Владимир Карпов - Маршал Баграмян. «Мы много пережили в тиши после войны» Страница 12

Коммунисты вполне заслуживают доверия народа. Так выросло влияние коммунистов в Европе. Таков закон исторического развития.

Конечно, господину Черчиллю не нравится такое развитие событий, и он бьет тревогу, апеллируя к силе. Но ему так же не нравилось появление советского режима в России после первой мировой войны. Он так же бил тогда тревогу и организовал военный поход „14 государств“ против России, поставив себе целью повернуть назад колесо истории. Но история оказалась сильнее черчиллевской интервенции, и донкихотские замашки господина Черчилля привели к тому, что он потерпел тогда полное поражение. Я не знаю, удастся ли господину Черчиллю и его друзьям организовать после второй мировой войны новый поход против „Восточной Европы“. Но если им это удастся, — что маловероятно, ибо миллионы „простых людей“ стоят на страже дела мира, — то можно с уверенностью сказать, что они будут биты так же, как они были биты в прошлом, 26 лет тому назад»…

Разумеется, ни Сталин, ни руководимая им коммунистическая система «добровольно капитулировать» не собирались, и… началась война. Та самая третья мировая, о которой сегодня говорят по-разному: одни, что она свершилась, другие — она идет, третьи — скоро вспыхнет. Я сторонник мнения, что третья мировая война началась, когда ее объявил англо-американский союз. В ней родилась новая стратегия, которая и стала главным ее содержанием. Один из этапов этой войны в нашей стране мы сегодня наблюдаем и переживаем.

Черчилль напрасно торопил Трумэна: уже в сентябре 1945-го, через месяц после подписания президентом широковещательных документов Потсдамской конференции о дружбе и совместных с СССР мерах по демилитаризации Германии и упрочению мира, тот сам руководил подготовкой новой атомной бойни.

В США уже был разработан меморандум ОРК (№ 329 от 4.9.1945 г.), которым было определено: «Отобрать приблизительно 20 наиболее важных целей, пригодных для стратегической атомной бомбардировки в СССР и на контролируемой им территории».

Баграмян понимал: в создавшейся ситуации значение прибалтийского плацдарма значительно возрастает, — и поэтому принимал меры к укреплению обороноспособности побережья, проводил тактические учения с войсками, во взаимодействии с Балтийским флотом, на командно-штабных поездках отрабатывал с офицерами и генералами самые разнообразные варианты отражения вероятного противника с моря, с воздуха и суши.

31 мая 1946 года Баграмяна пригласили в Москву на заседание Высшего военного совета, которое состоялось 1 июня в Кремле.

Иван Христофорович ожидал услышать какие-нибудь новые сведения о происках англо-американского союза после речи Черчилля в Фултоне, но то, что произошло на этом заседании, было весьма неожиданно.

Маршалы Советского Союза, маршалы родов войск, генералы, члены совета расселись по местам. Генерал Штеменко занял стол секретаря Совета. Сталин почему-то опаздывал. Наконец он появился. Хмурый, не в военной форме, а в довоенном френче.

Неторопливыми шагами Сталин подошел к столу секретаря Совета, остановился и медленным взором обвел всех собравшихся. Затем он положил на стол папку и глухим голосом сказал:

— Товарищ Штеменко, прочитайте, пожалуйста, нам эти документы.

Генерал Штеменко раскрыл положенную Сталиным папку и начал громко читать. То были показания находившегося в застенках Берии бывшего командующего ВВС Советской Армии Главного маршала авиации А. А. Новикова. Нет нужды пересказывать эти показания, но суть их была однозначна: маршал Жуков возглавляет заговор с целью осуществления в стране военного переворота.

После прочтения показаний маршала Новикова в зале воцарилась гнетущая тишина, длившаяся минуты две. И вот первым заговорил Сталин. Обращаясь к сидящим в зале, он предложил выступать и высказывать мнение по существу выдвинутых обвинений в адрес Жукова.

Выступили члены Политбюро ЦК партии Г. М. Маленков и В. М. Молотов. Оба они стремились убедить присутствующих в виновности Жукова. Однако для доказательства не привели каких-либо новых фактов, повторив лишь то, что указывалось в показаниях Новикова.

После Маленкова и Молотова выступили маршалы Советского Союза И. С. Конев, А. М. Василевский и К. К. Рокоссовский. Они говорили о некоторых недостатках характера и допущенных ошибках в работе Жукова. В то же время в их словах прозвучало убеждение в том, что он не может быть заговорщиком. Особенно ярко и аргументированно выступил маршал бронетанковых войск П. С. Рыбалко, который закончил свою речь так:

— Товарищ Сталин! Товарищи члены Политбюро! Я не верю, что маршал Жуков — заговорщик. У него есть недостатки, как у всякого другого человека, но он патриот Родины, и он убедительно доказал это в сражениях Великой Отечественной войны.

Баграмян не выступал, точнее, его мнение не спрашивали.

Сталин никого не перебивал. Предложил прекратить обсуждение по этому вопросу. Затем он подошел к Жукову, спросил:

— А что вы, товарищ Жуков, можете нам сказать?

Жуков твердым голосом ответил:

— Мне, товарищ Сталин, не в чем оправдываться, я всегда честно служил партии и нашей Родине. Ни к какому заговору не причастен. Очень прошу вас разобраться в том, при каких обстоятельствах были получены показания Новикова. Я хорошо знаю его, мне приходилось с ним работать в суровых условиях войны, а потому глубоко убежден в том, что кто-то его принудил написать неправду.

Сталин спокойно выслушал и затем сказал:

— А все-таки вам, товарищ Жуков, придется на некоторое время покинуть Москву.

Жуков ответил:

— Я готов выполнить свой солдатский долг там, где прикажут партия и правительство.

Жуков был освобожден от должности командующего Сухопутными войсками и на очередном Пленуме ЦК КПСС выведен из состава Центрального Комитета.

Баграмян уважал и высоко ценил маршала Жукова, был готов, как маршал Рыбалко, высказаться в защиту Георгия Константиновича и вообще считал эту затею против Жукова ненужной в сложнейшей международной ситуации, которая развивалась и ухудшалась с каждым днем. Продолжая руководить войсками Прибалтийского военного округа, Баграмян получал все новые и новые подтверждения этим своим мыслям.

В меморандуме СНБ (Совета национальной безопасности) США 7 марта 1948 года сказано:

«Разгром сил мирового коммунизма, руководимого Советами, имеет жизненно важное значение для безопасности Соединенных Штатов… Этой цели невозможно достичь посредством оборонительной политики. Соответственно, Соединенные Штаты должны взять на себя руководящую роль в организации всемирного контрнаступления…»

Для осуществления такой глобальной программы разрабатывались последовательно (по мере увеличения количества атомных бомб) несколько планов уничтожения СССР: «Бройлер–1947», «Бушвекер–1948», «Кронкшафт», «Хафмун», «Когвилл–1948», «Героян», «Офтекс–1949». И в 1950 году — широко известный теперь «Дропшот».

Учитывая горький опыт 1941 года, разведка своевременно добывала планы военного руководства США. Все, о чем пойдет разговор ниже, было известно и командующему войсками ПрибВО.

И мы с читателями тоже теперь имеем возможность познакомиться с важным документом — планом войны США против СССР — «Дропшот».

Как в свое время гитлеровский план «Барбаросса» предусматривал несколько этапов войны, так и «Дропшот» имел четыре этапа.

Первый этап: внезапный удар 300 атомных бомб по крупным городам Советского Союза — Москва, Горький, Куйбышев, Свердловск, Новосибирск, Омск, Саратов, Казань, Ленинград, Баку, Ташкент, Челябинск, Нижний Тагил, Магнитогорск, Пермь, Тбилиси, Новокузнецк, Грозный, Иркутск, Ярославль и другие — всего 70 крупных городов. Дополнительно к этому стратегические бомбардировщики должны сбросить 29 тысяч тонн бомб еще на 100 городов. От такого удара должно быть уничтожено 85 процентов советской промышленности.

Второй этап: вторжение на территорию СССР и его союзников 250 дивизий, обеспеченных действием 7400 самолетов, продолжающих бомбардировки, и более 750 боевых кораблей, высаживающих десанты.

XIX съезд КПСС. 5 октября 1952 г.

Третий этап: захват территории СССР и его союзников вооруженными силами США и других стран НАТО. В третьем этапе подчеркивалось: «В данной кампании упор делается на физическое истребление противника».

Четвертый этап: оккупация территории СССР, расчленение его на четыре зоны с дислокацией американских войск в ключевых городах бывшего СССР, а также его союзников в Европе.

Баграмян хорошо знал и помнил военную истину: пока не ступил солдатский сапог, территория не считается завоеванной или освобожденной. Как бы ни было сильно атомное оружие, надо прилагать все силы в подготовке войск округа к тому, чтобы сапог вражеского солдата не ступил на землю Прибалтики.