Борис Галенин - Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том I Страница 11

И наконец, в самом страшном девятом круге, на самом дне Ада, казнятся обманувшие доверившихся, то есть предатели. В девятом круге четыре пояса: для предателей близких, предателей Родины, предателей друзей и последний четвертый пояс — Джудекка, по-русски говоря — Иудка, названный по имени бывшего апостола-христопродавца и предназначенный для предавших своих благодетелей. В центре Иудки по пояс возвышается сам владыка ада Люцифер, снабженный Данте тремя пастями:

Они все три терзали, как трепала,По грешнику; так с каждой стороныПо одному, в них трое изнывало.

В трех пастях Люцифера казнятся те, чей грех, считает Данте, ужаснее всех мыслимых и немыслимых грехов: предатели Величества Божьего и величества человеческого. Тех двух властей, которые, по мнению Данте, в данном случае вполне совпадающему с мнением Святых Отцов, должны совместно — в лице Первосвященника и в лице Императора — вести человечество к блаженству вечному через оптимальное устроение бытия земного.

Нетрудно догадаться об имени первого из этих грешников, хотя бы по названию самого пояса. А вот два других — это любимые демократами и республиканцами всех времен и народов — Марк Юний Брут и Гай Кассий Лонгин, убившие во имя идеалов своего друга и благодетеля Юлия Цезаря, первого императора Римской Империи.

У Освальда Шпенглера вызывает недоумение «культ Брута, которому предавались в якобинских клубах. Культ этого миллионера и ростовщика, который в качестве главы римской знати и при одобрении патрицианского сената заколол вождя римского народа…»{24}

А чего недоумевать-то? Подобное тянется к подобному. Свой свояка…

От себя замечу, что деятели Февраля 1917 года, поднявшие пяту свою на Помазанника Божия, — как военные и духовные, так и гражданские, — успешно совместили в своих деяниях грехи всех трех любимцев Люцифера. Так что ежели те совсем потеряют товарный вид и вкус, то соответствующая заедка Деннице всегда найдется[18]. 

О Промысле и Воле Божией

Чтобы еще немного приблизиться к пониманию случившегося с Россией в феврале 1917 года, следует осознать, что Царь мог воевать за народ с кем угодно, в том числе и с мятежниками. Но Он не мог воевать с народом. Даже обращая его к добру, поскольку добро не бывает принудительным.

Когда в народе угасает желание жить в христианском государстве и христианской среде — Православная монархия теряет предпосылку и цель своего бытия, ибо никого нельзя насильственно сделать христианином. Государю нужны были добрые православные верноподданные, а не дрожащие рабы.

С утратой же последними Православия Император Николай II мог и даже был обязан отрешиться от управления предавшими Веру страной и народом.

Беда России истинная заключалась в том, что многие русские люди были еще за Родину, даже за Царя, но Вера стояла уже давно на последнем месте, что не случайно отразилось в припеве известной военной песни: «Так за Царя, за Родину, за Веру»[19].

Православная Церковь учит, что Господь всем хочет спасения и вечной жизни и проявляет заботу об ищущих спасения. Они находятся под особым смотрением Божиим. Волосы на головах их сочтены.

Очевидно, если бы Россия и русские люди сохраняли Православие и тем выполняли основную Божью заповедь о снискании жизни вечной, то Господь не попустил бы России впасть во власть нечестивых. Не попустил бы Господь Своему Помазаннику отречься от престола и управления страной.

Потому и отложились от русских людей их страна и Царь в 1917 году, что Господь провидел упадок Веры при еще сохраняющейся верности Родине и у многих даже Царю. 

Чертей больше рядом с рясой

Поскольку речь идет о правителе страны, то можно вспомнить еще одну русскую поговорку — «Чертей больше рядом с рясой». Относя эту пословицу к Государю, легко объяснить характер Его окружения.

Применима эта поговорка и к нашим дням. Можно представить, чего может стоить современному правителю, радеющему о благе страны, попытка провести хоть какие-нибудь меры, способствующие этому благу!

Император, сохраняя верность своему предназначению Помазанника Божия, отрекся от управления народом, который в жизни своей не духовно, а чисто формально оставался православным.

О катастрофическом упадке значения православия в жизни русского народа свидетельствуют такие разные люди, как Святители Игнатий Брянчанинов, Феофан Затворник и Николай Японский, Св. прав. Иоанн Кронштадтский, и много рядовых пастырей той эпохи, призывавших русских людей к покаянию, увещевая их не следовать чужеродным учениям.

Даже товарищ министра внутренних дел Павел Григорьевич Курлов говорит: «Конец 19-го и начало 20-го века знаменуется упадком религии не только в высшем обществе, но даже в народе».

А Курлову это по службе знать надо было. К сказанному он добавляет: «Государь Император был, несомненно, глубоко религиозным человеком… Окружавшие его люди поселили, к сожалению, в его душе чувство полного недоверия и брезгливого презрения к представителям бюрократии и высшего общества, раболепно перед ним преклонявшимся для достижения своих эгоистических целей и в то же время на каждом шагу готовым его предать»{25}.

В таком случае становятся абсолютно понятными слова дневника Государя от 2/15 марта 1917 года: «Кругом измена и трусость, и обман!»

Но кроме всего, чтобы вступить в силу самому отречению, должна была пройти определенная законная процедура, чтобы последующая власть имела сколько-нибудь легитимный характер.

И еще одним достаточно темным вопросом нашей темной революционной биографии является вопрос, была ли эта процедура соблюдена.

А был ли Манифест?

Акт Государя об отречении — а на самом деле телеграмма в Ставку, адресованная как какой-нибудь рабочий фронтовой документ Начальнику Штаба, а отнюдь не Манифест, обращенный к народу, как подложно назвали потом предатели этот Акт, — был подписан карандашом[20] вопреки всяким правилам и обычаям.

Единственный за все царствование документ, подписанный Николаем Александровичем карандашом.

По многим еще другим причинам, которым посвящена целая литература, документ этот юридической силы не имеет, и если кого из читателей сей факт может порадовать, то de jure мы живем до сих пор в Российской Империи.

Следовательно, все принятые потом акты, законы и постановления, что Временного, что большевистского, что иных правительств, также юридической силы не имеют. Как говорят математики — по индукции.

Так что когда сограждане сетуют, что кругом творится беззаконие, то это имеет гораздо более глубокий смысл, чем вкладывают в свои слова сетующие.

Легенда о «манифесте» берет начало с отображения Акта об отречении в правдивых средствах массовой информации постфевральской России. Думские «братья» и их спонсоры, вероятно, решили, что если напечатать этот документ в его истинном виде, то может выйти большое недоразумение. Поэтому шапку дали соответствующую.

Извольте видеть:

То, что приведенное начало «манифеста» является очевидной фальшивкой, ни в коем случае не могшей получить санкцию Государя, следует хотя бы из слов: «Объявляем всем верным Нашим подданным…»

От верных подданных не отрекаются! Одна эта фраза превращает так называемый «манифест» в рассказ из великосветской жизни для кухарок.

В оригинале же выглядел «манифест» по-другому (см. с. 42).

Как видим, верных подданных нет и в помине. А слова «НАШ народ» означают лишь, что страна, народ и ответственность за них пред лицом Всевышнего оставались в Царском сердце до самого смертного часа. Далее.

При прочтении приведенного текста, невольно обращают на себя внимание некоторые слова и выражения, которые позволяют предположить, чем руководствовался Государь при его написании и визировании.

1. «Начавшиеся внутренние народные волнения…»

Эти слова свидетельствуют о том, что до Царя были доведены тем или иным способом и в той или иной форме сведения о «волнениях» всего народа, а не об очередном бунте петроградских рабочих с примкнувшими распропагандированными запасными частями. На всех них одного 3-го конного корпуса с лихвой бы хватило. Не говоря уж про гвардейскую кавалерию.