В Охотникова - О святом благоверном князе Александре Невском Страница 12

По сути дела началась открытая война западных христиан против восточных (православных), именуемых католиками после разделения в 1054 г. церквей «еретиками» и «раскольниками», и даже «врагами Господа» (вот почему и русские были названы в папских буллах «неверными» и «язычниками»).

Еще в середине XII в., во время второго крестового похода, католический фанатик епископ Лангрский уже мечтал о взятии Константинополя и побуждал французского короля Людовика XII заявить, что византийцы не являются «христианами на деле, а лишь по имени», что они показали себя виновными в ереси, а изрядная часть крестоносцев полагала, что «греки вовсе не были христианами и что убивать их — это меньше, чем ничто», — замечает крупнейший знаток средневековой западноевропейской цивилизации Жак Ле Гофф. Обращает на себя внимание его характеристика «представителей западноевропейской цивилизации»: «По отношению к грекам латиняне испытывали смесь зависти и презрения, идущего от более или менее подавляемого чувства неполноценности… Это была рефлекторная реакция воинственного и бедного варвара на богатого цивилизованного человека» (26).

С самого начала похода предпринимались и другие попытки объяснить эту метаморфозу с изменением маршрута, как чистой случайностью (см. воспоминания участников захвата Константинополя — маршала Шампани Жоффруа де Виллардуэна и французского рыцаря Робера де Клари) (27), или «коварством» венецианцев и итальянского маркиза Бонифация Монферратского, особенно ненавидевших соперничавший с Венецией в Средиземном море Константинополь, и потому охотно переправивших на своих кораблях за приличную плату в 100000 тыс. серебряных марок крестоносцев под стены византийской столицы.

Имелись, однако, и более весомые причины, нежели ненависть, деньги или даже восстановление на троне (за деньги, конечно) Исаака II Ангела, — малоизвестные или вовсе не известные участникам похода. Они-то и привели крестоносцев не в исламизированную Палестину, а в православную Византию (28).

Еще в сентябре 1198 г. папа Иннокентий III обратился с требованием к Франции, Англии, Венгрии и государствам Германии и Италии выделить к марту 1199 г. военные отряды для планируемого четвертого похода в Святую землю. Аналогичное послание было адресовано и византийскому императору Алексею III, хотя и узурпатору, но тогда признаваемому Римом. В нем довольно жестко и даже с угрозой был поставлен вопрос об «объединении» (унии) двух христианских церквей, естественно, с подчинением греческой церкви папе Римскому. Так было положено начало в реализации планов папы Иннокентия по созданию единой теократической Латинской империи (напомню, что императора и королей короновал папа, а неугодных отлучал от церкви) на обширной территории Европы, Малой Азии и Северной Африки.

Однако, даже угрозы применения силы Западом не поколебали позиции православного (и самоуверенного!) императора Алексея III, и он решительно отклонил предложения папы. Вот тогда-то, фактически, и была предрешена его участь, и стали сгущаться тучи над «вторым Римом» в истории христианства — Константинополем, и нависла угроза открытой войны. Папа всецело разделял культивировавшуюся в католических кругах теорию, согласно которой война со «схизматиками» — православными, приравнивалась к войне с еретиками и язычниками. А в 1203 г. нашелся и более сговорчивый претендент на византийский престол — царевич Алексей, ставший с помощью латинян императором Алексеем IV.

Но благородное прикрытие — восстановление законной власти — использовалось недолго. Алексей IV не смог скоро расплатиться с крестоносцами за оказанную ему услугу, чем вызывал у них все большее и большее раздражение. Впрочем, не только у завоевателей появилось оно. Усилившееся недовольство политикой отца и сына Ангелов «продавшихся латинянам», высказывали православные греки, заволновавшиеся, по словам византийского хрониста Никиты Хониата, как «безграничное и вольное море при сильном ветре, угрожая бунтом» (29).

Под общественным нажимом Алексей IV вынужден был пойти на разрыв с крестоносцами, до конца не выполнив своих обещаний. Разгневанный дож Дандоло заявил своему ставленнику: «…Припомни-ка, что мы возвысили тебя из ничтожества, а затем мы сделали тебя сеньором и короновали императором… Мы вытащили тебя из грязи… мы же втолкнем тебя в грязь;…отныне и впредь я буду чинить тебе зло всей своей властью», — засвидетельствовал их разговор Робер де Клари (30). Латиняне решили сами добиваться своих «прав».

В январе 1204 г. вспыхнуло городское восстание против Алексея IV. Им воспользовались греческие аристократы и возвели на престол под именем императора Алексея V сановника из своей среды Алексея Дуку, надеясь, что он сможет организовать защиту Константинополя от крестоносцев.

Новоиспеченный император поспешил поскорее расправиться как с предводителем народа Николой Канавой, так и со своим предшественником Алексеем IV (его отец Исаак II Ангел умер чуть раньше). Это дало повод латинянам для очередной кампании по защите справедливости. «И все церковнослужители, и те кто имел полномочия от апостолика (…), — пишет Жоффруа де Виллардуэн, — согласились в том, что тот, кто совершил такое убийство, не имеет право держать землю, и те, кто согласился с подобным, — суть соучастники убийства, а кроме того они (т. е. греки — А.У.) уклонились от повиновения Риму. „Посему мы говорим вам, — сказало духовенство, — что война является правой и справедливой“. И все, имеющие „правое намерение завоевать эту землю и поставить ее в подчинение Риму“, получат от папы отпущение грехов» (31).

«Защитники справедливости» не забывали и о собственных интересах. Крестоносцы не торопясь готовились к осаде столицы и разрабатывали план построения на месте Византии Латинской империи с выборным императором и договор дележа трофеев — от земель и дворцов до церковных святынь. Греки так и не сумели противостоять более сильным и организованным крестоносцам. 13 апреля 1204 г. Константинополь пал, а вместе с ним пала и Византия: 57 лет на ее территории властвовали «цивилизованные латиняне».

Чтобы не выглядеть субъективным, оценку их правления позаимствую у выше упоминавшегося авторитетнейшего французского медиевиста Жака Ле Гоффа из его широко известной монографии «Цивилизация средневекового Запада»: «…Походы сделали непроходимый ров, разделивший Запад и Византию, и вражда между латинянами и греками, обострявшаяся от похода к походу, вылилась в Четвертый крестовый поход и взятие Константинополя крестоносцами в 1204 г.; вместо того, чтобы смягчить нравы, священная война в своем неистовстве привела крестоносцев к худшим эксцессам, начиная еврейскими погромами, которыми отмечены пути их следования, и кончая массовыми избиениями и грабежами (…) в Константинополе в 1204 г., о чем можно прочитать в сочинениях как европейских хронистов, так и мусульманских и византийских;…а духовно-рыцарские ордена, оказавшиеся в конечном итоге неспособными защитить и сохранить Святые земли, осели на западе, чтобы предаться там всем видам финансовых и военных злоупотреблений» (32).

А вот свидетельство самого участника взятия Константинополя, маршала Жоффруа де Виллардуэна: «Каждый ввел своих людей во дворец, который был сдан ему, и приказал стеречь сокровища. И остальные ратники, которые разбрелись по всему городу, захватили изрядную толику; и добыча была столь велика, что никто бы не мог сказать вам, сколько там было золота и серебра, (…) и всяческих драгоценных вещей, какие когда-либо имелись на земле. И Жоффруа де Виллардуэн, маршал Шампани, со всей правдивостью свидетельствует по истине и по совести, что со времени сотворения мира никогда не было в одном городе захвачено столько добычи (Робер де Клари, ссылаясь на греков, писал, что в Константинополе было сосредоточено две трети богатств всего мира. — А. У.). Всякий взял себе жилище, какое ему понравилось, а их было достаточно. Так разместилась рать пилигримов и венецианцев. И велика была радость из-за чести и победы (…), ибо те, кто находились в бедности, теперь пребывали в богатстве и роскоши…» (33).

Правда, маршал из Шампани тактично умалчивает куда же девались владельцы домов и богатств?

Жак Ле Гофф замечает, что в штурме Константинополя «латиняне наконец-то утолили зависть и ненависть к византийцам» — «грабежом и жестокой резней мужчин, женщин и детей». «Сами сарацины (мусульмане. — А.У.), — пишет византийский хронист Никита Хониат, — более добры и сострадательны по сравнению с этими людьми, которые носят на плече знак Христа» (34).

Похоже, захват Константинополя в 1204 г. «цивилизованными европейцами» (Византии доставалось и ранее — во времена II и III крестовых походов в 1147 и 1189 гг.) подготовил окончательную гибель христианского государства в 1453 г., ибо Византия так и не смогла воспрянуть после 57-летнего существования на ее территории Латинской империи и оказалась в XV в. нетрудной добычей для турок.