Горы дышат огнем - Веселин Андреев Страница 31

Острый нос, острый подбородок делали его лицо будто точеным, и он казался более худым, чем был на самом деле. Глаза его то улыбаются, то становятся презрительно-холодными, когда он говорит о враге. Его лукаво-доброжелательная улыбка очень быстро может стать убийственно-иронической. Выражение его лица также быстро меняется. Вот он поднимает указательный палец над головой, затем делает им резкое движение вниз; убеждая, растопыривает пальцы, призывно сжимает их в кулаки, поворачивается, чтобы посмотреть в глаза каждому. Движения его быстры, целеустремленны. Бесспорно, у него есть опыт оратора, он стремится увлечь слушателей. По его речи чувствуется, что он из наших краев, но прошел городскую школу; видимо, был рабочим, а затем стал профессиональным революционером. Он говорил, не заглядывая в записи, уверенно цитировал документы, отпускал острые словечки, иногда приводил пословицы, с удовольствием смеялся своим шуткам или замечаниям слушателей. Он все время повышал голос, будто выступал перед значительно большей аудиторией, чем та, которую составляли мы, однако спохватывался и продолжал говорить тише, но вскоре вновь забывался. К партизанским обычаям он еще не привык, чем сердил некоторых из нас, чересчур осторожных.

А основания говорить во весь голос у нас были. «3ора» уже писала: «Преувеличенные советские сообщения о новом наступлении Красной Армии на Днепре...» Хорошо, пусть преувеличенные, но... где Волга, а где Днепр?!

Я не пытаюсь на память воспроизвести речь Янко, но думаю, что она очень близка к той характеристике тогдашней обстановки, какую он дал в нелегальной газете «Отечествен фронт»:

«Гитлеровские эмиссары и их болгарские слуги обворовывают нашу страну, без стыда и жалости грабят народ, дерут с него три шкуры. Они хищнически присваивают себе плоды тяжелого труда болгарского крестьянина. Болгарский рабочий и болгарский чиновник не могут накормить и обогреть своих детей, не могут их обуть и одеть... Тысячи и десятки тысяч рабочих и работниц оказываются выброшенными на улицу, лишенными работы, у них отнимают последний кусок. Плоды богатой болгарской земли, ее продукты и сырье вывозятся в Германию.

У болгарского народа отнято право свободно думать, говорить и писать...»

А какова обстановка в мире?

«Гитлеровская военная машина терпит страшные поражения на всех фронтах. Она больше уже не может сопротивляться победоносному наступлению Красной Армии, которая наносит ей сокрушительные удары. Гитлеровская военная машина на пути к гибели».

Болгарские правители совсем запутались. Смерть царя напугала их. Они прилагают отчаянные усилия, чтобы спасти себя, корону, Гитлера. Если их не обуздать, они превратят страну в поле битвы с русскими, с нашими советскими братьями. Болгария стоит перед катастрофой.

«Наш народ ищет пути к спасению. Единственно правильный, спасительный путь указывает ему Коммунистическая партия — путь всеобщей, народной борьбы, путь сплочения всех патриотических сил; путь всеобщего, различного по формам сопротивления внешним и внутренним врагам родины, путь изгнания из Болгарии гитлеровских разбойников, устранения от власти нынешнего правительства, состоящего из предателей, и создания подлинно болгарского национального правительства».

Его слова, тон, жесты становились все более решительными. Янко заговорил о партизанском движении и задачах, стоящих непосредственно перед нашим отрядом.

Да, успехи есть. Теперь отряд многочислен, имеет в своем составе две четы, лучше вооружен, расширил свои связи с ятаками, провел ряд смелых операций.

Однако и международная обстановка, и положение в стране, и силы отряда давали возможность добиться большего: требовались более активные действия, а вместо этого наблюдалось отступление перед трудностями, пассивность. В полной мере не был использован революционный, наступательный порыв партизан; произошло известное расслабление. Эта слабость неоправданна, терпеть ее нельзя...

Янко говорил просто и доходчиво, а его убежденность в правоте партийной позиции и чувство личной ответственности за судьбу отряда придавали его словам действенную силу.

Путь ясен, путь только один — активные действия, боевые и политические. Удар должен следовать за ударом!

Но для этого нужно критически проанализировать имеющиеся недостатки, использовать весь положительный опыт отряда.

— А теперь выскажитесь вы, спокойно и откровенно... — закончил он.

...И надо же было такому случиться! Будто нарочно!

Янко строго осудил все необдуманные реквизиции: им не должно быть места, даже если бы мы умирали с голоду! Реквизировать можно только у фашистов или богачей, чтобы эта мера была наказанием и имела в то же время политическое воздействие. (Следует сразу же сказать, что даже в периоды самой острой нехватки продуктов чавдарцы очень редко нарушали этот закон, хотя суровые условия и могли бы оправдать такое нарушение.)

Не успел Янко закончить, как в лесу, выше по склону, раздался какой-то шум. Все вскочили, схватились за оружие. В следующий момент взорам всех предстал интендант Пешо с теленком. Вообще-то, если говорить точнее, то сначала показался теленок, волочивший за собой Пешо.

Надо было видеть эту картину!

Как мы ни старались, нам не удалось удержаться от смеха. Цветан чуть заметно махнул рукой. Васо сжал губы, лицо его покраснело. Лазар нагнул голову. Митре смеялся беззвучно, его выдавали лишь трясущиеся плечи. У Янко был несколько удивленный вид.

А Пешо, милый Пешо! Он сразу же понял, что допустил какую-то оплошность, хотя еще не знал какую. И он улыбнулся так невинно, как это умел делать только он. Животное, испугавшееся было нас, вскоре успокоилось.

— Что это? — спросил Янко.

— Скотинка, — с очаровательной улыбкой ответил Пешо, но, почувствовав, что такого объяснения недостаточно, добавил: — Фашистская. Грязная фашистская скотинка!

— Так кто же фашист — скотинка или ее хозяин?

Это было похоже на шутку, но Янко говорил строгим тоном. Теленок опять разбушевался и, мечась из стороны в сторону, поволок за собой Пешо, который едва удерживал его на тонкой веревке.

Пешо разозлился и закричал, обращаясь ко всем нам, будто надеясь найти поддержку:

— Разве вы не видите, что это фашистская скотина? Вон какой гладкий, с жиру бесится!

— Хорошо, потом увидим! — неопределенно сказал Янко.

Потом?.. Потом Пешо доказал, что и в самом деле теленок принадлежал негодяю. Но этот случай заставил нас еще раз подумать о том, что нельзя спешить с оценками. Неправильная оценка наносит большой вред.

Если бы кто-нибудь смог нарисовать эту картину, все время меняющуюся пространственно и психологически, такой, какой я ее вижу!..

Вокруг — буки, они, наверное, помнят самого Чавдара — грозного воеводу. Они глубоко вросли в родную землю и вытянулись к небу, чтобы видеть все вокруг. Кажется, они издали заметят любого врага и дадут ему отпор: стоят плечом к плечу, образуя желто-зеленую, будто ощерившуюся пиками стену. На пологом склоне они расступились, образуя зеленую поляну. Песчаник просох, между кочками желтеет неприхотливая трава, бурым ковром лежат