Переворот - Иван Павлович Кудинов Страница 41

И слухи, слухи… Они, как снежный ком, пущенный с горы, мгновенно увеличивались, обрастая все новыми и новыми подробностями. Газеты с готовностью подхватывали и раздували еще больше, делая из мухи слона.

Эсеро-кадетский листок сообщал: «Петроград обречен на вымирание. Люди надают на улицах. Обуховский завод и некоторые другие предприятия выступили против Советов…»

А на другой день очередная новость: «Настроение в Москве антибольшевистское, за исключением замоскворецких заводов… Большевики обратились к немцам за помощью. Немцы согласились при условии оккупации Москвы, которая им нужна как операционный базис. Вся работа комиссии Дзержинского проводится теперь под контролем и руководством немецкого шпиона Мирбаха…»

Вот как!..

На улицах Бийска появились воззвания: «Граждане и солдаты! Вас обманули большевики — вместо хлеба дали вам в руки фиговый листок, вместо обещанного мира усилили против вас войну. Власть над вами и над Россией взяли бывшие каторжники, воры. Вот кому вы доверили свою судьбу и судьбу несчастной Родины! Большевики продались Германии, получив от немецкого штаба взятки: Ленин ежемесячно получает миллион рублей, Троцкий — 900 тысяч, Свердлов — 800, Каменев — 700… Дальше шли члены ВЦИКа, получавшие от 500 до ста тысяч рублей. Среди названных «председателей Сибири» фигурировал и Захар Двойных. Правда, сумма, которую он получал «от немецкого штаба», не указывалась.

Воззвание было подписано комитетом Учредительного собрания и открыто призывало к свержению Советской власти.

Призывы эти, «экстренные» газетные сообщения, зачастую опережавшие события и выдававшие желаемое за действительность, для врагов революции — как бальзам на старые, незажившие еще раны. Однако положение с каждым днем становилось сложнее. Вести одна хуже другой шли из Иркутска, Тюмени, из-за Урала: белочешские войска двигались по Сибири… Враги революции выползали из своих укрытий, поднимали головы. Все более враждебными становились действия Каракорум-Алтайской управы.

Двойных связался с Барнаульским ревкомом: что делать?

Предревкома Матвей Цаплин посоветовал: «Постарайтесь договориться мирным путем».

Однако последний случай перечеркнул все надежды на примирение. Три дня назад в Шубинку был направлен отряд из двадцати красногвардейцев для учета и реквизиции излишков хлеба. И вот каракорумцы при поддержке местных кулаков напали на красногвардейцев, один из которых был убит, один ранен и двое взято в плен. Поспешивший на выручку отряд Огородникова каракорумцев не застал.

Вечером того же дня состоялись переговоры по прямому проводу председателя Бийского совдепа с Улалой:

— Улала? Говорит Бийск. Кто у аппарата?

— Председатель Каракорум-Алтайской советской управы Гуркин, — ответила Улала.

— Советской? — усмехнулся Двойных, — Как же тогда понимать ваши действия?

— Наши действия вызваны необходимостью защиты своего народа от грабежей и насилия.

— Прежде всего, вы кулаков и баев защищаете, а беднота в подавляющем большинстве не понимает и не признает ваших действий.

— Это ложь! А если вы хотите избежать кровопролития, давайте проведем переговоры на равных условиях.

— Кровь уже пролилась. Разве вам это не известно? Что касается переговоров, мы готовы их вести.

— Будет ли приостановлено передвижение ваших отрядов по территории округа?

— Отряды будут высылаться до тех пор, пока вы не прекратите противодействие Советской власти.

— Кровопролитие спровоцировано вашим отрядом.

— А как оказался вооруженный отряд Каракорума в Шубинке?

— Наши отряды имеют задание не допускать произвола над населением в границах своего округа.

— Мы не знаем ваших границ, мы знаем границы Советской республики. И никакого двоевластия на ее территории не допустим.

— Оставьте угрозы. Каракорум тоже находится под покровительством Советской власти.

— Каракорум только прикрывается этими фразами, а на деле уже давно выступает против Советской власти. Повторяю: наши отряды не имеют права чинить насилия над кем бы то ни было, за это мы привлекаем виновных к строгой революционной ответственности. Но долг каждого рабочего и крестьянина — отвечать насилием на насилие, давать отпор тем, кто посягает на рабоче-крестьянскую власть, ибо в России (возможно, вы об этом забыли?) объявлена диктатура пролетариата. У меня все.

— Наш разговор будет передан Краесовету и губсовету?

— Наш разговор будет опубликован в советской газете «Бийская правда». Что вы еще имеете добавить?

Огородников встретил вышедший из Бийска в Шубинку красногвардейский отряд где-то на полпути, прискакав в сопровождении четырех всадников. Михайлов, увидев его, обрадовался и возмутился одновременно:

— Что это за выездка? Скачешь, как на параде. Да вас, как куропаток, перестреляют — и глазом не успеешь моргнуть.

— Такого мы не допустим, товарищ председатель реввоенсовета. Основные наши силы неподалеку, — махнул рукой вправо. — Оттуда все видно, как на ладони… Муха незаметно не пролетит.

— Ладно, ладно… Пролетела уже. Что же ты, командир носишься как рядовой разведчик, оставив отряд?

— Соскучился, Семен Илларионович. Дай, думаю, встречу самолично. Вон и начальника милиции давно не видел, — кивнул Нечаеву. — Тоже редкий гость в наших краях… Что слабо? — увидев, как несколько красногвардейцев с уханьем и смехом толкали в гору автомобиль, поинтересовался. — Не тянет?

— Да вот, — ответил Михайлов, — по ровной дороге идет неплохо, а в гору не хватает духу. Ну, что там, в Шубинке?

— Шубинка есть Шубинка, — загадочно проговорил Огородников. — Как говорится, на две руки: на левую и на правую… Так что смотреть надо в оба. Нам с вами идти?

— Нет, оставайтесь пока здесь. Подойдете позже.

— Понятно, — кивнул Огородников. — Эй, ребята, может, моего пегана впряжете? — крикнул красногвардейцам, все еще толкавшим автомобиль на крутяк. — Он враз выдернет вашу телегу…

— Твоего пегана впору самого тянуть.

Автомобиль в это время, прокатив юзом метра три, чихнул громко и загудел, задрожал всем своим металлическим нутром. Пеган испуганно отпрянул, едва не сбросив седока. Водитель автомобиля захохотал, помахав кожаными перчатками. Михайлов и Нечаев сели в машину, брезентовый верх которой был опущен, сдвинут назад, и два пулеметных ствола торчали над ним, как два указательных пальца… Автомобиль фыркнул, обдав стоявших сбоку людей вонючим дымом, и покатил по дороге.

Огородников пустил своего пегана с места в намет, разом догнав и обогнав натужно гудевший и лихорадочно дребезжавший на поворотах автомобиль.

— Что, слабо? — взмахнул рукой, как саблей, и засмеялся. — Слабо!

Вскоре его и след простыл.

12

Когда приехали в Шубинку, Михайлов распорядился сколотить деревянные подмостки и установить посреди села, на площади, примыкающей к церковной ограде. На них положили убитого красногвардейца, прикрыв изуродованное лицо белой холстиной, и два караульных встали подле с винтовками к ноге, хмуро и настороженно поглядывая на подходивших людей и тихо, вполголоса переговариваясь:

— Поди ж ты, какая жара, прямо пекло…

— И