Победы, которых могло не быть - Эрик Дуршмид Страница 15

Кампания 1788 года.

Треск, близкие крики, звуки какой-то возни и снова оглушительный грохот. Мозг солдата, опасно балансировавший на грани сна и яви, мучительно пытался разобраться в происходящем. Мрак, беспорядочные звуки, тупая боль. И хоть бы одна звезда в черном, бездонном провале небес. Его пальцы бессильно царапали влажную землю. Где мои сапоги? Почему стреляют? Теперь он отчетливо различал звуки боя. Грохот и смерть. «Только не я, Господи, только не я...» Его рот разверзся в беззвучном вопле. Парализованный страхом, он не мог пошевелить ни одним мускулом, снова и снова повторяя свою горячечную молитву. «Только не я...» По его лицу струился холодный пот, грудь судорожно вздымалась, ему не хватало воздуха. Панический страх сковал его надежнее стальных цепей, в мозгу колотился безобразный, туго стянутый узел. «Я умираю». Никакой надежды дождаться рассвета, а быть мертвым — это так одиноко... Что это все такое, кошмарный сон? Нет, какой там сон. Вспышки, на мгновение озаряющие ночь, тяжелый грохот пушек, отчаянные вопли раненых, предсмертные стоны. И крик, тысячеголосый нестройный крик: «Спасайтесь! Турки! Турки! Все пропало, тут турки!»[61]

Иосиф II[62], Божьей милостью император Австрийский, имел слабость и далеко не маленькую. Он хотел запечатлеть свое имя в истории, хотел, чтобы потомки вспоминали его как гениального полководца, наравне с королем Пруссии Фридрихом Великим[63], а может быть — даже выше этого сверкающего идеала. К сожалению, милосердный (и мягкотелый) австрийский монарх попросту не обладал нужными для достижения столь величественной цели качествами. Он не показал себя ни изощренным дипломатом, ни искусным стратегом. В далеко не юном возрасте Иосиф ни с того ни с сего решил освободить Балканы от турецкого ига. Прусский король Фридрих Вильгельм II[64] любезно предложил свою помощь в дипломатическом урегулировании конфликта между Портой и домом Габсбургов, однако, вместо того чтобы с радостью ухватиться за это предложение, Иосиф II смертельно оскорбил прусского короля, написав ему, в частности, следующее: «Дом Гогенцоллернов пришел к власти посредством сомнительных уловок, какие впору разве что богомерзким туркам». Возмущенный Фридрих Вильгельм не придумал ничего лучшего, чем договориться со шведским королем о совместном выступлении против русской императрицы Екатерины II. Их поход окончился быстро и бесславно, однако в результате него у России, единственной державы, на чью помощь мог рассчитывать Иосиф И, оказались связаны руки, и в тот самый момент, когда нужда в этой помощи ощущалась чрезвычайно остро. Тем временем Иосиф начал ломиться в двери Балкан. Странным образом он совсем запамятовал осведомить турецкого посла в Вене, что Австрия находится в состоянии войны с его державой, и вспомнил о своей оплошности только через шесть месяцев после того, как австрийская армия вступила на турецкую территорию[65]. Во исправление упущения он послал своему канцлеру, графу фон Кауницу, записку следующего содержания: «К моему глубочайшему сожалению, Османская Империя вступила в войну с царицей, нашей союзницей. В согласии с договорами, заключенными между Россией и нами, я обязан прийти императрице на помощь. Я приказываю вам сообщить послу Османской Империи, что наши державы находятся в состоянии войны»[66].

В марте 1788 года Иосиф отправился в долгое и утомительное путешествие из Вены в Валахию[67], к спорной границе, на которой противостояли друг другу христианство и ислам. Ему грезились слава и видное место в истории. Что ж, в историю Иосиф II действительно вошел, но вот насчет славы получилась промашка.

Первым делом австрийцы намеревались освободить Саву, стратегический водный путь, для чего требовалось, захватить Шабац, Белград и Видин, главные опорные пункты противника. Далее, после захвата ключевой крепости Ниш, Иосиф планировал включить всю Сербию в состав Австрийской Империи. Для достижения этих целей он собрал весьма внушительные силы — шесть армейских корпусов, общей численностью в 245062 солдат и офицеров, с 36725 лошадьми[68]. Авангард, находившийся под прямым командованием императора, насчитывал 125000 солдат и 22000 лошадей. Его артиллерия, состоявшая из 898 полевых орудий, имела в запасе 176700 пушечных ядер и 1000 тонн пороха. За один день похода его армия съедала 800 тонн муки и 200 тонн говядины[69].

Возглавляли эту армию люди, прославившиеся в анналах австрийской военной истории своей глупостью и некомпетентностью: Кобург, Фабиус, Вартерслебен, Митровски, Девинс, Лихтенштейн. Единственный достойный полководец, маршал Лаудон, отлично послуживший императрице Марии Терезии[70], был оставлен дома. Император счел его слишком старым для таких утомительных прогулок. В этом, пожалуй, и состоял единственный талант незадачливого монарха — безошибочно подбирать для каждого дела самых неподходящих исполнителей. На этот раз он поставил во главе армии глупейшего из глупцов — маршала Ласци, чье продвижение по ступеням военной карьеры было связано с единственным, но весьма ценным талантом: он всегда и беспрекословно соглашался с мнением вышестоящих. Император Иосиф был крайне неопытен в военных делах, поддакивающий маршал если и компенсировал эту неопытность, то лишь в очень малой степени.

Австрийцы восприняли участие своего императора в военной кампании с величайшей тревогой. Он был знаменит своей добротой и гуманностью, никто не понимал, каким образом его присутствие в армии поможет выиграть войну. Однако Иосиф страстно стремился к славе триумфатора и не слушал тех, кто пытался его переубедить. Поэтому многие с самого начала кампании предрекали ей печальный конец, будущее развитие событий доказало их правоту[71].

По первоначальному плану кампании (если, конечно же, у Иосифа таковой имелся), превосходящие силы австрийской армии должны были быть использованы не в быстром, решительном наступлении, а для создания чего-то вроде патовой ситуации. Иными словами, Император всея Австрии начинал войну «не взрывом, а всхлипом»[72].

Штурм турецкой крепости Белград был намечен на 16 мая. Артиллерия заняла позиции, пехота стояла наготове, однако вечером 15 мая император неожиданно передумал. Вместо того чтобы штурмовать крепость с ее малочисленным гарнизоном, он отдал приказ об отходе, объясняя свое странное решение тем, что русские так: и не пришли ему на помощь[73]. Робкий и нерешительный, Иосиф не выдерживал никакого сравнения со своим идеалом — Фридрихом Великим; по сути дела, он никогда не понимал военного искусства этого полководца, не понимал его жестких, решительных действий[74]. Неожиданная болезнь тоже не прибавила императору энергии. Не зная, что делать дальше, он приказал генералам разбить лагерь на болотистом берегу Дуная. Комары оказались противником почище любых янычар. В армии вспыхнула эпидемия болотной лихорадки. Положение становилось все более отчаянным, однако император упорно не желал переместить лагерь