Олег Козинкин - Сталин. Кто предал вождя накануне войны? Страница 22

Одновременно наши части должны быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев и разгромить [противника].

ПРИКАЗЫВАЮ: <…>

(Ф. 221, оп. 24б7сс, д. 39, л. 77–84).

Но в 21 -м мк сами узнали о нападении, от своих постов ВНОС, сами дозвонились в штаб округа в Ригу после 5 часов утра…

«Асейчев объявил боевую тревогу, приказал командирам дивизий срочно выводить личный состав в секретные районы сосредоточения и одновременно вывозить туда же подвижный запас артснарядов, мин, горючего. Потом он позвонил местным властям — проинформировал их о нападении немцев и порекомендовал принять меры на случай налёта фашистской авиации.

До получения указаний из Москвы сам Анатолий Алексеевич решил оставаться на месте, а меня послал в район сосредоточения 185-й мотострелковой дивизии. <…>

Убедившись, что здесь всё идёт нормально, и отдав от имени Асейчева некоторые дополнительные указания, я вернулся в штаб корпуса. Асейчева застал у радиостанции. Тут же собрались все, кто ещё оставался в штабе. Внимательно слушали выступление заместителя Председателя Совнаркома и Наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова. Мне довелось услышать только последние три фразы: Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами…»

Но это было уже в 12.00 22 июня…

А вот что описывает сам комкор-21, генерал Лелюшенко.

Лелюшенко Д.Д. Москва-Сталинград-Берлин-Прага. Записки командарма. М.: Наука, 1987 г. (есть в Интернете).

«В феврале 1941 г. меня назначили командиром 21-го механизированного корпуса, который предстояло ещё сформировать. В его состав должны были войти 2 танковые и моторизованная дивизии. <…>

По штату корпусу полагалось иметь 1031 танк разных марок, а мы имели 98 устаревших БТ-7 и Т-26. Мощные KB и Т-34, равных которым не было тогда ни в одной армии капиталистических государств, только начали поступать в войска. Стрелкового и артиллерийского оружия тоже недоставало, в связи с тем, что Красная Армия находилась в стадии перевооружения. <…>

Примерно за месяц до начала войны, будучи в Главном автобронетанковом управлении Красной Армии, я спросил начальника: JKozda прибудут к нам танки? Ведь чувствуем, гитлеровцы готовятся…” — “Не волнуйтесь, — сказал генерал-лейтенант Яков Николаевич Федоренко. — По плану ваги корпус должен быть укомплектован полностью в 1942 году”.

И всё же среди командиров и политработников корпуса росло беспокойство. Поговаривали о неизбежности войны с фашистами, несмотря на успокаивающее сообщение ТАСС от 14 июня 1941 г.

Многие из нас понимали, что это сообщение не для нас, так как каждый командир части имел план боевой готовности по тревоге, и этим сообщением ни с кого не снималась ответственность через час-два выступить для выполнения боевой задачи. Нагие руководство предвидело возможность нападения на Советский Союз со стороны фашистской Германии, но стремилось дипломатическим путём оттянуть войну хотя бы на 3–4 месяца, а там зима. К весне 1942 г. Красная Армия будет уже перевооружена новой техникой, реорганизация её в основном будет закончена, всё будет готово к надёжному отпору агрессору.

В корпусе шла напряжённая работа по его организации, непрерывно гили занятия по повышению боеспособности войск. <…>

14 июня по плану, разработанному штабом корпуса, командиры дивизий и полков приступили к рекогносцировке на даугавпилсском направлении.

Карта полковника Воейкова вся была испещрена пометками: районы сосредоточения, будущие рубежи развёртывания, предполагаемые позиции батарей, пути движения…

21 июня меня вызвали для доклада в Генеральный штаб. Поздно ночью я прибыл в Москву, и дежурный Генштаба по телефону сказал: Завтра вам надлежит явиться к начальнику оперативного управления Генштаба генерал-лейтенанту Ватутину”.

Утром 22 июня в оперативном управлении меня встретили тревожным сообщением: немецко-фашистские войска перешли границу…

Направленцы быстро докладывали Николаю Федоровичу Ватутину:

— Корпус Рокоссовского находится…

— Рябышев выступил…

— Потапов и Музыченко вступили в бой.

— Авиация противника продолжает бомбить Одессу, Севастополь…

На минуту Ватутин обернулся ко мне: — Скорее возвращайтесь в корпус. Все указания вам будут посланы директивой.

Ранним утром 23 июня я вернулся в корпус. Начальник штаба корпуса полковник Анатолий Алексеевич Асейчев встретил меня на вокзале и коротко доложил:

— Войска по боевой тревоге выведены в районы сосредоточения. Идёт заправка техники горючим и пополнение боеприпасами.

В тот же день нам передали 95 орудий для борьбы с танками противника. Почти половина из них была калибра 45 мм, но и их получить было не так-то легко: они являлись резервом Главного Командования. Помог нам находившийся в Идрице работник Генерального штаба Анатолий Алексеевич Грызлов. Учитывая обстановку, он самостоятельно принял решение о передаче орудий Мы были ему очень признательны».

Эти орудия распределили между двумя танковыми дивизиями корпуса…

«Уже во второй половине дня авиация противника начала бомбить район расположения корпуса. Ответить врагу было нечем: зенитной артиллерии мы не имели. Больше всего пострадали склады боеприпасов и горючего; понесли мы также потери в людях и технике.

24 июня из Академии бронетанковых и механизированных войск прибыло пополнение: 2 батальона, вооружённых в основном танками БТ-7. Но по-прежнему совсем плохо было с автотранспортом. В таком положении в начале войны оказался не только наш корпус.»

Смотрим, как описывают генералы предвоенные дни в КОВО…

Людников И.И. Дорога длиною в жизнь. М.: Воениздат, 1969 г. (есть в Интернете). Гл. «Огненный вихрь. В ту суровую пору».

«16 июня командиров дивизий второй линии вызвали на оперативно-тактические сборы в Житомир. В штабе 36-го стрелкового корпуса мы узнали, что сборы внезапно отменены, а офицеров штаба округа срочно отозвали в Киев. Командующий округом приказал нам возвращаться в войска и ждать указаний. Объявил нам об этом полковник Рогачевский, начальник оперативного отдела штаба корпуса».

Всё верно, 15 июня в КОВО пришла директива НКО и ПИ № 504205 от 12 июня. По которой с 16–17 июня «для повышения боевой готовности войск округа… все глубинные дивизии и управления корпусов с корпусными частями» (2-й эшелон КОВО) начали выдвижение «ближе к госгранице в новые лагеря, согласно прилагаемой карте».

«Директивой штаба округа от 16 июня 1941 года 200-й дивизии предписывалось в полном составе, но без мобилизационных запасов 18 июня в двадцать часов выступить в поход и к утру 28 июня сосредоточиться в десяти километрах северо-восточнее Ковеля

Действительно, директива НКО и ГШ от 12 июня указывала: «С войсками вывести полностью возимые запасы огнеприпасов» и ГСМ. И в этой связи возникает вопрос: надо ли брать мобзапасы по такой директиве? Если указано «в полном составе, но без мобилизационных запасов… выступить в поход» то будет ли это нарушением директивы НКО от 12 июня? Нет.

«Эта дивизия могла иметь кучу приписников, которые обязаны явиться к месту сбора, которое им укажут в военкомате. Поэтому указание совершенно разумное — пункт сбора приписников (с запасами имущества на них) не таскать за собой, а оставить в ППД и ждать, когда они туда прибудут. А это могло быть как через несколько часов, так и через несколько суток. А вот боеприпасы на них взять с собой, потому что, во-первых, неизвестно, как пойдут дела и б/п могут пригодиться, а во-вторых, если запас БК большой, то призывникам ещё и транспорт надо оставлять, а кому нужен такой геморрой, когда самим транспорта не хватает. В общем, это обычное дело в отношении не полностью укомплектованных дивизий. И ещё — директива НКО это всё же не приказ, и она оставляет командующему округа определённый диапазон для его личных указаний. Другое дело, что за них его потом и судить могут, но это уже зависит от того, как он успешно выполнит задачу…» (С. Мильчаков, п-к ГРУ).