Большая игра. Война СССР в Афганистане - Фейфер Грегори Страница 26

Вскоре бои между сторонниками и противниками Кармаля вспыхнули и вокруг военной базы, которой командовал Станизи. Именно поэтому маршалу Соколову пришлось предпринять восьмичасовую поездку в провинцию Газни и помочь враждующим сторонам в конце концов договориться. Но с тех пор отношение майора Станизи к советским войскам продолжало ухудшаться, хотя он все же смирился с их присутствием в стране, пусть и с неохотой. Теперь, когда советские войска уже находились в Афганистане, их вывод был бы еще худшей альтернативой, так как правительство все более и более теряло контроль над страной.

Дальнейшие события не подтвердили убеждения Станизи. Скоро он и сам увидел, как участились нападения на конвои с продовольствием и топливом, следовавшие через провинцию Газни по главной дороге из Кабула в Кандагар. Даже оплот правительства — Кабул — никак не удавалось усмирить. В феврале протесты против того, что называли «советской оккупацией», переросли в бунт, в ходе которого погибло триста человек. В знак солидарности с протестующими, магазины в столице оставались закрытыми в течение недели, пока советское командование не подняло в небо реактивные самолеты и вертолеты для демонстрации силы — только тогда был восстановлен шаткий мир.

Однако главной проблемой Красной Армии был рост насилия в сельской местности. Марксизм-ленинизм мало что мог предложить для аграрного афганского общества с его древними путями и устоями. Так как обязательное идеологическое обоснование войны Москвой как столкновения между силами капитализма и социализма не предусматривало никакого объяснения народного восстания против, по крайней мере, формально социалистического государства, Кремль был не в состоянии понять своего нового врага — моджахедов.

Будущий советский герой этой войны Валерий Востротин, как человек далекий от идеологии, смог более ясно понять происходящие события. Но он все же мог видеть эти события своими глазами, до того, как их успели «обработать» политики, которые доводили их до сведения Политбюро. Десантники из 9-й роты были одними из тех 15 процентов военнослужащих 40-й Армии, кто, по мнению Востротина, действительно участвовал в боях с врагом, а не занимался лишь охраной дорог и сооружений. Но помимо участия в штурме дворца Тадж-Бек, 9-я рота никак не поднялась в иерархии, как это было с полками — теми, которые постоянно находились в зоне боевых действий, и теми, кто редко принимал участие в боях. Солдаты Востротина же почти не видели боев в течение конца марта. Пока они проводили время за тренировками и сооружением примитивных бараков, встречавшиеся Востротину афганцы все еще казались вполне почтительными. Широкомасштабная демонстрация советских вооруженных сил в декабре предыдущего года, очевидно, произвела на них должное впечатление.

Первая значительная операция 9-й роты имела целью укрепить такое уважение со стороны местных жителей. В апреле Востротин и его люди были посланы на восток центрально-афганской провинции Бамиан. Пятисотмильная дорога была трудной, часто приходилось карабкаться по узким тропинкам среди заснеженных гор. По пути, ради демонстрации силы, рота захватила местную тюрьму и освободила заключенных. Завершив переход и выйдя в назначенный пункт, солдаты вырыли несколько траншей. Идея заключалась в том, чтобы показать местным жителям, что советские войска могут передвигаться и действовать где угодно, но сам Востротин считал всю эту операцию напрасной тратой времени, потому что с военной точки зрения она не имела смысла. В пользу этого вывода свидетельствовал тот прием, который был оказан его солдатам. Во многих городах, через которые они следовали, люди выходили на улицы с красными флагами, портретами Брежнева и транспарантами с лозунгами дружбы между советским и афганским народами. Афганцы часто предлагали солдатам продовольствие и напитки.

Именно тогда Востротин также понял, насколько изолирована была большая часть сельских районов. Он был поражен, узнав из бесед с местными жителями, что они никогда не слышали о новом президенте, Бабраке Кармале. Некоторые были уверены, что у власти все еще находится Мохаммед Дауд, свергнутый двумя годами ранее.

После трех недель в горах 9-я рота без потерь возвратилась на свою базу. Востротин узнал, что дома его ждала запоздалая награда за участие в штурме дворца Тадж-Бек, несмотря на случай с грабежом, — Орден Красного Знамени. Но чувство удовлетворения от успешного вторжения вскоре стерлось…

Ака Ясин, отважный студент-таджик из горного района Сангчарак в северо-восточной афганской провинции Бадахшан, был одним из новобранцев, присоединившихся к сопротивлению новой власти. Вскоре после того, как его отчислили из средней школы за отказ участвовать в организованной НДПА деятельности, на его глазах полиция арестовала около двухсот человек. Со связанными за спиной руками, их доставили на грузовиках к недавно вырытому рву, где и похоронили заживо, засыпав ров землей с помощью бульдозеров.

Ясин бежал из города, чтобы присоединиться к группе мятежников в горах. Поскольку у них почти не было современного оружия, в первых столкновениях с советскими танковыми батальонами они использовали бутылки с «коктейлем Молотова», наполненные дизельным топливом. Они рыли ямы-ловушки и закрывали их бревнами, надеясь таким образом бороться с танками. Они стреляли из укрытий сквозь узкие окна в грязных стенах деревенских домов. Некоторые бойцы даже становились террористами-смертниками, в том числе и друг Ясина, который, обернувшись куском ткани, поджег себя и бросился к автоцистерне с бензином; правда, он был убит раньше, чем успел добежать до него. Позже Ясин и его соратники вручную отливали пули и вставляли в использованные гильзы, что было очень опасной работой, так как ненадежные готовые патроны иногда разрывались в стволе винтовки.

Несмотря на оптимизм Советов, непредвиденные для Красной Армии события стремительно втянули ее в борьбу с населением, которое отказывалось терпеть оккупантов, несмотря на все их заверения в дружбе. Попытки Советов бороться с беспорядками в Кабуле, Герате и других региональных центрах только вызывали рост враждебности со стороны афганцев. Армейские колонны, следовавшие через сельские районы, начали подвергаться нападениям спонтанно возникавших повстанческих групп моджахедов, хотя эти нападения и происходили пока только время от времени. Силам вторжения пришлось бороться как против этнической, племенной, географической и экономической разобщенности, так и против усиления роли ислама как объединяющей идеологии.

Местные племенные и религиозные лидеры — включая многих тех, кто раньше терпимо относился к режиму Амина, — объявили джихад новому просоветскому правительству. В дополнение к оружию, похищенному с правительственных складов, вооружение для мятежников стало поступать из-за границы, которая была и оставалась довольно прозрачной. Наиболее сильным очагом сопротивления стали восточные горные районы — исконная область мощного клана Гильзаи,[49] члены которого поддерживали постоянные связи с Пакистаном. Правительства и политические группировки разных стран, стремившихся нанести поражение советским войскам, переправляли оружие для повстанцев через Пакистан, хотя мало кто из них надеялся всерьез противостоять вторжению.

Силы моджахедов начали получать финансирование и оружие из Соединенных Штатов, Саудовской Аравии, Египта, Китая и других стран. Самые опытные солдаты Афганской армии дезертировали из своих бригад, а сотни чиновников и специалистов оставляли свою работу. Многие из них присоединились к моджахедам. Жители Кабула организовали всеобщую забастовку в февралё 1980 года. В центрально-афганском районе Хазарджат силы сопротивления взяли под свой контроль значительную часть провинций Бамиан, Гхор и Урузган.

Поскольку народ все более принимал сторону оппозиции, шесть группировок моджахедов из числа мусульман-суннитов решили объединить свои силы. На встрече в пакистанском городе Пешаваре в конце января 1980 года они объявили о создании «Объединенного Исламского Союза Освобождения Афганистана». В состав этого объединения вошли относительно умеренный «Национальный исламский фронт Афганистана» во главе с Сайед Ахмадом Гелани, «Исламское общество Афганистана» во главе с таджикским лингвистом Бурхануддином Раббани (членами этой группировки были такие известные командиры, как Исмаил Хан в Герате и Ахмад Шах Масуд, вскоре получивший прозвище «Панджшерский Лев»), «Исламская партия Афганистана» во главе с фундаменталистом Юнесом Халесом, «Движение исламской революции Афганистана» во главе с Мохаммадом Наби Мохаммади и «Национальный фронт спасения Афганистана» во главе с Себхатуллой Моджаддеди. В качестве «компромиссного» лидера этого объединения вождями группировок был выбран Расул Сайяф. Но предводитель наиболее сильной и, возможно, наиболее фундаменталистской из всех группировок моджахедов — Гульбеддин Хекматьяр — бойкотировал встречу, не желая, чтобы кто-то еще оспаривал его власть.