Большая игра. Война СССР в Афганистане - Фейфер Грегори Страница 14

Громыко телеграфировал советским советникам, чтобы они продолжили работу «как обычно» и не принимали участия ни в каких действиях, направленных против Амина. Но Брежнев пришел в бешенство. Новость о смерти человека, которого он еще недавно так тепло принимал в Москве, и которому он гарантировал свою поддержку, глубоко потрясла его.

— Какая сволочь Амин, что задушил человека, с которым принимал участие в революции, — сказал советский генеральный секретарь.

Эмоциональная реакция Брежнева и чувство личного оскорбления дали мощный импульс для длительных споров об удалении Амина, тем более, что и другие члены Политбюро имели свое мнение. Вновь всплывшие слухи о том, что Амин был агентом ЦРУ, заставили председателя КГБ Андропова дать соответствующие указания своим подчиненным относительно разработки новых планов по его устранению.

Тем временем, волнения в сельской местности Афганистана продолжали расти, и Амин, при всей его хитрости и амбициях, уже не мог своими силами подавить их. Правда, ему все же удалось подавить мятеж 7-й дивизии Афганской армии. Кремль внимательно наблюдал за тем, как кризис все дальше выталкивал его соседа — новый коммунистический Афганистан — из зоны советского влияния.

«Холодная война» накладывала свой отпечаток на каждый шаг, сделанный Москвой или Вашингтоном в Афганистане. Но если Соединенные Штаты после Второй мировой войны постепенно потеряли интерес к этой стране, то Советский Союз, наоборот, уделял ей все больше внимания. До 1979 года Кремль предоставил правительству Афганистана военную помощь на сумму более 1 миллиарда долларов и экономическую помощь на сумму 1,25 миллиарда долларов. (Правда, часть этих инвестиций была компенсирована благодаря построенному Советским Союзом газопроводу, который протянулся от Северного Бадахшана до СССР). Поэтому в случае краха власти НДПА все усилия, предпринимавшиеся Кремлем для укрепления своего влияния в Афганистане за последние десятилетия, были бы потрачены впустую.

Одним из основных соображений Москвы был возможный американский ответ, в особенности тот эффект, который могла оказать интервенция на динамику «холодной войны». В конце 1978 года Сайрус Вэнс[41] направил американскому посольству в Кабуле сверхсекретную телеграмму с предупреждением, что уменьшение американской активности в Афганистане будет способствовать уменьшению западного влияния в регионе, что является одной из важнейших целей Советов. Такой подарок Москве, подчеркивалось в коммюнике, не отвечает американским интересам.

Американское посольство с растущим подозрением продолжало пристально следить за Советами. В телеграмме от 9 мая 1979 года оно информировало Вашингтон о замеченном расширении советского присутствия в Афганистане за последние несколько недель. Относительно возможности ввода в страну советских войск в телеграмме говорилось, что Советы, разумеется, не позволят, чтобы их инвестиции были потеряны.

Недоверие Советов к Вашингтону также росло, особенно после тревожных событий, произошедших в том же году в Иране. Исламистская революция, которую возглавил ярый противник Вашингтона аятолла Хомейни, заставила бежать из страны иранского шаха, главного американского союзника в этом регионе.[42] 4 ноября иранские студенты взяли в заложники персонал американского посольства в Тегеране. В результате все наиболее близкие к границам Советского Союза американские посты прослушивания были потеряны — вместе с базами и аэродромами в Иране. После этого Вашингтон стал проявлять гораздо больше интереса к Афганистану, поэтому возможность отправки туда американских войск сильно беспокоила Москву.

Андропов, введенный в заблуждение приподнятым тоном телеграмм, занялся подбором персонала для советского посольства в Кабуле, в то время как большинство членов Политбюро воспринимало волнения в Афганистане как стихийное восстание племен против правительства, а не как углубление гражданского конфликта. Любой новый режим в Кабуле мог бы выбрать в союзники не Москву, а Вашингтон, который, как предполагали советские лидеры, помогал повстанцам. А такой американский союзник на южной границе СССР представлял бы серьезную угрозу.

Ожидание иногда может только ухудшить ситуацию. Кремль знал о том, что Вашингтон признает Афганистан как часть советской сферы влияния, но, возможно, лишь до поры до времени. Это был довод в пользу того, чтобы начать вторжение как можно скорее. Конечно, Соединенные Штаты были деморализованы после Вьетнама, что уменьшало вероятность каких-либо активных действий с их стороны, чтобы противостоять стремительному советскому вторжению.

Иранская революция повлияла не только на американскую, но и на советскую политику, хотя и в другом отношении. Москва неожиданно столкнулась с потенциально враждебным исламистским государством, граничащим с мусульманскими республиками советской Средней Азии. Взяв под свой контроль Афганистан, Москва отодвинула бы переднюю линию советского влияния к югу от горного хребта Гиндукуш, не дожидаясь возможного распространения религиозного радикализма на север. А учитывая многотысячное мусульманское население самой России, крупнейшей из пятнадцати советских республик, опасность исламского радикализма действительно нельзя было недооценивать. Поэтому идеи об оказании помощи дружественному коммунистическому режиму в Афганистане казались все более и более привлекательными. Иными словами, дело шло к вторжению.

В Кабуле Амин приступил к чистке своего правительства от оставшихся сторонников Тараки. Некоторые из них были убиты. Группа спецназа КГБ «Зенит» уже разработала план спасения «группы четырех» — Ватанджара, Гулябзоя, Маздурьяра и Сарвари, которым грозила наибольшая опасность. В начале второй половины дня 14 сентября, в последний день правления Тараки как президента, Гулябзоя, Ватанджара и Сарвари доставили в дом одного сотрудника КГБ рядом с советским посольством, откуда они были тайно переправлены в здание посольства. Автомобили, в которых их привезли, позже были сожжены.

Министры были доставлены в безопасный дом, служивший штаб-квартирой группы «Зенит», где их посетил Леонид Богданов и угостил водкой и красной икрой. Но они отказались прикоснуться к угощению. Богданов заверил их, что Тараки жив и здоров и что КГБ контролирует ситуацию.

— Только дайте мне взвод солдат, и мы заполучим тех ублюдков, — полушутя обратился к нему Сарвари. — Пошлите нам нескольких кубинцев, они сделают работу.

Богданов ответил, что, поскольку теперь за безопасность троих министров отвечает Москва, он не может позволить им выйти из подполья. Он также настоял на том, чтобы они сдали свое оружие — два автомата «Калашников», один пистолет-пулемет «узи» и чешский пистолет Ватанджара, подарок от первого заместителя министра внутренних дел СССР Виктора Папутина.

Министров заставили сбрить усы, и одели в униформу группы «Зенит». Из своего укрытия в комнате на втором этаже штаб-квартиры советского спецназа они отваживались выходить наружу только ночью, чтобы размяться. Офицер «Зенита» Валерий Курилов, иногда сопровождавший их во время прогулок, успел подружиться с Сарвари. Поскольку бывший начальник афганской службы безопасности был слаб в русском языке, они общались на английском. Сарвари даже обещал Курилову, что если он вытащит его из этой переделки, то будет жить как король.

Тем временем контрразведка афганского правительства, теперь находившаяся под надежным контролем Амина, упорно продолжала поиски исчезнувших министров. Амин обвинил их в том, что они оказывали помощь Тараки в заговоре с целью убить его, добавив, что в заговор были вовлечены четыре главных советских представителя — Иванов, Пузанов, Горелов и Павловский, и что, несмотря на опровержения посла Пузанова, КГБ укрывает трех министров.

(Маздурьяр в то время все еще жил в своем собственном доме). Представители КГБ были обеспокоены, так как со дня на день министров могли найти и убить, и начали готовить своих афганских коллег к эвакуации. Разработанная Богдановым операция полупила кодовое название «Радуга». 15 сентября Крючков в разговоре по безопасной телефонной линии одобрил план Богданова. Министры также одобрили его на следующий день.