Большая игра. Война СССР в Афганистане - Фейфер Грегори Страница 2

Излишне говорить, что именно советским солдатам пришлось расплачиваться своими жизнями за все последствия вмешательства в запутанный конфликт в Афганистане, суть которого они даже не понимали до конца. Однако из их рассказов становится ясно то, как и почему «война по доверенности»[3] в Афганистане в рамках общей «холодной войны» породила новый вид глобального исламского терроризма. Они могли бы посоветовать, что именно Соединенные Штаты и другие западные страны должны делать теперь в Афганистане, Ираке и других регионах, где им противостоят идеологически подготовленные повстанцы, а иногда и вооруженные силы.

Советская война в Афганистане еще раз подтвердила, что ни одна держава никогда не могла завоевать эту страну, которая, несмотря на свою удаленность, находится на стыке границ и транспортных путей ряда мировых держав. В VI веке до нашей эры Афганистан захватила армия персидского правителя Кира Великого; тремя столетиями позже сюда вторглись войска Александра Великого (Македонского). В XIX веке в Афганистан из Индии дважды вторгались британские войска. В течение многих десятилетий они боролись с царской Россией за контроль над Афганистаном, так что это соперничество было названо «большой игрой»[4]. Но хотя силы иностранных захватчиков часто вступали в Афганистан относительно легко, им никогда еще не удавалось удержать за собой контроль над этой страной. Вся долгая история этой страны — это история вторжений, породивших культуру воинов среди разрозненных племен и этнических групп, которые постоянно враждовали друг с другом, но объединялись ради общей цели — отразить очередное вторжение чужеземцев.

Современный Афганистан — страна, по размерам примерно равная штату Техас, — сформировался около ста лет назад. Британские топографы, проводившие демаркацию его границ в конце XIX столетия, пытались сделать его буферным государством между Британской Индией и контролируемой русскими Средней Азией. На севере граница Афганистана проходит по реке Амударья, на западе — по реке Хари-Руд. На юге Афганистан граничит с унылыми пустынями Белуджистана, ныне входящего в состав Пакистана. На востоке британцы провели границу посредине исконно пуштунской этнической территории. Это было сделано в интересах Британской Индии, граничившей с афганской территорией вплоть до создания Пакистана.[5] Пуштуны, еще не окончательно отказавшиеся от идеи создания своего собственного государства — Пуштунистана,[6] оказались разделены границей, что было на руку англичанам, а Афганистан как государство благодаря этому был сильно ослаблен.

Главный горный хребет Афганистана, Гиндукуш, занимает большую часть страны и служит естественной преградой между отдельными этническими группами. При этом строго национальных этнических групп здесь нет. Хотя слово «афганец» долгое время означало только пуштунов, оно применимо и к другим, непуштунским народам. Так, на севере страны большинство составляют тюркские народы — в основном узбеки, таджики[7] и туркмены. В горных областях центрального Афганистана (Хазарджат) проживают также хазарейцы. Как тюркские народы, так и хазарейцы традиционно противостояли господству пуштунов с юга Афганистана, наиболее многочисленной этнической группе племен, которая составляет более 40 % от общей численности населения страны. Среди более мелких этнических групп можно упомянуть также нуристанцев (провинция Нуристан), которые живут в долинах вокруг Гиндукуша на северо-востоке Афганистана; некоторые из них отличаются внешне от местного населения своими светлыми глазами и волосами.

До советского вторжения численность населения Афганистана составляла 17 миллионов человек, из которых 90 % были полностью неграмотными. Несмотря на энергичные попытки большинства афганских правителей XX века, эта аграрная бедная страна по-прежнему оставалась во власти племенных вождей. Местные вожди и муллы часто пользовались даже большим влиянием, чем глава государства, а основная часть населения была готова защищать свой патриархальный образ жизни, как правило, основанный на законах ислама, от всяких попыток модернизации. Более века назад 23-летний британский репортер Уинстон Черчилль сопровождал британскую экспедицию в Афганистан в качестве корреспондента газеты «DaiIy TeIegraph». Будущий британский премьер-министр так описывал жизнь пуштунских племен: «Их система ценностей, которая считает предательство и насилие скорее добродетелью, чем пороком, породила настолько странный и противоречивый кодекс чести, что с логическим образом мышления его не понять». Впоследствии, его мнение подтвердили многие советские солдаты.

Некоторые англичане впоследствии любили утверждать, дескать, Советы вторглись в Афганистан только потому, что никогда не читали рассказов Редьярда Киплинга о предательствах местных жителей и о страданиях англичан в Афганистане столетием раньше.[8] Но Москва не сделала выводов даже из своего собственного опыта войны в Афганистане. Пять лет спустя после окончания этого конфликта, кремлевское руководство начало новый конфликт, на этот раз в Чечне, где российские солдаты, не имея возможности выманить мятежников из Кавказских гор, где те укрывались, начали срывать зло на местном населении. Военные использовали стратегию и тактику, разработанные в Афганистане. Постсоветское кремлевское руководство уже оглядывалось назад в поисках методов ведения войны. Когда новая Россия, опьяненная своим нефтяным богатством, начала вторжение в Грузию 15 лет спустя, которое стало первой агрессией Москвы против независимой страны после падения коммунизма, это означало откат назад к извращенным понятиям XIX века.

Неспособность Запада понять историю советской войны в Афганистане принесла еще более разрушительные последствия. Установление жизнеспособного центрального правительства в Афганистане было амбициозной целью, с которой все и началось, однако эта мера не имела никаких шансов на успех без внимания и заботы Соединенных Штатов и других западных государств. И, тем не менее, американские войска добавили к этой проблеме еще и конфликт в Ираке, где местное население все более ожесточается против них, так как в ходе их военных операций от террористических бомбардировок США уже погибли десятки или сотни тысяч мирных жителей.

Соединенные Штаты санкционировали мятеж в Афганистане, чтобы сломить мощь Красной Армии в 1989 году.[9] Всего десять с половиной лет спустя, Белый дом заявил, что вывод войск из Ирака будет возможен всего через несколько месяцев после вторжения, хотя эти невероятные сроки лишь вводили в заблуждение. Америка напала на Ирак, надеясь посеять демократию в стране, которая никогда не имела в своей истории представительных органов власти. Советский Союз пытался построить коммунизм в соседнем Афганистане с его племенными порядками. Ни тот ни другой подходы не сработали — отчасти потому, что те, кто планировал их, считали, будто их политическая система сразу же укоренится на совершенно чуждой для них территории. Никогда еще войны против местных повстанцев не были успешными, ни в Афганистане, ни в какой-либо другой стране.

Несмотря на всю разрушительную историю Советского Союза, с ее миллионами жертв среди русских и представителей других национальностей и еще большим количеством пострадавших от террора и диктатуры, огромное количество советских солдат и офицеров, служивших в Афганистане, искренне верили в то, что помогали местному населению покончить с угнетением. В день вторжения, 27 декабря 1979 года, советский военный врач фактически вернул к жизни афганского лидера Амина после того, как КГБ отравило его. Что это, как не результат отсутствия координации действий между советской разведкой, военными и дипломатами? Амин пришел в сознание как раз тогда, когда его роскошный дворец уже обстреливался: советские войска пошли на штурм, чтобы окончательно покончить с ним. На следующий день доктор услышал по кабульскому радио сообщение о свержении Амина. Бывший соратник-коммунист, как когда-то называл себя сам афганский президент, теперь был объявлен заклятым врагом народа, по крайней мере, в официальной пропаганде. По рассказу самого доктора много лет спустя, ему оставалось только плоско пошутить. «Если так объявлено по радио, — сказал он, — значит это, должно быть, правда».