Военное искусство греков, римлян, македонцев - Фрэнк Эзра Эдкок Страница 34

использовались в ходе амбициозных военных операций и сталкивались с судами, вероятно обладавшими большей высотой надводного борта, и это продолжалось на протяжении следующих сорока лет. Флотоводец Кимон внес в триеру изменения, расширив бимс и снабдив ее своего рода мостом, проходившим по всей ее длине, в результате чего на ней можно было разместить большее количество солдат [166] . Сражаясь на этих кораблях, афиняне добились значительного успеха, но к середине века, когда с Персией был заключено временное мирное соглашение, они вернулись к прежней тактике использования таранов и внесли в нее ряд усовершенствований. Афиняне стали доминировать во флоте Делосского союза, и конструкция судов, предоставлявшихся для него союзниками, а также практика их использования должны были быть приведены в соответствие с характерными для афинских кораблей. У афинян были не только лучшие суда, но и самые умелые гребцы и, что еще важнее, рулевые. До начала Пелопоннесской войны тактика, выбранная афинским флотом, а также уровень подготовки членов команд входивших в его состав судов заметно отличались от характерных для эскадр других греческих полисов. В итоге во время битвы при Сиботах, в которой участвовали корабли с Пелопоннеса и Коркиры, афиняне заметили, что они сражаются так, будто участвуют в сухопутном бою, применяя абордаж и метательные орудия [167] .

Подобные методы к тому времени уже перестали употребляться лучшими представителями военно-морских кругов. В ходе эволюции морских сражений была разработана тактика, позволяющая судам развивать большую скорость и быть более маневренными. К примеру, греческому слову, которое можно перевести как «кругосветное» плавание, был придан исключительно технический смысл – «обойти вокруг один корабль или группу судов, чтобы получить возможность нанести удар по корме или слабому месту в боку вражеского судна». Кроме того, существовал более прямой, практически нельсоновский прием. Он состоял в том, чтобы пройти на веслах между двумя стоящими друг напротив друга кораблями, а затем развернуться, чтобы застать один из них или оба в невыгодном положении до того, как они смогут совершить маневр, реагируя на атаку. Подобный маневр требовал высокой скорости и, что еще более важно, превосходного руления в сочетании с умелыми действиями гребцов. Таким образом, прибегнуть к нему могли только наиболее профессиональные команды, плававшие на самых хорошо построенных и сконструированных судах. Существовала и разновидность этого маневра – атакующую трирему нужно было заставить отклониться от курса так, чтобы ее выступающие переборки повредили весла, расположенные на одной стороне вражеского корабля. При этом перед самым столкновением весла, находившиеся на ближайшем борту нападающего судна, убирали, чтобы не сломать их. Если данный маневр удавался, врагу наносился такой урон, что в лучшем случае он не мог продолжать участвовать в битве, а в худшем – тонул. Афиняне в годы расцвета своей военно-морской славы стали экспертами в сфере совершения всех этих тактических маневров.

Мнение о том, что соперничать с афинянами на море можно, только применяя их же технику боя (а это находилось за пределами возможностей даже самых оптимистично настроенных их противников, которые, вероятно, даже не смели надеяться совершить нечто подобное), стало аксиомой. Когда численно превосходящий пелопоннесский флот встретился в бою с эскадрой афинского флотоводца Формиона, спартанцам пришлось понадеяться на свою храбрость, в то время как команды афинских судов полагались на быстрые и бесшумные маневры, которые благодаря их дерзости доказали превосходство афинского флота [168] . Об этом свидетельствует ход первой схватки. Ранним утром Формион, в распоряжении которого находились двадцать трирем, увидел сорок семь пелопоннесских судов, причем на некоторых из них, плывших от Пелопоннеса в сторону противоположного берега, находились воины. Они сформировали круг, выставив наружу носы. Таким образом, любая афинская трирема, которая попыталась бы атаковать один из этих кораблей, не смогла бы совершить маневр и подверглась бы нападению со стороны пяти кораблей, располагавшихся в центре круга. Пока суда сохраняли такое построение, они находились в сравнительной безопасности, хотя сложно себе представить, каким образом они в таком случае двигались по направлению к своей цели. Формион знал, что вскоре со стороны моря задует бриз. Он выстроил свои суда в шеренгу и направил их в сторону вражеских кораблей, делая вид, будто готовит атаку. Каждый раз, когда афинские суда приближались к пелопоннесским, те вынуждены были сузить круг, так как им приходилось отплывать назад, ибо они опасались возможного удара. Когда подул бриз, построение нарушилось, и афинские триремы воспользовались этим шансом, нанеся противнику ощутимый урон, корабли которого, пытаясь отойти как можно дальше друг от друга, оказались практически совершенно беззащитны. Они обратились в бегство, и афиняне сумели захватить двенадцать из них, овладев их командами и всем, что на них находилось.

Через некоторое время после этого ситуация складывалась несколько иначе. Побежденный пелопоннесский флот получил подкрепление, состоявшее не только из кораблей, – на помощь ему пришел Брасид, наиболее талантливый командующий из всех когда-либо рождавшихся в Спарте. Формион также обратился в Афины с просьбой о подкреплении, но оно никак не прибывало. Теперь вражеский флот, состоявший из двадцати кораблей, построился в четыре линии, которые стали продвигаться, не ломая строй, вперед. Затем по сигналу пелопоннесцы повернули и полным ходом двинулись на афинян, оттеснив таким образом часть их судов к берегу. Одиннадцать передних афинских судов, однако, уклонились от нападения, быстрым ходом отойдя в сторону, и двадцать пелопоннесских судов радостно бросились преследовать их. Казалось, все потеряно, но затем последний афинский корабль обогнул торговое судно, стоявшее на рейде, а затем ударил в корму преследовавшего его корабля и затопил его. Озадаченные пелопоннесцы остановились, и, как пишет Фукидид, «афиняне воспрянули духом и по данному сигналу с криком устремились на неприятеля». Таким образом им удалось переломить ход битвы. Блестящее использование маневра, предполагающего обход вокруг торгового судна, было, вероятно, наиболее ярким достижением афинской военно-морской мысли. Было бы приятно думать, что на этой триреме находился сам Формион.

Первые десять лет войны действительно были годами расцвета афинского господства на море. Даже через шесть лет флот, отправившийся в Сицилийский поход, состоял из лучших судов, когда-либо выходивших из Пирея. Правда, вернуться домой ему не было суждено. В относительно узком пространстве между Большим портом в Сиракузах более быстрые и легкие афинские триремы встретили вражеские суда, лучше приспособленные к фронтовому столкновению, оказавшись, таким образом, в далеко не самом выгодном положении. Можно предположить, что по условиям мирного договора, заключенного перед походом, коринфяне получили право нанять более умелых гребцов, вследствие чего их эскадра наконец обрела возможность вступить с афинянами в схватку на равных