Валерий Шамбаров - Последняя битва императоров. Параллельная история Первой мировой Страница 22

Петр Николаевич Врангель первым на этой войне был награжден офицерским орденом Св. Георгия. Зато потрепанный корпус пришлось вместо рейда отводить во второй эшелон, приводить в порядок. Хана Нахичеванского за неумелые действия Ренненкампф отстранил от должности. Но тот был любимцем всей гвардии, офицеры обратились с ходатайством к Верховному Главнокомандующему, и великий князь упросил Ренненкампфа отменить приказ.

Главные силы Притвица ожидали русских на удобной позиции по р. Ангерапп. Но корпус Франсуа оставался несколько впереди, он снова предлагал атаковать. Уверял, что можно обойти северный фланг русского фронта. В это время к Притвицу поступили донесения — 2-я русская армия уже вышла к границе. И к тому же, немцы перехватили шифрованную радиограмму Жилинского. Он нервничал, подумал, что противник бежит перед 1-й армией, оставляет Пруссию без боя, и срывается план окружения. Жилинский приказывал Ренненкампфу остановиться. Подождать, пока 2-я выйдет во вражеские тылы. В штабе Притвица специально имелся профессор математики, он разобрал шифровку. И тут-то занервничали германцы. Оставаясь на позициях, они как раз и попадали в клещи между двух армий! Хочешь не хочешь, а Притвицу пришлось согласиться с идеей Франсуа. Самим нанести удар.

Битва грянула 20 августа на фронте 50 км, от г. Гумбиннен до г. Гольдап. Соотношение сил было не в пользу русских. У них было 6,5 пехотных и 1,5 кавалерийских дивизий (63,8 тыс. бойцов, 380 орудий, 252 пулемета) против 8,5 пехотных и 1 кавалерийской дивизий немцев (74,5 тыс. чел., 408 легких и 44 тяжелых орудия, 224 пулемета). Вначале схватка завязалась на северном крыле. На рассвете атаковал Франсуа. Он полагал, что наносит удар во фланг 20-го корпуса, хотя ошибался и развернул наступление в лоб. Но был настолько уверен в своем превосходстве, что сразу, без разведки, бросил в бой все силы. Как вспоминал очевидец, немцы шли «густыми цепями, почти колоннами, со знаменами и пением, без достаточного применения к местности, там и сям виднелись гарцующие верхом командиры».

Целый корпус навалился на 28-ю русскую дивизию. А кавалерийскую дивизию с тремя батареями Франсуа послал в обход. Кавкорпус Хана Нахичеванского был отведен в тыл после вчерашнего неудачного рейда, и на фланге осталась только кавбригада Орнановского. В жестоком встречном бою германцы ее отбросили, погромили обозы 28-й дивизии. Но углубиться в наши тылы им не позволили, заставили повернуть назад. А 28-я дивизия отчаянно отбивалась от вражеской пехоты. Немецкий полковник Франц писал: «Русские показали себя как очень серьезный противник. Хорошие по природе солдаты, они были дисциплинированы, имели хорошую боевую подготовку и были хорошо снаряжены. Они храбры, упорны, умело применяются к местности, и мастера в закрытом размещении артиллерии и пулеметов. Особенно же искусны они оказались в полевой фортификации: как по мановению волшебного жезла вырастает ряд расположенных друг за другом окопов».

Участник боя лейтенант Гессле вспоминал: «Перед нами как бы разверзся ад… врага не видно, только огонь тысяч винтовок, пулеметов и артиллерии. Части быстро редеют. Целыми рядами уже лежат убитые. Стоны и крики раздаются по всему полю. Своя артиллерия запаздывает с открытием огня, из пехотных частей посылают настойчивые просьбы о выезде артиллерии на позиции. Несколько батарей выезжают на открытую позицию на высотах, но почти немедленно мы видим, как между орудий рвутся снаряды, зарядные ящики уносятся во все стороны, по полю скачут лошади без всадников. На батареях взлетают в воздух зарядные ящики. Пехота прижата к земле русским огнем… никто не смеет даже приподнять голову».

А вот описание того же боя из уст русского артиллериста: «Утром на 28-ю дивизию обрушился удар германского корпуса… Долго и упорно держалась наша пехота. Отдельных выстрелов слышно не было, казалось, что все кипело в каком-то гигантском котле. Все ближе и ближе, и вот на батарее стали свистеть немецкие пули. Под страшным огнем, наполовину растаявшая и потерявшая почти всех офицеров, медленно отходила 28-я дивизия на линию артиллерии 4-й, 5-й и 6-й батарей. Меньше, чем в версте от батареи тянулось шоссе, и через минуту, насколько хватало глаз, по шоссе хлынула серая волна густых немецких колонн. Батареи открыли огонь, и белая полоса дороги стала серой от массы трупов. Вторая волна людей в остроконечных касках — снова беглый огонь, и снова все легло на шоссе. Тогда до дерзости смело выехала на открытую позицию германская батарея, и в то же время над нашими батареями пролетел немецкий аэроплан с черными крестами. На батареях стоял ад. Немецкая пехота надвигалась на батареи и обходила 4-ю, которая била на картечь, а в ее тылу уже трещал неприятельский пулемет, она погибла. С фронта немецкая пехота подошла к нашей батарее на 500–600 шагов и, стреляя, лежала. Батареи били по противнику лишь редким огнем, ибо уже не было патронов. Понесшие большие потери немцы дальше не пошли».

28-я дивизия потеряла до 60 % личного состава. Впрочем, тут следует сделать пояснение — эти цифры включают не только погибших. В Первую мировую при определении потерь учитывали всех выбывших из строя. В том числе легко раненных, которые вскоре возвращались на службу. Но все равно, урон был очень серьезный. Однако и немцы, сумев всего лишь потеснить русских, заплатили за это слишком дорого. Их соединения поредели, были неспособны больше атаковать. А к полудню на помощь 28-й подтянулась 29-я дивизия, и они перешли в контрнаступление. Германские части перемешались и бросились наутек, Франсуа вообще утратил управление войсками…

Его соседям досталось еще круче. 17-й корпус Макензена, наступавший в центре германских боевых порядков, выдвинулся на исходные рубежи к 8 часам утра. Но русские обнаружили его и открыли огонь первыми. Пехоту прижали к земле и не давали подняться. Рвались зарядные ящики. Войска нашего 3-го корпуса переходили в атаки, теснили неприятелей. Потери Макензена достигли 8 тыс. солдат и 200 офицеров. Во второй половине дня побежала сперва одна рота, бросая оружие, потом другая. Потом целый полк, потом вся 35-я германская дивизия… А офицеры штаба опережали их на машинах — позже оправдывались, что хотели остановить подчиненных. Русские захватили 12 орудий.

Ну а на южном фланге 1-й резервный корпус фон Белова промешкал с выступлением, сбился с маршрута, и вышел на рубеж атаки лишь к полудню. Он встретил плотную и хорошо подготовленную оборону, а вскоре узнал о разгроме Макензена и стал отступать. Ренненкампф поначалу дал команду преследовать врага, но потом отменил. Артиллерия расстреляла боекомплект, тылы отстали. По данным воздушной разведки Ренненкампф знал о рубеже обороны на р. Ангерапп — лезть туда очертя голову, без снарядов, было рискованно. Да и Жилинский приказывал остановиться.

А наутро противник… исчез. Потому что немцы удирали очень резво, некоторые части остановились лишь через 20 км. В штабе 8-й армии царила паника. Выяснилось, что корпуса Франсуа и Макензена потеряли до трети личного состава. А по Пруссии уже двигалась и 2-я русская армия. Притвиц решил отступать за Вислу. Мало того, доносил в ставку, что в Висле из-за жары мало воды, он сомневается, получится ли удержаться на этой реке. В германской ставке его донесения вызвали настоящий шок. В первом же сражении немцы были разбиты! Стало ясно и другое. Отход за Вислу, который раньше, вроде бы, допускался, легко может превратиться в дальнейшее бегство. Замаячил призрак русских армий, идущих на Берлин…

Притвица решили снять, передать 8-ю армию более способному начальнику. Лучшей кандидатурой был Людендорф, герой Льежа. Но… оставалась проблема с его возрастом, происхождением. Вышли из положения, назначив его начальником штаба, а командующего подобрали такого, чтобы не мешал Людендорфу. Им стал 67-летний генерал-полковник Пауль фон Гинденбург, с 1911 г. пребывавший в отставке. Мольтке лихорадочно выискивал, каким образом срочно усилить Восточный фронт? Стратегических резервов у немцев не предусматривалось, а значит, усилить можно было только за счет Западного. И именно за счет ударной группировки, нацеленной на Париж. 23 августа было принято решение направить в Пруссию корпуса, которые освободятся после взятия Намюра, и ряд других соединений…

В 1930 г. Черчилль писал: «Очень немногие слышали о Гумбиннене, и почти никто не оценил ту замечательную роль, которую сыграла эта победа». А солдаты и офицеры, одержавшие ее, не знали, что своим героизмом они уже сорвали блестящий план Шлиффена… Кстати, Гумбиннена вы сейчас на картах не найдете. Теперь он называется Гусев — по имени командира батальона капитана С. И. Гусева. А Шталлупенен называется Нестеров — в честь заместителя командира корпуса С. К. Нестерова. Они погибли здесь в другую войну, не в 1914, а в 1945 г. Но какая, собственно, разница? Они тоже были русскими офицерами и сражались, по сути, с тем же врагом.