Никита Кузнецов - Слава и трагедия балтийского линкора Страница 10

Как я уже отмстил, конспирация среди команды «Славы» осуществлялась успешно, однако многие товарищи, причастные к революционному движению на корабле, вели себя крайне неосторожно. Это позволило командованию корабля установить наблюдение за партийной работой среди команды. Я уже отмечал донесение командира крейсера «Аврора», в котором он считал политически более надежными «землепашцев», т.е. крестьян. Такое мнение вообще господствовало среди командного состава флота. И поскольку из числа квалифицированных рабочих едва удавалось комплектовать машинные команды и других специалистов, то на комендоров и артиллерийских унтер-офицеров в специальных военно-морских школах обучались главным образом крестьяне. Это были в большинстве политически мало развитые люди, и, кроме того, среди них встречались кулацкие сынки. Привыкая на флоте к обеспеченному и относительно культурному быту, многие бывшие крестьяне не стремились возвращаться к тяжелой трудовой жизни в деревне и охотно оставались на сверхсрочную службу. На «Славе» эта особенность в среде команды была учтена, и по приказанию командира корабля артиллерийские офицеры с помощью своих подчиненных артиллерийских унтер-офицеров и комендоров организовали слежку за всеми матросами.

В материалах дознания и следствия частично приводятся доносы артиллерийского унтер-офицера Вьюнова о том, что на корабле матросы собираются в кружки и при его приближении прекращают разговоры. Чаще всего это происходит с участием матроса 1-й статьи Сергея Белова, который, по наблюдению Вьюнова, был их руководителем. Когда в январе 1911 г. команда не захотела есть на ужин горох, а комендоры во главе с Вьюновым сели за столы, Белов сказал боцманмату комендору Жихареву: «Ладно, мы с вами потом рассчитаемся». Видимо, Жихарев донес об этой угрозе по начальству, потому что дальше он сообщал: когда после этого по распоряжению командира были перенесены в кормовой погреб все ружейные патроны и 3-линейные винтовки, он случайно слышал по переговорной трубе разговор комендора Михаила Гущина и матроса разряда штрафованных Федора Зилотина. Они ругали сверхсрочнослужащих за то, что они мешают работать. При этом как будто Гущин говорил, что хорошо еще сделали, положив патроны и винтовки в одно место. Гущин копил деньги на покупку револьвера и однажды сказал гальванерному унтер-офицеру Васильеву: «Мы в город зря не ходим, мы там дела делаем». Комендор боцманмат Жихарев информировал также, что около матроса Белова собирались: Зилотин, Гущин, Серов, Петров и Полтинников. Другие же замечали в этой группе и минно-машинного унтер-офицера Федора Гоцелюка.

В связи с эпизодом отказа части команды от ужина с горохом фельдфебель Пивен рассказывал, что когда люди не спускали подвесные столы и не садились за еду, он обратился с вопросом к машинисту 1-й ст. Кириллу Седову: «Почему не опускаешь стол?» Тот ответил: «Мы и в мирное время не спускали, а теперь тем более». Этот разговор был дня за два-три до ареста Молодцова и Белова. Вьюнов слышал, как один матрос говорил другому: «Вы требуйте все, что полагается по части продовольствия; на судне в левой машине все согласны».

Некоторыми своими подчиненными в качестве сыщиков среди команды руководили два артиллерийских офицера. Они явно были в курсе намерений командира корабля, когда он 21 марта 1911 г. перед строем команды стал по списку вызывать тех, кого был намерен арестовать. Старший и младший артиллеристы стали по обе стороны Коломейцева как бы для его защиты от всяких случайностей. Старший артиллерист впоследствии фигурировал в обвинительном акте как свидетель[14].

К командиру «Славы» информация о подпольной работе большевистских ячеек могла поступать и в другом порядке. Через некоторое время после прибытия «Славы» в Тулон и назначения нового командира царская политическая полиция, имевшая свой филиал в Париже, по-видимому, прикомандировала к кораблю своего сотрудника под фамилией Саванова. Он появился якобы как политэмигрант, вынужденный заниматься фотографией для заработка. Если бы это не был агент охранки, то как политический эмигрант Саванов не смог бы получить от командира свободный доступ на корабль. «Фотограф снимал “Славу” во всех видах, а главное, он втерся в доверие команды, проводил среди матросов целые дни, фотографировал по сходным ценам каждого отдельно и группами, был услужлив и любезен. Разумеется, он многое видел и слышал, а потому мог быть хорошим осведомителем». Было еще одно обстоятельство, характеризующее организацию Коломейцевым политической слежки среди команды. Согласно записи в судовом вахтенном журнале за 21 марта, в этот день были арестованы 12 человек и среда них машинный унтер-офицер Даниил Литовченко. Из приказа командира от 9 апреля № 118 видно, что за 22 и 24 марта во время производства дознания судовой комиссией было арестовано еще 8 человек, — всего 20 человек. Согласно этого же приказа на транспорт «Океан» было списано 19 человек. Среди них не было Литовченко, значит, можно думать, что он способствовал слежке и дознанию и поэтому лишь временно — для обмана команды — был взят под стражу, а затем освобожден.

Из всего сказанного видно, насколько командир «Славы» был осведомлен о подпольной революционной работе. Через свою агентуру Коломейцев знал также о тайных собраниях на берегу участников кружков, возглавлявшихся машинным унтер-офицером Молодцовым и матросом Беловым. Попутно надо отметить, что Белов был развитым человеком. Он до военной службы получил образование штурмана торгового флота, на «Славе» же исполнял обязанности писаря в судовой канцелярии.

В обвинительном акте по «Делу 59-ти» говорится, что на собраниях, устраиваемых в трактирах и ресторанах города Тулона, обсуждалась подготовка вооруженного восстания. Кроме матросов «Славы» присутствовали — агитатор «товарищ Алексей» и матрос — подручный кочегара Д. Краснокуцкий еще с двумя матросами, покинувшими «Славу» в январе 1909 г. при стоянке в Александрийском порту в Египте. Агитатор «товарищ Алексей», по-видимому, был командирован в Тулон В.И. Лениным. Надежда Константиновна Крупская в «Воспоминаниях о Ленине» (вып. II, Соцэкгиз, 1931, ст. 42) рассказывает, что большевики «Славы» обратились с письмом к Владимиру Ильичу в Париж с просьбой прислать литературу и агитатора, который помог бы вести пропагандистскую работу среди моряков, и эта просьба была выполнена.

Разраставшееся среди команды резкое недовольство командиром на фоне общего революционного подъема не успело вылиться в какие-либо эксцессы и тем более в восстание. У командира же было вполне достаточно сведений о революционном движении на корабле, чтобы приступить к арестам причастных к нему матросов. 21 марта 1911 г. около 5 1/2 час. вечера перед ужином вся команда была вызвана на верхнюю палубу и выстроена во фронт. Уже за значительное время перед этим, под предлогом наблюдаемых им нарушений караульного устава, Коломейцев приказал назначать караульными начальниками поочередно трех младших офицеров-мичманов. Вызвав из строя по списку 12 человек, командир приказал караульному начальнику взять их под стражу и спустить в обширное и совершенно изолированное от остальных частей корабля румпельное отделение. Оно сообщалось единственной широкой шахтой-лазом с коридором в офицерском помещении около кают-компании.

Коломейцев настолько восстановил против себя всех, что даже значительная часть офицеров не верила в обоснованность действий командира. С большинством арестованных матросов у их непосредственных начальников были вполне дружественные отношения. Настроение в кают-компании стало мрачным и тягостным; явно ощущалось сочувствие арестованным. Оно выражалось во многих мелочах. Для хорошей вентиляции румпельного отделения туда на все время был спущен виндзейль (сшитая из парусины большого диаметра труба, раструбом в верхней своей части устанавливаемая против ветра). Из камбуза «выводной» матрос караула приносил лучшего качества пищу с увеличенным пайком мяса. «Выводной» сопровождал заключенных в одну из офицерских уборных. Разумеется, через этого матроса арестованные могли иметь связь с товарищами. Ее же они, конечно, имели через банщика при регулярном пользовании баней. Офицеры — караульные начальники — были «первыми сочувствующими» арестованным.

Тотчас же после ареста первой группы в 12 человек приказом командира корабля от 22 марта №101 была назначена комиссия под председательством самого Коломейцева для допроса заключенных.

В их личных вещах был произведен тщательный обыск. Давно служившие на корабле матросы привыкли к спокойным взаимоотношениям с офицерами. Поэтому даже те, кто были причастны к революционной деятельности, проявили крайнюю беспечность в хранении явно компрометирующей их переписки и агитационной социал-демократической литературы. Молодцов в зашифрованном письме обращался в Париж якобы к эсерам с просьбой о присылке в Тулон агитатора. Странным кажется, что шифр к этому письму будто бы был найден у минно-машинного унтер-офицера Гоцелюка, причем шифр был написан на клочке бумаги. Эти находки, возможно, были искажены в порядке следствия для доказательства связи арестованных с эсерами. У матроса Алексея Полтинникова нашли письмо от некоего Чичова, датированное 8 марта 1911 г. Полтинникова спрашивали: «Это ты так думаешь или так думает вся “Слава”, или может быть перешли от слова к делу».