Владимир Шигин - Страсти по адмиралу Кетлинскому Страница 11

В августе 1914 года в Европе началась мировая война. С первых минут в ней принял участие и Балтийский флот. Что касается черноморцев, то они пока пребывали в бездействии, так как наиболее вероятный их противник—Турция пока придерживалась нейтралитета. Однако всем было очевидно, что долго такое положение дел не продлится.

Глава четвертая.

ФЛАГ-КАПИТАН КОМАНДУЮЩЕГО

Морским генеральным штабом был предложен план в случае начала войны с Турцией 1913—1914 годов, который, при превосходстве нашего флота над турецким предусматривал наступление главных сил ЧФ к Босфору для его блокады и боя с флотом противника в случае попытки его войти в море.

А ситуация на Черном море с началом войны России с Германией и Австрией в августе 1914 года складывалась не простая. После начала войны с Германией наше Министерство иностранных дел делало попытки оттянуть или устранить вовсе вступление в войну Турции. Это нашло себе отражение в директивах командующему Черноморским флотом, коему было прямо приказано «избегать явно агрессивных мероприятий, могущих послужить поводом для вступления Турции в войну».

На основании этого Эбергард и Кетлинский составили план действий, тогда же утвержденный ставкой, по которому «флот, сосредоточившись в Севастополе и будучи в постоянной боевой готовности, занимает впредь до новых указаний выжидательное положение, имея негласное наблюдение за турецким флотом при посредстве пароходов, совершающих рейсы между нашими портами и Константинополем».

Однако, уже к середине августа обстановка переменилась, германские крейсеры «Гебен» и «Бреслау» прошли Дарданеллы. Этим установилось соотношение сил, указанное в начале данной главы, т.е. при преимуществе на стороне турецкого флота Поэтому от довоенного плана пришлось сразу отказаться. Вместо этого плана Эбергард и Кетлинский предложили новый. Он предусматривал оборону нашего флота на подготовленной позиции с переходом в наступление в случае ослабления турецкого флота. После же вступления в строй бригады линейных кораблей типа «Императрица Мария» энергичные наступательные действия против Босфора

Согласно директиве Ставки, Черноморский флот мог отныне выходить в море лишь с учебными целями, не удаляясь от Севастополя дальше, чем на 60 миль, и, конечно, не ища встречи с «Гебеном». Затем пришла новая директива: «Не искать встречи с турецким флотом, если он не займет явно угрожающего положения». В результате этой чехарды ни Эбергард, ни Кетлинский до последнего момента не знали, будет ли война, т.к. директивы свыше поддерживали уверенность в возможности избежать ее.

28 октября 1914 года, вернувшись в Севастополь из учебного плавания, командующий флотом получил телеграмму о решении Турции начать войну. Но официального сообщения о начале войны все еще не было, и никто ранее данной директивы не отменял. На все запросы Эбергарда разъяснить ему ситуацию Ставка молчала. В то время Черноморский флот, за исключением минной дивизии и единичных вспомогательных судов, находился в Севастополе. В ночь с 28 на 29 октября два турецких миноносца внезапно атаковали в Одесской гавани канонерскую лодку «Донец», которая затонула от попавшей в нее торпеды.

В 10 часов 20 минут 29 октября штаб командующего флотом в Севастополе принял радио с парохода «Александр Михайлович»: «Вижу «Гебен» с двумя миноносцами». Флаг-капитан по оперативной части штаба, капитан 1-го ранга Кетлинский послал на «Александр Михайлович» запрос: «Уверены ли, что видели «Гебен»? На что капитан ответил: «Гебен» знаю». Получив подтверждение, Кетлинский немедленно доложил об этом Эбергарду, который находился на флагманском броненосце «Святой Евстафий».

Вскоре «Гебен» подошел к выходу из Севастопольской бухты, прошел через крепостное минное заграждение, бывшее в этот момент незамкнутым, сделал несколько залпов по рейду и батареям, которые открыли ответный огонь. После этого линейный крейсер повернул в море. На пути, отразив атаку дивизиона миноносцев, он встретил возвращавшийся из Ялты «Прут» и обстрелял его. «Прут» был затоплен своей командой, т.к. при продолжении боя имелась опасность взрыва находившихся на нем мин. В тот же день на рассвете турецкие крейсера бомбардировали Новороссийск и Феодосию и поставили мины в Керченском проливе, на которых взорвались 2 парохода. После этого линейные силы флота вышли в море и в течение трех суток безуспешно искали «Гебен».

Разумеется, в данной ситуации действия Эбергарда и Кетлинского нельзя признать блестящими. Однако их ошибки были во многом обусловлены неясностью политической ситуации и отсутствием разрешения на начало активных боевых действий. К тому же в целом потери были не столь уж и значительны.

По получении в Ставке известий о нападении турецкого флота адмиралу Эбергарду была предоставлена определенная свобода действий, однако было указано, что главной его целью является воспрепятствование неприятельскому десанту, который, по имевшимся сведениям, готовился в Константинополе.

Слухи о десанте являлись несерьезными, но Ставка на этом настаивала. Поэтому Кетлинскому приходилось учитывать противодесантные дела в своих оперативных планах и отвлекать силы на совершенно не нужное дело. Новый, составленный Кетлинским и утвержденный Эбергардом план предусматривал решительный бой с главными силами противника для достижения последующего полного господства на Черном море.

Единственным же средством принудить неприятеля к решительному бою являлась тесная блокада Босфора, которая вместе с тем пресекла бы всякое его появление в Черном море. Однако тесная блокада Босфора не могла быть осуществлена, т.к. вблизи не было ни одного удобного пункта базирования, и потому, что решительный бой у берегов противника при отсутствии явного превосходства в силах представлялся опасным, ибо наши поврежденные в бою корабли могли бы не дойти до Севастополя. Вследствие этих соображений Эбергард и Кетлинский решили ограничить деятельность Черноморского флота минным заграждением Босфора, обстрелом побережья Турции и периодическим крейсерством линейных сил в поисках противника.

Из воспоминаний бывшего военного министра Временного правительства, а затем военспеца Красной армии А.И. Верховского: «…Вместо продолжения бесплодных атак на западной границе России надо было сосредоточить усилия на ее Черноморском фронте. Здесь наиболее слабое звено Тройственного союза. По нему и следовало наносить удар. Адмирал Каськов… направил меня в штаб флота к начальнику оперативного отдела капитану 2-го ранга Кетлинскому. Этот высокообразованный офицер был в трагическом положении человека, связанного по рукам и ногам своим ограниченным и боязливым командующим».

С началом боевых действий на Черном море начала возникать и напряженность в отношениях с Морским управлением Ставки Верховного главнокомандующего. С первого же дня мировой войны при Ставке Верховного главнокомандующего для оперативного согласования деятельности Балтийского и Черноморского флотов было сформировано Морское управление. Вначале им руководил бывший помощник начальника Моргенштаба контр-адмирал Ненюков, которого вскорости сменил адмирал Русин. Штаб-офицерами при нем состояли капитаны 2-го ранга Бубнов, Немитц, старший лейтенант Яковлев и лейтенант Апрелев.

В своих воспоминаниях о характере работы Морского управления Ставки с флотами впоследствии капитан 2-го ранга Б.Н. Апрелев вспоминал так: «Благодаря тому, что оперативная часть обоих флотов функционировала уже задолго до войны и начальники соответствующих оперативных частей Морского генерального штаба были не только в служебном отношении, но и лично близко связанными с флаг-капитанами по оперативным частям обоих флотов, то вся работа оперативной части флотов сводилась к тесной и дружной связи флаг-капитанов по оперативным частям обоих флотов с Морским генеральным штабом и с Морским управлением штаба Верховного главнокомандующего, причем последнее являлось связью между флотами и армиями и имело задачей добиться полного взаимопонимания и согласования операций…»

В своих воспоминаниях Апрелев рисует почти идиллические отношения между Моргенштабом, Морским управлением Ставки и оперативными частями обоих флотов. Если такие отношения и существовали, то только до начала боевых действий. С началом же их ситуация кардинально поменялась.

Что касается Морского управления при Ставке, то, несмотря на его серьезное наименование, в первые полтора года войны забот у нее было не слишком много. Дело в том, что Балтийский флот подчинялся не Ставке, а командующему Приморской 6-й армией Северного флота и напрямую слать указания на флот Морское управление не могло. Помимо этого, рядом со штабом Балтийского флота располагался и Моргенштаб, который общался с балтийцами напрямую, через голову Ставки. Впоследствии Балтийский флот был передан из ведения 6-й армии в подчинение напрямую командующему Северным флотом. Это повысило авторитет и самостоятельность балтийцев, но все же Морское управление по-прежнему не могло ими командовать напрямую. Если Морское управление Ставки и слало какие-то бумаги балтийцам, то они носили, скорее рекомендательный характер, чем приказной. Что же касается Черноморского флота, то им Ставка, а следовательно, и Морское управление Ставки командовали напрямую. А так как никаких других дел у Ненюкова (а потом у сменившего его Русина) и его подчиненного больше не было, то они назойливо лезли во все мелочи черноморских дел. Чем больше морские офицеры Ставки слали указаний черноморцам, тем больше демонстрировали свою работу. Это, разумеется, не могло понравиться, ни адмиралу Эбергарду, ни его флаг-капитану по оперативной части. Началось неизбежное противостояние, итогом которого и явился затяжной конфликт командования Черноморским флотом и Морского управления Ставки. В этом конфликте дипломатичный и неглупый морской министр Григорович предусмотрительно занял сторону Ставки.