увидела, получалось, что преступник напал на Гейл около кровати, скорей всего неожиданно для нее, и воткнул в нее костную пилу, которую спрятал в заднем кармане или где-то еще. Ее кровь хлынула рекой, забрызгав все вокруг, включая зеркало и шкаф, а потом он перетащил ее в кровать, где связал ей руки и ноги, пока она умирала. Или, может быть, даже уже мертвой.

Кристина продолжала фотографировать, а в мозгу у нее все крутились жуткие сцены убийства. Конечно, если бы она видела результаты вскрытия, у нее было бы больше фактов, но ей не надо было быть коронером, чтобы понять, что та картина, которая возникла у нее сейчас в голове, объясняет те фотографии, которые она рассматривала вчера вечером. И никаких противоречий. Кроме одной маленькой детали: у него не было крови на лоферах. А если он убил Гейл так, как представляла себе сейчас Кристина – кровь должна была бы быть. Если, конечно, исключить случайное везение.

Детектив Уоллес наблюдал за ней, пока она фотографировала, кружа по спальне, рассматривая всякие девичьи мелочи: пузырьки от духов, подставку для шиньонов, розово-полосатую косметичку и другие осколочки жизни Гейл Робинбрайт, такой трагически короткой.

Потом Уоллес проводил ее в ванную, и она сделала фотографии и там, затем в гостиной, хотя понимала, что никакие фотографии не могут передать то, что она видела собственными глазами, хотя она, конечно, покажет все эти фотографии Грифу сегодня же, только чуть позже.

Весь гнев, весь ужас, который поселился в ней вчера вечером, теперь превратился в какое-то глухое отчаяние, которого она никогда раньше не испытывала, от понимания того, что один человек способен сотворить такое с другим человеком, а тем более от мысли, что это сделал Закари Джефкот. Ей хотелось, чтобы тот, кто совершил это жуткое убийство, даже если Закари, был жестоко наказан – и это тоже было новое чувство, которого раньше она не испытывала.

Кристина закончила свою экскурсию по квартире, потому что больше не могла дышать этим зловонным воздухом, голова у нее шла кругом от запаха и от тех чудовищных картин, которые роились у нее в мозгу. И выйдя вслед за детективом Уоллесом наружу, она некоторое время стояла, прикрыв глаза и вдыхая свежий воздух полной грудью, а только потом стала снимать перчатки и бахилы.

Голова у нее пухла от вопросов, которые она должна была задать Закари.

Ей нужно было попасть в тюрьму как можно скорее.

Глава 42

Во рту у Кристины пересохло, когда дверь открылась и она увидела Закари в сопровождении конвойного.

На Закари живого места не было: лицо у него опухло, правый глаз заплыл и был наполовину прикрыт, а правую щеку украшали свежие струпья. Кровь запеклась у него на лбу, на линии роста волос была глубокая царапина, заклеенная пластырем.

Конвойный слегка подтолкнул его, и Кристина увидела, что локти у него тоже сбиты в кровь, а руки исцарапаны. И повязка на левом предплечье.

Кристина не могла себе даже представить, что с ним случилось. У нее сжалось сердце, она сразу вспомнила об их кровной связи: отец ее ребенка пострадал, и она не могла отрицать, что это ее сильно беспокоит. Весь ее воинственный пыл сразу угас. Она была очень расстроена и злилась на него, когда ехала сюда от Гейл, перед глазами у нее стояли фотографии, где он был весь в крови, и она собиралась уличить его во лжи и вывести на чистую воду. Но гнев ее сразу куда-то подевался, как только он появился на пороге и она увидела, в каком он состоянии.

– Закари, что случилось?! – воскликнула Кристина, пораженная увиденным.

– О господи, это было ужасно, – простонал Закари, опустившись на стул. – Нас вчера не выпускали на прогулку из-за этого всего. Они сказали, что позвонят Грифу. Позвонили?

– Я не знаю. Но что случилось? Кто на вас напал?

Закари покачал головой, облизав кончиком языка сухие губы.

– Вы себе просто не представляете… Я просто стоял, прислонившись спиной к стене. Я так всегда делаю во время прогулок: здесь белые ребята держатся белых ребят, черные кучкуются вместе, мусульмане тоже и мексиканцы, ну все такое. А я стараюсь избегать всех. И вот я стою себе, а КО – так тут называют конвойных, «конвойный офицер – КО» – все ходил вокруг меня, приглядывал за мной. Жарко было ужасно, и тут вдруг этот КО наваливается на меня и начинает падать на колени. Я сразу понял, что случилось.

– Что? – спросила Кристина.

– У него был лишний вес, такое, знаете, пивное пузо. И он потел. Так что я сразу понял, что у него сердечный приступ.

– Прямо вот так? У вас на глазах? – Кристина скривилась.

– Да, поэтому я подскочил к нему и начал делать искусственное дыхание. Я понимал, что могу спасти ему жизнь, орал «позвоните 911, у него инфаркт!», но остальные КО решили, что я на него напал, поэтому подбежали, стащили меня с него и швырнули на землю. Они ударили меня головой об асфальт и начали лупить ногами…

– О нет!

– Я все кричал «у него инфаркт, у него инфаркт, вызовите “скорую”, вызовите “скорую”!», а потом начался ад, свалка, драка, и я помню только, как меня тащили волоком по земле и бросили в карцер.

– Карцер?

– Изолятор. Карцер. Они даже собирались расписать меня, пока не отвезли этого КО в больницу и не успокоились.

– Расписать? Что это значит?

– Это значит – наказать! Высечь! Физическое наказание! – глаза Закари вспыхнули гневом, несмотря на то, что один из них почти полностью заплыл. – И единственная причина, почему они этого не сделали – это то, что ЭКГ и анализы показали: у него был инфаркт! Им целый день понадобился на то, чтобы выяснить, что я не нападал на него! Они отменили физическое наказание, но я все еще нахожусь в карцере.