Алекс Бухнер - Восточный фронт. Черкассы. Тернополь. Крым. Витебск. Бобруйск. Броды. Яссы. Кишинев. 1944 Страница 12

 Было около 11.00 утра. Вышедшие к берегу реки люди снова и снова пытались найти способ, как переправиться на другой берег. Появившиеся генералы Лиеб и Гилле и полковник доктор Хон пытались навести хоть какой-то порядок и организовать переправу. В реку загнали тяжелый гусеничный транспортер, чтобы сделать его опорой импровизированного моста, но течение увлекло его вместе с не успевшим выбраться из него экипажем. Попытались было соорудить человеческие цепи из умеющих и не умеющих плавать, но течение смело и их, причем не умеющие плавать в большинстве погибли. Некоторые пытались преодолеть водный поток верхом на лошадях, но также были унесены течением. Другие выбрались было на береговой припай, но лед подломился, и они утонули. Самые отчаянные снимали форму, скатывали ее в плотный узел и пытались, в основном тщетно, перебросить ее на другой берег и преодолеть реку вплавь. Все это происходило на морозе минус 5 градусов и при ледяном ветре.

Неожиданно у берега реки появились преследующие русские танки. Первые четыре Т-34 развернулись в паре сотен метров и открыли огонь из пулеметов и осколочными снарядами из танковых орудий по плотной человеческой массе. Теперь уже другого выхода не оставалось — только на другой берег, куда русским танкам было не добраться. Снова разыгрались потрясающие душу сцены. Группами по 30-40 человек, а то и больше, полузамерзшие и истощенные солдаты бросались в ледяную воду и пытались доплыть до противоположного берега, борясь со стремительным течением. Между плывущими по течению льдинами тут и там вскидывались молящие о помощи людские головы и руки, разносились вопли ужаса тонущих, бились и ржали погибающие лошади. Вплавь пустились и генералы. Полковник доктор Хон, в промокшей насквозь одежде, на ледяном ветру ждал, пока все его люди не покинут берег. Теперь здесь остались только раненые, которым уже не дано было преодолеть эту последнюю преграду. Весь берег был усеян брошенным личным оружием, снаряжением и солдатской формой.

Едва те немногие счастливчики, которым удалось переплыть Гнилой Тикич, выбрались из воды, как промокшая форма на них тут же задубела на морозе. Но они все еще не были в безопасности. Длинная открытая цепь холмов юго-восточнее Лысянки находилась под огнем полевой артиллерии и орудий русских танков. Под этим огнем бежали и брели по колено в снегу, скользя и падая, тысячи людей в заледеневшей одежде, другие полуобнаженные, а многие и совсем нагие, стремясь к виднеющимся вдали хатам Лысянки-Восточной.

Тысячи солдат, до сих пор избегнувшие смерти, отдали свою жизнь здесь, на Гнилом Тикиче, менее чем в ста метрах от передовых позиций 1-й танковой дивизии, уже завидев свободу, ту свободу, о которой они мечтали в течение нескольких ужасных недель и за которую сражались.

Как только от первых полумертвых от усталости и замерзших людей стало известно о ситуации на берегу реки, ударная группа мотопехоты и танковый взвод тут же направились туда. Командование распорядилось отправлять все еще подходивших к реке солдат вдоль берега к наведенному мосту, но толпа спасшихся не слушала или не понимала команд, и никакое управление ею не было возможно. Поэтому саперы под прикрытием огня двух «Пантер», отогнавших советские Т-34, навели импровизированные мосты, по которым остатки прорвавшихся частей и тыловые команды смогли переправиться на другой берег.

Офицер связи штаба XXXXII армейского корпуса докладывал: «Привожу донесения участников событий об этих ужасных часах в ночь с 16 на 17 февраля.

«16 февраля 1944 года. Шендеровка. Мы идем на прорыв! В полночь дверь из котла распахнется. Мы больше не ждем деблокады. Все наши танки стоят в глубокой грязи и глине вокруг нас и пока не двигаются с места. Они смогут продвинуться максимум километров на десять к юго-западной границе котла. Говорят, что их дальнейшая «боеспособность ограничена погодными и снабженческими условиями». В этих пределах на них можно будет рассчитывать при прорыве вражеского кольца окружения. Дальше надо будет пробиваться к замершей на месте деблокирующей группировке собственными силами. Таков приказ!

Наш пароль звучит так: «Свобода». Силы этого слова достаточно, чтобы преобразить опасности и неуверенность в веру и осуществление.

Мы прорвемся! Это чувство наполняет всех нас стремлением к свободе... Накануне решающего прорыва все тревожные предчувствия отходят прочь.

Мы прорвемся! Я слышал эти слова и от нашего начальника штаба. Из его уст они прозвучали особенно весомо. Начальник штаба отдал еще один краткий приказ на прорыв. Вкратце ситуация у неприятеля такова — он пытается сосредоточенными ударами сжать границы котла. Удар на прорыв из котла будет полной неожиданностью для него и должен привести к успеху.

План прорыва ясен и прост. Тремя сосредоточенными клиньями наносится удар по врагу, ошеломляя его огнем в упор. Тяжелая техника, артиллерия и обоз следуют вплотную за ними, готовые поддержать их огнем... Замыкает все арьергард, закрепляя успех.

А успех, безусловно, будет за нами. Шендеровка до сих пор кажется нам землей обетованной, несмотря на убогий зимний ландшафт, на мороз, который все же не может сковать грязь и глину под ногами, на режущий лицо ветер. Нескончаемым потоком сюда с севера движутся люди и грузовики, минуют село и следуют далее на юг, на исходные позиции для удара. Все необходимые перегруппировки перед выступлением должны быть завершены к позднему вечеру. Но смогут ли все идущие на прорыв части выдержать сроки — вопрос остается открытым. Дорог практически не существует, расстояния значительны, почва отвратительная, грузовики могут двигаться одним-единственным путем — через село.

Огонь неприятеля не давал нам ни минуты передышки. Буквально по всему периметру котла противник вел беспокоящий огонь. Его мощные атаки, поддержанные танками, на протяжении прошлой ночи по нашему левому флангу сформированных для прорыва сил удалось отбить лишь с большим трудом. А всю первую половину нынешнего дня русские наносили непрерывные удары, из-за которых мы оказались выдавленными с отведенного нам рубежа развертывания для прорыва. Перед нашей передовой чадно дымили шесть танков противника, но мы все же отвели несколько западнее части, идущие в первом эшелоне прорыва. Неспокойно было и в тылу. Там прорвались около тысячи русских солдат с танками. Передний край обороны пришлось отвести назад, и лишь тогда этот прорыв врага удалось локализовать.

Я иду в юго-западную часть поселка. Прямо на перекрестке стоит, задрав к небу длинный ствол, брошенная неприятелем противотанковая пушка. За ней вела огонь наша батарея тяжелых орудий, занявшая позицию между двух покосившихся бедных хат. В кустах у следующего дома русские в свое время оборудовали пулеметное гнездо. Клочья металла, патроны во вмятой в землю пулеметной ленте. Ствол пулемета «Максим», под ним половина разорванного взрывом снаряда станка. Рядом мертвые русские. Дальше, справа по улице, снова бывший опорный пункт, валяются разбросанные боеприпасы и снаряжение. В том же состоянии, что и предыдущий. Только здесь больше мертвых, тела их взрывами снарядов набросаны друг на друга, образуя жуткую баррикаду. Вокруг валяются мотки телефонного провода, разбросаны патроны и ручные гранаты. Дальше снова пулеметное гнездо, траншея, в конце которой неглубокая землянка, в избах устроены амбразуры для стрельбы и смотровые щели, одна изба разворочена снарядом, торчат бревна и ствол разбитого станкового пулемета.

 Постепенно я понимаю оборонительную систему противника, здесь располагался пулеметный батальон, который был окружен нашей мотопехотой на восточной окраине поселка и два дня держал здесь оборону. Лишь после тщательной артподготовки, здесь, в глубине наших изготовившихся к прорыву войск, русские были уничтожены в ожесточенном рукопашном бою. Уцелеть смогли

Вражеский самолет снова кружит в небе, снова и снова заходя для удара по плотно набитому войсками поселку. Длинные пушечно-пулеметные очереди его бортового оружия хлещут по земле. Затем лающие звуки наших зениток на миг заглушают взрывы двух сброшенных им бомб. Еще одна очередь из бортовых пушек, и, расстреляв весь свой боезапас, внешне неуклюжий черно-серый самолет-штурмовик Ил-2 с красными звездами на крыльях скрывается от взора, слуха и огня зениток за ближайшим холмом. На земле после него остаются густой дым, крики раненых, разбитые бомбами хаты и горящие грузовики.

Шендеровка горит, клубы дыма, медленно кружась, поднимаются в низкое небо, иногда прорезаемые ярким пламенем.

Все грузовики и телеги должны быть, согласно приказу, уничтожены, кроме тех, которые совершенно необходимы в ходе прорыва для перевозки боеприпасов и раненых. Никакие документы, никакое еще пригодное для боя оружие не должны попасть в руки противника. Поначалу уничтожение своего собственного вооружения дается с трудом. Сначала щемит душу, но на второй и третий раз уже почти не задумываешься и делаешь это без сожалений.