Дезертирство в Красной армии в годы Гражданской войны (по материалам Северо-Запада России) - Константин Викторович Левшин Страница 28

неизбежно по мере изменения линии фронта. «Полевкомы», как правило, излишне широко трактовали свои права, в случае последующих разбирательств они логично оправдывались крайней необходимостью, обусловленной боевой обстановкой, и т. п. Несмотря на упоминания о таких столкновениях как вещи повседневной, конкретных случаев документально зафиксировано немного. Председатель ПКД 7-й армии Антоничев в своем докладе в марте 1920 г. упомянул лишь о конфликте с Гатчинской УКД[434], причем инцидент «…был сейчас же улажен», подробности столкновения не проводились. Председатель ОКД Любинский ставил в пример ПКД 7-й армии, одновременно критикуя комиссии соседних 6-й и 15-й армий, и просил ЦКД разъяснить им, «что они „не начальство“ для территориальных Комдезертир»[435]. В прифронтовой зоне нередко происходили столкновения территориальных комдезертир и военных властей. Так, например, особый отдел 15-й армии самовольно арестовал председателя Холмской УКД Бунакова, члена той же комиссии Любимова, начальника отряда по ловле дезертиров Виноградова. Председатель Псковской ГКД И. С. Шпынев с возмущением требовал провести срочное расследование этого случая с участием представителей губкома РКП(б), губернской ЧК, собственно ГКД[436].

Очевидную дезорганизацию в дело борьбы с дезертирством в рассматриваемых губерниях внесло появление «самодеятельных» отрядов, которые направлялись в волости по приказу командира той или иной части в случае группового дезертирства земляков для возврата своих бежавших товарищей. Такие рейды нередко проводились безответственно и без каких-либо согласований с местными комдезертир, сельскими властями. В результате они озлобляли население, бросали тень на «официальных» борцов с дезертирством (кто на селе будет разбирать?), давали повод к появлению новых очагов сопротивления советской власти, сводили на нет агитационную работу. Возникали случаи вооруженных столкновений красноармейцев-отрядников с сотрудниками комдезертир. ОКД своим приказом от 19 апреля 1920 г. ясно определила незаконность подобных акций на территории Петроградской губернии без санкции ГКД[437].

Чрезвычайные обстоятельства, складывающиеся в той или иной местности в годы Гражданской войны, были много разнообразней и шире любых декретов или инструкций. Это требовало от ГКД определенной самостоятельности и изобретательности, которые зачастую воспринималась вышестоящими инстанциями неоднозначно. Определенное ехидство слышится в словах С. П. Оликова, который, будучи вовлеченным в подобные трения, со знанием дела писал: «ГКД тоже не стеснялись в расширении своих официальных обязанностей там, где это вызывалось необходимостью, и достойным образом конкурировали с ЦКД и ОКД в отношении проявления инициативы, организованности, такта и истинного творчества»[438].

Постоянные столкновения комдезертир с учреждениями и предприятиями резко обострялись после начала массовых проверок законности приема на работу и выдачи отсрочек от призывов, в периоды мобилизаций. В резолюции коллектива коммунистов Петроградской ГКД (май 1920 г.) отмечалось: «…работа Губкомдезертир протекала у всех на виду… в Петрограде слишком много таких учреждений, где оперативная работа Губкомдезертир создала ей врагов…»[439] В мае 1919 г. в новгородской «Звезде» была опубликована статья «Вопросы мобилизации». В ней беспощадная борьба с дезертирством была объявлена самой насущной задачей советской власти, а самым злостным укрывательством, по мнению анонимного автора, занимались именно советские учреждения, создававшие «бумажные окопы», на преодоление которых уходило столько времени и сил![440] Попытка призвать к ответственности за уклонение от призыва служащих государственных учреждений, партийных работников нередко вызывала шквал гнева со стороны различных органов власти, должностных лиц. Подозреваемый имел возможность собрать целую коллекцию справок и характеристик о своей незаменимости, подтверждающих абсурдность каких-либо претензий. Данные отповеди часто носили обидчиво-агрессивный характер, смысл их заключался в том, что мнение комдезертир не могло быть важнее, например, соблюдения партийной дисциплины, а ее действия представляли собой «оскорбление честного члена партии, путем розыска как дезертира»[441]. Выявленные документы не позволяют утверждать, что комдезертир располагали достаточными возможностями и желанием доводить подобные дела до логичного конца.

Борьба с дезертирством на местах была слабо централизована, комдезертир не были «диктаторами» на этом поле, а серьезно зависели от партийных органов и подвергались жесткому давлению с их стороны. Инструкции и декреты были, как правило, на стороне комдезертир, но по уровню авторитета и по реальной силе они не могли тягаться с «линией партии», тем более что многие работники комдезертир и почти исключительно все председатели были членами РКП(б). Заметим, что в годы Гражданской войны началась фактическая подмена государственной власти партийной системой. Утверждая новый порядок, Л. Б. Каменев констатировал на IX съезде РКП(б): «Коммунистическая партия есть орган управления Россией»[442].

Серьезной причиной для ухудшения отношений между комдезертир и партийными органами стало проведение партийных мобилизаций, когда «каждый член [РКП(б)] считал необходимым и незаменимым себя работником на месте»[443]. Зачастую обвиняемые оправдывались и «ввиду недостаточной осведомленности партийных организаций о порядке комплектования частей Красной Армии и основании отзыва из них партийных работников»[444]. Отметим, что при таком уровне правовой культуры, когда даже партийные органы не разбирались (или не хотели разбираться) в потоке декретов, безграмотных крестьян незнание законов не освобождало от ответственности.

ЦКД уделяла особое внимание налаживанию совместной работы комдезертир и партийных органов. В обязанность УКД и ГКД вменялось минимум дважды в неделю докладывать в уездные и губернские комитеты РКП(б) соответственно о результатах работы, согласовывать планируемые мероприятия, использовать партийных агитаторов. В письме от 3 октября 1919 г. ЦК РКП(б) со своей стороны напоминал местным комитетам партии: «Без ведома соответствующих учреждений не производить перегруппирование ответственных работников в комиссиях по борьбе с дезертирством»[445]. По многочисленным сообщениям, губернские и уездные комитеты откомандировывали из комдезертир своих работников, «расстраивая тем самым работу комиссий». Ранее в разъяснении ЦКД от 22 августа 1919 г. четко указывалось, что ни один сотрудник комдезертир не может быть отозван «делегировавшим учреждением или другим органом без предварительного согласия на то вышестоящих Комдезертир»[446]. На практике данное правило постоянно нарушалось, авторитет партии играл свою роль, и уже комдезертир ударялись в сбор материалов и ходатайств о незаменимости данного работника, в жалобы на полное отсутствие подходящих кадров. Петроградская ГКД в октябре 1919 г. даже оповестила сотрудников комдезертир в уездах, что впредь все случаи «откомандировывания» будут трактоваться комиссией как дезертирство со всеми вытекающими последствиями[447]. С другой стороны, что могли сделать большевики – работники комдезертир перед лицом партийной дисциплины, тем более что многие из них наверняка были не прочь отойти от столь суетной и не на словах, а на деле ответственной и одновременно неблагодарной работы, как борьба с дезертирством. Необходимость кадровых перестановок, совершенных по инициативе уездных партийных комитетов, весьма сомнительна. К примеру, член Холмской УКД Любимов в марте 1920 г. был отозван по настоянию комитета РКП(б) на должность заведующего деревообделочной мастерской[448].

В отчете о работе за первый год существования Петроградской ГКД отсутствуют упоминания