Александр Бондаренко - Москва на линии фронта Страница 27

4 апреля, за два дня до начала войны, советская сторона предложила Белграду свой проект договора о дружбе и ненападении. Югославы дали согласие на подписание, но попросили убрать из текста фразу о сохранении нейтралитета в случае нападения на одну из договаривающихся сторон. Они также торопили с началом советских военных поставок.

Кремль, продолжая «игру» с Берлином, решил в качестве «дружественного жеста» проинформировать посла Германии Шуленбурга о предложении правительства Югославии заключить договор о дружбе и ненападении между Югославией и СССР. Молотов сообщил послу, что СССР принял предложение, и при этом высказал мнение, что это «не идет вразрез со стремлением Германии бороться против расширения войны». Молотовым была выражена надежда, что Германия сделает все, «чтобы сохранить мир с Югославией». В свою очередь, Шуленбург высказал сомнения по поводу того, что момент для подписания договора выбран удачно. К тому же, добавил он, отношение Белграда к Германии «просто вызывающе». Для немецкого дипломата, входившего в группу противников войны с Россией, было очевидно, что это еще один шаг к столкновению Москвы и Берлина. Но оно было неизбежным, принимая во внимание нацеленность Гитлера на решение «восточного вопроса». Шуленбург же, дипломат «старой школы», наивно рассчитывал, что сдержанность Москвы на Балканах может умиротворить фюрера, приведенного к власти силами, стремящимися столкнуть СССР и Германию на тропе войны…

Дипломаты Берлина и Москвы, как видим, в эти дни внешне делали вид, что в отношениях двух стран ухудшения не происходит и они верны обязательствам, взятым в рамках договора о дружбе и границе от 28 сентября 1939 года.

5 апреля на переговорах с югославами советская сторона заявила, что она не против сближения Югославии с Великобританией и даже считает это «целесообразным». Британцы благодаря Гавриловичу были в курсе всех деталей переговоров в Москве.

6 апреля где-то в 2.30 ночи Сталин решил, идя навстречу Белграду, вычеркнуть из текста договора «О дружбе и ненападении» упоминание о нейтралитете. В три часа договор в спешке подписали, его датировали минувшим днем — 5 апрелем. Чтобы попытаться удержать Германию от нападения, о подписании соглашения объявили по московскому радио уже через час, не дожидаясь, как обычно, выхода газет с текстом договора. Но было поздно.

Рано утром вермахт вторгается в Югославию. Война началась с налета 150 бомбардировщиков на Белград. Вопреки ожиданиям Москвы и Лондона 29 пехотных дивизий югославской армии не оказали серьезного сопротивления, хотя сложный рельеф местности позволял им затормозить продвижение немецких соединений. Мужественно сражались лишь отдельные подразделения.

Советские газеты «Правда» и «Известия», поместившие текст советско-югославского договора, вышли ближе к полудню 6 апреля. Необычно большой, на пять колонок, была фотография с церемонии подписания соглашения. Кремль, видимо, пытался продемонстрировать моральную и политическую поддержку Югославии, но для Гитлера это была очередная «красная тряпка».

Командование вермахта и войска продемонстрировали в югославской кампании свое возросшее мастерство, хотя собирать группировку для наступления пришлось буквально в пожарном порядке — директива № 25 была подписана только вечером 27 марта. У генштаба сухопутных войск было всего несколько дней на планирование боевых действий.

Немецкие штабисты оказались на высоте, решено было наступать на Белград по двум направлениям: с севера (из Южной Австрии) и с востока (из Болгарии). Из Австрии должна была действовать 2-я армия, ее собрали в неимоверной спешке (танковый, горный, два пехотных корпуса). Соединения перебрасывали из Франции, Германии, Польши. Из состава 12-й армии и 1-й танковой группы, сосредоточенных в Болгарии и Румынии для наступления на Грецию, некоторые соединения срочно перенацелили на Белград.

Ход боевых действий продемонстрировал превосходство вермахта по всем параметрам: и в техническом оснащении, и в боевом духе, и в воинском мастерстве; без сбоев работала система управления войсками. 11 апреля, уже на шестой день войны, 41-й танковый корпус (2-я моторизированная дивизия и моторизованный полк войск СС), наступая из Румынии, вышел на подступы к Белграду. На следующий день к вечеру в город вошел разведывательный дозор 2-й моторизованной дивизии и принял символические ключи от городских властей. 18 апреля Югославия капитулировала. Потери немцев убитыми составили всего около полутора сотен солдат и офицеров.

В Кремле рассчитывали, что югославы продержатся хотя бы несколько месяцев. Советский Союз был готов оказать военно-техническую помощь югославской армии. Сразу же после начала боевых действий Наркомат обороны предложил югославам список боевых самолетов, противотанковых и зенитных орудий, горных пушек и минометов. Их предполагалось быстро доставить через греческие порты и британский Кипр. В СССР должны были пройти подготовку югославские пилоты. Но неожиданно быстрый разгром югославской армии не дал времени на переброску советских вооружений.

Германии все же пришлось провозиться на Балканах весь апрель: в Югославии почти две недели, в Греции — дольше. Греческие войска, несмотря на странную пассивность британского экспедиционного корпуса, сражались поначалу в гористой местности довольно упорно. Контроль над Грецией был установлен к 29 апреля. И только в мае немецкое командование смогло начать переброску 2-й армии и 1-й танковой группы к границам СССР.

Павел Судоплатов, один из руководителей советской внешней разведки в тот период, в своей книге «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы» так пишет о югославских событиях: «По словам Берии, Сталин и Молотов решили по крайней мере оттянуть военный конфликт и постараться улучшить положение, применив тот план, от которого отказались в 1938 году (президент Чехословакии Бенеш, по утверждению Судоплатова, в 1938 году предложил Сталину, чтобы Советский Союз субсидировал военный переворот в Югославии. — Н.Е.). План этот предусматривал свержение югославского правительства, подписавшего договор о сотрудничестве с Гитлером. И вот в марте 1941 года военная разведка и НКВД через свои резидентуры активно поддержали заговор против прогерманского правительства в Белграде. Тем самым Молотов и Сталин надеялись укрепить стратегические позиции СССР на Балканах. Новое антигерманское правительство, по их мнению, могло бы затянуть итальянскую и германскую операции в Греции.

Генерал-майор Милынтейн, заместитель начальника военной разведки, был послан в Белград, чтобы оказать помощь в военном свержении прогерманского правительства. С нашей стороны в этой акции участвовал Алахвердов. К этому моменту с помощью МИДа в Москве нам удалось завербовать югославского посла в Советском Союзе Гавриловича. Его совместно разрабатывали Федотов, начальник контрразведки и я. У нас, однако, сложилось впечатление, что он вел двойную игру, так как каждую неделю связывался с представителями Великобритании в Москве.

Через неделю после переворота мы подписали пакт о взаимопомощи с новым правительством в Белграде. Реакция Гитлера на этот переворот была быстрой и весьма эффективной. Шестого апреля, через день после подписания пакта, Гитлер вторгся в Югославию — и уже через две недели югославская армия оказалась разбитой. Более того, Болгария, через которую прошли немецкие войска, хотя была в зоне наших интересов, поддержала немцев.

Гитлер ясно показал, что не считает себя связанным официальными и конфиденциальными соглашениями, ведь секретные протоколы пакта Молотова — Риббентропа предусматривали предварительные консультации, перед тем как принимать те или иные военные шаги (исторической истины ради надо признать, что не только Берлин, но и Москва избегала консультаций по этим вопросам. Гитлер очень болезненно воспринял в июне 1940 года присоединение Бессарабии и Северной Буковины к СССР, в результате чего Красная армия оказалась в непосредственной близости от румынских нефтяных месторождений в Плоешти — основного источника топлива для вермахта. — Н.Е.). И хотя обе стороны вели активные консультации по разделу сфер влияния с ноября 1940 по март 1941 года, в их отношениях сохранялась атмосфера взаимного недоверия. Гитлер был удивлен событиями в Белграде, а мы, со своей стороны, — не менее удивлены его быстрым вторжением в Югославию.

Мне приходится признать, что мы не ожидали такого тотального и столь быстрого поражения Югославии. Во время всех этих событий 18 апреля 1941 года я подписал специальную директиву, в которой всем нашим резидентурам в Европе предписывалось всемерно активизировать работу агентурной сети и линий связи, приведя их в соответствие с условиями военного времени…»