Максим Оськин - Крах конного блицкрига. Кавалерия в Первой мировой войне Страница 2

Правда, российские кавалерийские начальники в подавляющем своем большинстве оказались не на высоте исполнения поставленных перед ними боевых задач. Прежде всего это обстоятельство объясняется несоответствием реальных условий ведения современного боя с той подготовкой, которая практиковалась в русской кавалерии перед войной. Перестроиться, как это сделали многие пехотные начальники, кавалеристы, как правило, не смогли. Характерно, что данная тенденция всплыла еще в период русско-японской войны 1904 — 1905 гг. В итоге русская конница — самая многочисленная, сильная и подготовленная не только в Европе, но и в мире — в ходе Первой мировой войны не выполнила в полной мере и того, что могла и должна была выполнить. Упреки по этому поводу следует адресовать как довоенной практике подготовки русской кавалерии к современному бою, так и конным начальникам, не сумевшим воспользоваться опытом войны, а вернее всего, не пожелавшим это сделать.

Именно поэтому с расширением боевых действий в составе конницы русской Действующей армии все больший процент стали занимать казачьи соединения, так как казаки традиционно воевали в конном строю. Природная сметка и инициатива казаков побуждали использовать их для разведки в большей степени, нежели армейскую кавалерию. Кубанские пластунские бригады и попытка образования донских пластунов есть то исключение, которое подтверждает правило. Исследователь пишет, что «на 1 января 1917 года казачья конница, с учетом казачьих полков в дивизиях регулярной конницы, составляла почти семьдесят процентов всей кавалерии русской армии на театрах военных действий»[3]. В 1917 году это число еще увеличилось. Причина этому — нежелание русского командования увеличивать численность регулярной конницы вследствие изменения роли кавалерии в войне. Теперь уже конница не могла, как раньше, быть использована в качестве тарана по неприятельской пехоте, для чего регулярная кавалерия была более подходящей, нежели казачья. Помимо того, русская конница уже в первый год войны стала использоваться, как правило, в качестве своеобразной «ездящей пехоты». То есть конные части бросались на трещавшие участки фронта с целью придержать наступление противника до подхода собственной пехоты.

Русские военачальники, естественно, пытались сделать все от них зависящее, чтобы повысить коэффициент полезного действия от кавалерии. Так, в ходе войны было предпринято три попытки образования стратегической кавалерии — по разу в каждый год войны. Однако и здесь конные массы не сыграли той роли, какую должны были сыграть. В итоге оперативное значение, когда таковое бывало, имели лишь сравнительно небольшие конные соединения — от дивизии до корпуса. Причина этому, повторимся, и еще не раз будем говорить об этом во 2-й части, — несоответствие начальства превосходному составу своего рода войск. А.А. Керсновский отлично охарактеризовал это обстоятельство, резюмировав: «В общем, если характеризовать боевую работу русской конницы, то надо сказать, что корнеты совершали блестящие подвиги, а генералы упускали блестящие возможности…»[4].

Одной из главнейших задач конницы перед войной считалось ведение разведки. Причем не только ближней, перед фронтом своих общевойсковых соединений, но и дальней — в тылу неприятеля. Тем не менее участник войны сообщает, что наша конница не умела вести разведку в реальных боевых условиях: «Русская армейская конница вела разведку в течение всей кампании при самых разнообразных условиях перед фронтом и на флангах армии. Всегда и везде замечается одна и та же основная ошибка: разведка основывалась на действиях разведывательных эскадронов и разъездов, причем ядро конницы не стремилось боем очистить этим разведывательным органам дорогу через передовые и охраняющие части неприятеля. Разведывательные органы доходили только до этих передовых частей и дальше, в большинстве случаев, проникнуть не могли. Вообще в русской кавалерии не было твердо установлено, что только боем можно проникнуть до расположения крупных сил неприятеля и получить ценные сведения»[5]. Здесь имеется в виду та разведка, что предоставляет командованию ценную информацию оперативного характера. В последующем же роль кавалерии как разведки была уничтожена развитием авиации. Повышение значения техники (фоторазведка, превосходство германцев в воздухе, дирижаблестроение, устарелые самолеты русских летчиков) переломило ситуацию с получением разведданных в пользу неприятеля. Противопоставить этому равноценное средство русские не сумели: «Ошеломляющие успехи авиационной разведки в первые же недели войны привели к полному перевороту в оценке этого нового рода войск. То, о чем в мирное время и не помышляли, случилось: авиация почти совершенно вытеснила кавалерию как средство дальней разведки»[6].

Глава 1

ПРЕДВОЕННАЯ ПОДГОТОВКА РУССКОЙ КОННИЦЫ

Известная военная максима гласит, что войну выигрывает тот, кто лучше подготовится к ней в мирное время: «Хочешь мира — готовься к войне». Генералиссимус А.В. Суворов писал: «Тяжело в учении — легко в бою». В то же время не менее известным является тот факт, что любая армия всегда готовится к прошлой войне. Для противоборства Первой мировой войны 1914 — 1918 гг. эта аксиома стала как нельзя более верной: если на войну противоборствующие армии выходили, следуя принципам чуть ли не франко-прусской войны 1870 — 1871 гг., то заканчивалась война в том же разительном отличии армий образца 1918 года от армий образца 1914 года, в каком эта последняя к моменту первого выстрела отличалась от армий образца Крымской войны 1853 — 1856 гг.

Войны государей окончательно переросли свои рамки, превратившись в войны народов. По итогам мирового противостояния рухнули монархические режимы великих держав. Прежде всего пали те традиционные режимы, что стояли на пути развития мирового капитала, — Россия, Германия, Австро-Венгрия. Развалившаяся на куски Австро-Венгрия, разоренная и обкорнанная Россия, урезанная и униженная Германия — вот итог Первой мировой войны для монархий, сцепившихся друг с другом в смертельной схватке во имя торжества буржуазных режимов капиталистической Западной Европы и Соединенных Штатов Америки.

К войне готовились все, и, конечно, старались готовиться как можно более тщательно. Наиболее подготовившаяся к схватке держава — Германия — форсировала развязывание агрессии, не дожидаясь укрепления мощи своих потенциальных противников. Именно немцы лучше всех подготовились к войне, и только нехватка ресурсов (прежде всего — человеческих), величайшая самонадеянность, переросшая в гордыню, и объединение почти всего мира для борьбы с германским империализмом не позволили Германии одержать победу в войне.

К Большой Европейской войне готовились и русские. Уже после Боснийского кризиса 1909 года стало ясно, что рано или поздно Австро-Венгрия бросит вызов Российской империи, а за спиной австрийцев будут стоять немцы, рвущиеся к мировой гегемонии посредством сокрушения экономической мощи Великобритании, политического веса Франции и потенциального могущества России. Капиталистическая модернизация, лихорадочно проводимая правительством П.А. Столыпина, заклинавшего императора Николая II обеспечить стране два десятилетия внешнего мира, укрепила экономику страны. Тем не менее к июлю 1914 года хотя и было сделано немало, но не было сделано еще больше. Логичным, хотя и не закономерным итогом, как ныне это пытаются представить некоторые ученые, стало падение монархии, революция и скатывание в Гражданскую войну, в которой всегда побеждает наиболее беспринципный и наименее гуманный.

В начале двадцатого века стало ясно, что один из основных родов войск в существующей триаде — пехота, кавалерия, артиллерия — постепенно откатывается на позиции вспомогательного рода войск. Относится это к кавалерии, вынужденной сдать свои позиции перед лицом совершенства современной техники, выразившейся в мощи дальнобойного огнестрельного оружия. Все это стало понятно уже в период русско-японской войны 1904 — 1905 гг. Например, перед мировой войной военное ведомство проектировало увеличить численность конницы на двадцать шесть полков. Оперативный отдел Генерального штаба возражал: «Падение в минувшую войну значения кавалерии как самостоятельного рода оружия наиболее ярко подчеркивает всю несуразность проектированной меры, особенно в русской армии, всегда страдавшей избытком кавалерии в ущерб прочим, более нужным родам оружия»[7].

Другое дело, что это увеличение должно было коснуться не кавалерийских дивизий, а войсковой конницы (!). Подробнее о важности войсковой конницы для ведения боя будет сказано в 6-й главе. Однако сделать этого, так или иначе, до начала войны не успели. В любом случае смены коннице — маневренному роду войск — пока еще не находилось. До изобретения и применения танков еще оставалось время. Следовательно, кавалерия также должна была готовиться к войне, и готовиться, как казалось бы, наиболее активно и современно, дабы окончательно не подтвердить тезис о своей второстепенности.