Арсений Тишков - РУДОЛЬФ АБЕЛЬ ПЕРЕД АМЕРИКАНСКИМ СУДОМ Страница 13

16 мая Верховный суд отказался удовлетворить это ходатайство. По судебному делу Абеля была поставлена последняя точка.

Так как к Абелю доступа не было, то корреспонденты атаковали его защитника.

«Незачем и говорить, — писал Донован, — что по вопросу о применении правовых норм я был согласен с членами суда, которые оказались в меньшинстве, хотя мне было понятно нежелание суда освободить обвиняемого. Тем не менее, я отказался пойти на открытую критику решения Верховного суда, повторив, что Абель «был подвергнут должной законной процедуре».

Так окончилась «должная законная процедура», обернувшаяся на деле судебным произволом. Можно подвести краткие итоги.

Не говоря уже о Четвертой поправке к конституции США (оставим эту «формальность» на совести американского суда), налицо были и другие грубые нарушения закона по существу дела, позволяющие говорить о том, что над Абелем была учинена просто расправа как с политическим противником, едва прикрытая фиговым листком судебного разбирательства.

Остается фактом, что обвинение не смогло представить суду ни одного конкретного доказательства, говорящего о содержании секретных сведений, якобы собранных и переданных Абелем в СССР. Никто не мог сказать, от кого или откуда Абель получал такие сведения, где, когда и кому их передавал. Таким образом, фактически только за «пребывание на территории США в качестве агента иностранной державы без регистрации в государственном департаменте» вместо положенного по закону максимального наказания в пять лет лишения свободы Абель получил тридцать.

От электрического стула его спасло, прежде всего, собственное мужество: отказ давать показания о своей практической деятельности, Огромное значение имело и то обстоятельство, что американское «правосудие» все время вынуждено было считаться с тем, что в аналогичном положении в СССР могут оказаться американские граждане.

Процесс окончился. Но не окончились попытки склонить Абеля к предательству. Наоборот, после решения Верховного суда они возобновились с новой силой.

К нему в тюрьму зачастили в «гости» сотрудники ФБР. Они прощупывали, не сделался ли он более сговорчивым после того, как убедился, что дело окончательно проиграно.

Вновь решил попытать счастье и Донован — разведчик.

Проконсультировавшись предварительно в «министерстве юстиции» (читай — ФБР) и, наверняка, в ЦРУ (не зря же он установил контакт по этому делу с Алленом Даллесом) и, по собственным его словам, «основательно подготовившись», Донован явился к Абелю, чтобы обсудить возможности сокращения срока наказания.

Абель выглядел осунувшимся, измученным. Одежда висела на нем. Тюрьма состарила Абеля, но он держался по — прежнему бодро. Прежде всего, он поспешил заверить Донована, что совершенно здоров.

Донован заявил Абелю, что возможность сокращения срока наказания имеется, но «это можно сделать только в том случае, если суду будет известно, что вы действительно сотрудничаете с правительством». Все будет сохранено в тайне, — обещал Донован. «Я могу привести любое другое основание для подачи ходатайства на открытом заседании, но, согласно нашей практике, судья должен знать, что вы сотрудничаете. В ином случае первоначальный приговор не будет изменен».

— Об этом не может быть и речи. Никогда я этого не сделаю, — ответил Абель.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Родина не оставила Абеля в беде. Морозным утром 10 февраля 1962 г. на мосту Глиникер — брюкке, что у озера Потсдам соединяет (и разделяет) столицу ГДР с Западным Берлином, был произведен обмен Рудольфа Ивановича Абеля на осужденного р СССР американского шпиона Френсиса Пауэрса.

Но путь к свободе был для Рудольфа Ивановича долгим и по — своему драматичным…

7 мая 1960 г. Абель сидел в своей камере в тюрьме г. Люисберга (штат Пенсильвания), погрузившись в свое излюбленное занятие: решал математические задачи. Вдруг его внимание привлек легкий шорох. В маленьком окошечке в двери торчала газета, свернутая в трубку.

Это был приятный сюрприз.

Абель оказался в Люисберге, направляясь по этапу в Атланту из Нью — Йорка, куда Рудольф Иванович временно был переведен в связи с рассмотрением его дела в Верховном суде.

Режим для этапников в Люисбергской тюрьме был установлен строгий. Уже более недели он не имел никаких сведений о том, что творится за стенами тюрьмы.

Абель быстро развернул газету и его внимание сразу привлек напечатанный огромными буквами заголовок: «Над Свердловском, СССР, сбит самолет У-2». Ниже, помельче, было напечатано: …«Пауэрс, пилот, схвачен русскими. Ему грозит суд как шпиону».

Самолет Пауэрса был сбит 1 мая, но в США целую неделю никто не знал об аресте Френсиса Пауэрса. Конечно, ЦРУ и Пентагон доложили президенту о том, что разведывательный самолет, на котором он летел, пропал, не вернулся с задания. Но что с ним? Сбит или потерпел аварию, жив ли пилот и, если жив, то где он? На эти вопросы никто не мог ответить до тех пор, пока в Москве не была обнародована соответствующая информация.

Этим и объясняется, почему сообщение, которое сейчас с волнением читал и перечитывал Рудольф Иванович, появилось в американских газетах только 7 мая.

Абель в тот момент не мог еще знать, какую важную роль сыграет в его личной судьбе случай с Пауэрсом. Но все же арест советскими властями американского летчика — шпиона был одним из вариантов, предусмотренных в том письме к судье Байерсу, в котором Донован обосновывал необходимость в интересах США сохранить жизнь Абелю. Естественно, что Рудольф Иванович невольно подумал об этом. Но жизненный опыт и трезвый рассудок подсказывал: не следует раньше времени предаваться надеждам, которые могут оказаться несбыточными.

Многое в создавшейся ситуации оставалось пока неизвестным. Каков будет результат суда над Пауэрсом? Проявит ли кто‑либо инициативу в постановке вопроса об обмене его на Пауэрса? На каких условиях? Найдет ли для себя приемлемыми эти условия противная сторона? Благоприятно или неблагоприятно сложится политическая обстановка? Наконец, нужен ли Пауэрс правительству США?

Ничего этого Абель не знал и поэтому, возвратившись в федеральную тюрьму в Атланте, постарался окунуться поскорее в привычную уже работу в тюремной мастерской и свои обычные тюремные занятия, чтобы поменьше думать о вопросах, разрешение которых от него не зависело.

Однако в американской прессе сразу же вслед за сообщением о гибели У-2 имена Пауэрса и Абеля начали склоняться вместе.

11 мая президент Эйзенхауэр, после нескольких неуклюжих попыток изобразить У-2 как самолет метеорологического назначения, а нарушение им границ СССР как случайность («сбился с пути») вынужден был признать преднамеренный разведывательный характер этих полетов и взял на себя всю ответственность за них, но напомнил о деле Абеля.

Заявление президента было воспринято как сигнал.

Во всех газетах снова запестрели фотографии Абеля и заметки о нем. А в редакционной статье нью — йоркской газеты «Дейли Ньюс» содержалось прямое предложение обменять Абеля на Пауэрса.

Примерно в это же время Абель получил в атлантской тюрьме необычное письмо. Отец Френсиса Пауэрса — Оливер Пауэрс сообщал ему, что будет ходатайствовать перед своим правительством об освобождении Рудольфа Ивановича, если тот в свою очередь предпримет шаги к освобождению его сына.

Абель ответил коротко: правительство США запретило ему переписку с семьей, и потому он не может выполнить его просьбу. Абель передал эти письма Доновану и просил переслать их адвокату своей жены.

Донован представил копии этих писем в распоряжение ФБР и ЦРУ И, как он пишет, «по рекомендации правительства» передал телеграфным агентствам краткое сообщение о письмах Пауэрса и Абеля. Конечно, это делалось для того, чтобы довести таким неофициальным путем эту информацию до сведения Москвы и посмотреть, какая последует реакция.

Когда Абелю стало известно, как Донован распорядился его письмами, он направил ему записку с резким протестом. Абель не хотел, чтобы инициатива обмена исходила якобы от него.

24 июня 1960 г. Абель неожиданно получил радостную весть: министерство юстиции отменило свой запрет на его переписку с семьей (Донован пишет, что сделано это было с целью облегчить решение вопроса об обмене Абеля на Пауэрса).

Три недели спустя в Москве, в Колонном зале Дома Союзов, начался судебный процесс по обвинению Френсиса Пауэрса в шпионаже в пользу США. В зале суда присутствовали родители Пауэрса — Оливер и Ида Пауэрс, его жена Барбара и прибывший из США их адвокат. Иностранные дипломаты и журналисты имели возможность своими ушами слышать подробные показания обвиняемого о его шпионской деятельности для ЦРУ и своими глазами видеть вещественные доказательства, подтверждающие эти показания. Все было оформлено надлежащим образом, в полном соответствии с советским уголовным и уголовно — процессуальным законодательством, и виновность Пауэрса полностью доказана.