Иностранные войска, созданные Советским Союзом для борьбы с нацизмом. Политика. Дипломатия. Военное строительство. 1941—1945 - Максим Валерьевич Медведев Страница 14

Союз получил миллионы новых граждан[241], а значит, и военно-обязанное население. К 1940 г. репрессивные акции НКВД в рамках «национальных операций» завершились. Вслед за этим были значительно ослаблены ограничения в отношении военной службы граждан СССР «иностранных» национальностей, а заодно и новых граждан с присоединенных территорий. Инициатором послаблений выступал Наркомат обороны, заинтересованный в расширении ресурсной базы для укомплектования быстро растущей на рубеже 1930—1940-х гг. Красной армии, численность которой к началу 1941 г. превысила 4 млн человек. В армию принимали не служивших ранее в польской армии жителей бывших польских территорий, отошедших к СССР (Западной Украины и Западной Белоруссии). Карелов и финнов отбирали для намечавшегося в тот период формирования карело-финской национальной дивизии.

Готовился призыв и в Прибалтике. В августе 1940 г. «для осуществления учета военнообязанных и разрешения вопросов прохождения обязательной военной службы» во всех трех Прибалтийских советских республиках образовывалась сеть республиканских, городских и уездных военкоматов[242]. За призыв граждан, рожденных на вновь присоединенных территориях Латвии, Литвы, Эстонии, Северной Буковины, Бессарабии, в декабре 1940 г. и в марте 1941 г. перед председателем правительства В.М. Молотовым дважды ходатайствовали заместитель наркома обороны С.М. Буденный, а затем и нарком обороны С.К. Тимошенко. Они настаивали на необходимости поставить на учет, приписать к военкоматам и в общем порядке призвать уже в 1941 г. молодежь этих национальностей, в связи с тем что «накопилось» четыре молодых возраста (1919–1922 гг. рождения), не служивших ни в национальных, ни в советской армиях. А между тем, отмечал в своем докладе Молотову Буденный, «эти возраста очень ценны с точки зрения накопления обученных запасов мобресурсов»[243]. Их плановый призыв не состоялся в связи с началом войны.

Запрет на службу в строевых частях Красной армии накануне войны сохранялся только для призывников из числа турок, румын, японцев, корейцев и китайцев, которых направляли на службу в рабочие батальоны[244].

На присоединенных территориях советские власти имели дело не только с военнообязанным населением, но и с армиями государств, частично или полностью включенных в состав Советского Союза. Там, где советизация прошла относительно мирно (страны Балтии) и была оформлена как легитимная интеграция («добровольное присоединение»), эти армии поэтапно интегрировались в состав Красной армии сначала как «народные армии», а в последующем – как территориальные корпуса (29-й – в Литве, 24-й – в Латвии и 22-й – в Эстонии). Корпуса двухдивизионного состава имели по 6 тыс. человек в каждой дивизии (в трех корпусах по штату – 52 843 человека[245]). «Постепенная реорганизация и последовательная демократизация» национальных армий включала в себя смену генералитета, чистку офицерского и рядового составов от «реакционных элементов» – приверженцев прежнего строя, создание института политических руководителей и развертывание советской, политической и культурно-просветительской работы[246].

«Территориальность» означала комплектование корпусов из местных ресурсов, но через один год корпуса предстояло перевести на экстерриториальный способ комплектования личным составом, единый для всей Красной армии. На переходный период в корпусах сохранялась национальная военная форма одежды, но без погон и со знаками различия Красной армии. 23 февраля 1941 г. личный состав корпусов был приведен к военной присяге Красной армии[247]. Однако начавшаяся война нарушила все планы, и прибалтийские корпуса не окончили переформирования[248].

Другой путь, гораздо более драматичный, был связан с польской армией. Как известно, Польша как суверенное государство прекратила свое существование после раздела ее территории между Германией и Советским Союзом в сентябре 1939 г. Оказавшиеся на землях, отошедших СССР, польские войска были интернированы советской стороной.

Следует оговориться, что первоисточники (делопроизводственные документы НКВД) именуют польских военнослужащих, задержанных советскими органами власти в сентябре – октябре 1939 г. в результате акции по присоединению Западной Украины и Западной Белоруссии, военнопленными (125 тыс. человек), а польских беженцев из числа военнослужащих и полицейских, задержанных на территории бывших Балтийских государств позднее, в 1940 г., – интернированными (4,8 тыс. человек[249]). Правоприменительная практика в отношении принудительно удерживаемых Советским государством иностранных военнослужащих только начинала формироваться. Юридический статус интернированных и военнопленных регулировался 5-й и 13-й Гаагскими конвенциями (1907 г.), а также основанной на их положениях Женевской конвенцией об обращении с военнопленными (1929 г.). Польские военнослужащие, удерживаемые советскими властями с 1939 г., больше попадали под понятие интернированных, поскольку ни Советский Союз, ни Польша не объявляли друг другу войны. Правовой режим интернированных должен был гарантировать сохранение за ними гражданской правоспособности и предполагал более мягкий режим содержания. Именно такой режим был применен в отношении нескольких сотен чехословацких легионеров, перешедших в СССР с территории Польши в это же время, а также к разными способами избежавшим немецкого плена и пересекшим границу СССР 119 французским и 14 британским военнослужащим[250]. Третий вариант обращения с военнослужащими иностранных государств, прекративших свое существование, был продемонстрирован на показанном выше примере Балтийских государств: они были не пленены, не интернированы, а интегрированы в состав Красной армии.

Возвращаясь к полякам, отметим, что единого мнения о численности бывших польских граждан на территории СССР в годы Великой Отечественной войны до сих пор не существует. Советская позиция на этот счет была озвучена В.М. Молотовым 31 октября 1939 г. на Внеочередной пятой сессии Верховного Совета СССР: на отошедших к Советскому Союзу территориях Западной Украины и Западной Белоруссии проживало 13 млн человек, в числе которых: 7 млн украинцев, 4 млн белорусов, свыше 1 млн евреев и свыше 1 млн поляков. При такой этнической раскладке претензии СССР на эти земли выглядели вполне обоснованными. Современная польская историография придерживается иного счета: на те же 13 млн населения «восточных кресов» приходилось 5,2–5,6 млн поляков, 4,5 млн украинцев, 1,1 млн белорусов, 1,1 млн евреев и свыше 1 млн иных народностей в основном католического вероисповедания[251]. Отметим принципиальную разницу в оценке численности белорусов: Вторая Речь Посполитая, а за ней и современная польская историография считают население Западной Белоруссии в значительной степени полонизированным. Этот сюжет еще будет затронут ниже.

Что касается военнослужащих польской армии, то с опорой на публичные заявления советского правительства по итогам похода Красной армии в Польшу в сентябре 1939 г. в литературе широко распространено мнение, что было интернировано порядка 230–250 тыс. польских военнослужащих[252]. На деле таковых было существенно меньше. Согласно сводке Управления по делам военнопленных НКВД СССР от 19 ноября 1939 г., всего в распоряжение НКВД поступило 125 тыс. польских военнопленных. Часть из них (белорусы и украинцы по национальности) решениями Политбюро ЦК ВКП(б) от 1 и 13 октября 1939 г.[253] была распущена по домам (42,4 тыс. человек); еще часть (из числа жителей западных воеводств, отошедших Третьему рейху) – передана германским властям (43 тыс. человек). Всего к ноябрю 1939 г. в лагерях НКВД и в рабочих подразделениях других наркоматов содержалось 64,2 тыс. бывших польских военнослужащих[254]. Около 22 тыс. поляков, в том числе несколько