Борис Галенин - Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том I Страница 24

Многие слова в силу частого их повторения теряют обыкновенно свой глубокий внутренний смысл. Так вот, как определяет это понятие генерал Вандам: слово граница обозначает собою преграду, стеснительную для наступающего и выгодную для обороняющегося.

Давным-давно утративший свою агрессивность и перешедший к обороне Китай, замкнувшись со стороны моря и обнеся все свои города высокими каменными валами, в то же время в незапамятные времена воплотил в камне саму идею границы в знаменитой Великой Китайской стене.

Так как на своем левом фланге Россия была наступающей стороною, то ясно, насколько ошибочен был почин нашей дипломатии. Да уж, что говорить! Дипломатия «промишенилась», как говорили в Сибири.

Если правительство по каким-либо причинам не могло поддержать своевременно наш левый фланг войсками, то оно во всяком случае должно было обратить внимание на тот факт, что открытие Амура и появление на свете первого, второго и третьего Албазинов совершились не административным велением, а вот какою причиною: в то время как в Якутске фунт хлеба стоил 10-15 копеек, в Албазине весною 1687 года рожь и овес продавались по 9 копеек за пуд, пшеница — по 12 копеек, горох и конопляное семя — по 30 копеек. Ешь — не хочу и наживайся, снабжая богатую золотом и мехами тайгу!

«Эта простая и сильная, как сама жизнь, причина вместе с молодой энергией не боявшегося препятствий и приобретшего право пренебрежительно смотреть на загораживавших ему путь туземцев народа были надежным ручательством тому, что на месте третьего Албазина возник бы четвертый, пятый и, может быть, шестой, но, в конце концов, русские люди беспрепятственно поплыли бы и в низовья Амура, и к верховьям Сунгари. Для этого требовалось только одно — самим не увеличивать тех преград, с которыми справилась бы со временем народная энергия».

С этими словами Алексея Вандама трудно не согласиться, хотя мы уже имели случай говорить, что далеко не одни материальные стимулы обеспечили невероятный успех сибирской экспансии. Но послушаем дальше генерала.

«К несчастью, сделав уже одну крупную ошибку с посылкою на Амур дворянина Зиновьева, московские приказы придумали новую и еще горшую. Не чувствуя сил своего народа, не понимая совершавшихся событий и не зная поэтому, что предпринять, они при первых же выстрелах в головном отряде отправили в Пекин сначала канцеляриста Венукова, а за ним канцеляриста Логинова с извещением, что вслед за этими гонцами едет воевода Головин, чтобы с общего согласия положить границу между Россиею и Китаем, то есть, в данном случае, провести черту, дальше которой нельзя наступать русскому народу!

Сгорбившийся под тяжестью лет и жизненного опыта, Китай сейчас же понял все выгоды такого предложения и воспользовался им как нельзя искуснее. Хорошо зная, что у нас во всем Нерчинском воеводстве было не более 500 казаков, китайские уполномоченные привели с собою в Нерчинск десятитысячную орду пеших и конных слуг, погонщиков, носильщиков и тому подобного вооруженного всяким дрекольем люда. С этою имевшею одно только подобие военной силы толпою, приведенною в решительный момент и на решительный пункт театра борьбы за жизнь, Китай одержал над нами величайшую из когда-либо одерживавшихся им побед.

Под угрозою атаковать Нерчинск китайские уполномоченные заставили чувствовавшего себя точно в плену Головина подписать 26 августа 1689 года печальной памяти Нерчинский договор, согласно которому Россия должна была отказаться от всего принадлежавшего ей по праву открытия Амурского бассейна.

Не вовремя пожелавшаяся нам граница с Китаем проложена была: на западе по реке Горбице, на севере по Становым горам, а на востоке, по нетвердому знанию уполномоченными обоих государств географии страны, осталась неопределенною.

Для лучшего обозначения северной границы решено было поставить вдоль нее каменные столбы.

Албазин разрушить, и все, что оставалось русского на Амуре, увести на север с тем, чтобы на будущее время ни один русский человек не смел перешагнуть за запретную черту. Иными словами, слабый, никогда не могущий справиться с кочевниками Китай, улучив минуту, заставил нас — молодой, полный наступательной энергии народ — поднять на свои плечи его уродливую стену и перенести ее на Горбицу и Становые горы…»

Усилиями московских властей Великая Китайская стена была — как вырвавшимся из старой лампы джинном или, раз уж речь идет о Китае, престарелым драконом — перенесена на 2500 верст на север на Становой хребет. То есть от широты Ляодунского залива — примерно широты Пекина, до северной части Охотского моря, или в терминологии времен русско-японской войны — от Порт-Артура к Порт-Аяну[34]. Расстояние скептик может сам измерить по карте.

И эти 2500 верст пустых, никем не защищенных километров были пугалом для русских властей до 1851 года.

А когда капитан Невельской на свой страх и риск поднял в устье Амура русский флаг, то был разжалован за эти дерзостные деяния, а затем была непоследовательная попытка исправить в последний момент историческую ошибку. И как всякая попытка последнего момента, да еще совершаемая без должной настойчивости и понимания, попытка эта не могла не окончиться катастрофой. Но это впереди.

Все сказанное выше генералом Вандамом совершенно справедливо. Но это все — внешняя сторона событий. Истинные причины прикровеннее и много трагичней для грядущих судеб России.

6. Тайны нерчинских мудрецов

Настала пора объяснить внутреннюю сущность политического маразма, венцом которого стал Нерчинский договор. Маразм — это нам. А для некоторых — гениальный политический ход. И зря генерал приписывает дряхлому Китаю и диким маньчжурам политическую изощренность. Совсем зря!

6.1. Что произошло и что предшествовало

Северная граница Китая, реально шла тогда по Великой Китайской стене на широте примерно Пекина[35] — Порт-Артура, а «виртуально» — по Амуру, северной границе Маньчжурского царства со столицей в Мукдене. Население Маньчжурии в то время было не более миллиона человек, а между малым Хинганским хребтом и Амуром населения и вовсе почти не было.

То, что маньчжуры смогли подчинить себе многосотмиллионный Китай и в 1644 году посадить на престол богдыханов маньчжурскую династию Цин (1647-1912) — последнюю императорскую династию в истории Китая, говорит как о состоянии китайских вооруженных сил, так и о способности к обороне всего китайского этноса в целом на данном историческом этапе. Следует добавить, что наиболее боеспособные части маньчжуры все же вынуждены были держать в Китае, где далеко не все были в восторге от завоевателей. А привлекать собственно китайские войска к войне на Амуре маньчжуры не могли, боясь обнаружить свою слабость.

Что собой представляли сами маньчжурские войска — лучшие тогда во всем Маньчжуро-Китае, видно по результатам известных нам столкновений русских и маньчжурских отрядов.

Схватки русских и маньчжуров, включая героическую оборону Албазина, также однозначно выявили русское превосходство во всех случаях, когда на одного русского воина приходилось не более полуроты маньчжуров. Недаром император Канси сманивал албазинцев в свою гвардию, резонно полагая, что одна эта рота Желтого знамени с каймой оборонит дворец и его императорскую особу, если даже все остальные восемь знамен взбунтуются.

Стоит добавить для полноты картины, что, только услышав от русских гонцов о приближении посольства миролюбивого стольника Федора Алексеевича Головина с каким-никаким воинским эскортом, храбрые маньчжуры немедленно сняли осаду с Албазина и отошли на полтыщи (!) верст в Айгунь, в устье Зеи{59}, а то вдруг бить будут! После усердных заверений в миролюбии маньчжуро-китайцы вооружили, чем Конфуций послал, 10 тысяч сброда и с «грозным отрядом», поминутно оглядываясь назад, двинулись к Нерчинску. Движение этого сбродного отряда к Нерчинску, и вошло в анналы истории под названием «военной демонстрации со стороны Китая», решившей судьбу переговоров.

Таким образом, очевидно, что любой договор о границах в то время мог быть выгоден только Китаю.

И это нерчинское безобразие выдается «Дипломатическим словарем» 1948-1950 годов за успех русской дипломатии! Поскольку, мол, посланцы Пекина вообще хотели оставить за Китаем «все земли к востоку от Байкала, включая Селенгинск и Нерчинск, на том основании, что земли эти будто бы принадлежали Александру Македонскому, наследником которого считал себя китайский император»{60}!

Поразительна и стремительно выросшая осведомленность богдыхана, который еще недавно — во времена Онуфрия Степанова — путал Амур с Сунгари!