Грегори Фейфер - Большая игра. Война СССР в Афганистане Страница 42

В течение войны Советы совершенствовали конструкцию своих вертолетов, как, впрочем, и бронетранспортеров, и другого вооружения. На смену стандартной модели вертолета Ми-8Т, который мог взять на борт двадцать четыре человека, пришли новые модификации, в том числе вертолет Ми-8МТ, который был мощнее и нес больше вооружения, включая те же ракеты, которыми были вооружены боевые вертолеты Ми-24, а кроме того мог действовать в условиях жары и высокогорья. Также новая модель была оснащена инфракрасными глушителями и «ушами» — специальными приспособлениями, которые отражали в сторону выхлоп двигателя, чтобы сбивать с курса ракеты с головками теплового наведения. Но Костюченко и другие пилоты предпочли обходиться без этих устройств, которые увеличивали вес машины и снижали ее маневренность.

Хотя нарушение инструкций было строго запрещено и часто наказывалось, правила все равно регулярно нарушались. В конце 1981 года эскадрилья Костюченко приняла участие в особенно опасной операции, в ходе которой им нужно было эвакуировать убитых и раненых из предгорий Гиндукуша вблизи Шинданда. Несколько вертолетов Ми-8 было сбито. Когда врач на борту сообщил Костюченко, что один из раненных может умереть, если вертолет будет лететь на обычной высоте, он нарушил процедуру и снизился. Солдат выжил, а вертолет Костюченко не пострадал. Но из-за потерь, понесенных нарушившими инструкции вертолетчиками, пусть даже во время сложных боевых действий, полковое командование охарактеризовало их действия как «непродуманные» и подвергло жесткой критике.

Одним из первых заданий Костюченко был ночной вылет с целью бомбардировки заданного района в пустыне Регистан, в южноафганской провинции Гильменд. Возвращаясь на базу, пилоты двух Ми-8 заметили внизу цепочку светящихся фар, которая двигалась вдоль Гильмендского бассейна в сторону Кандагара. Запросив по радио инструкции, экипаж получил приказ открыть огонь по машинам. Они дали пулеметную очередь, отметили положение, и продолжили путь на базу. На следующий день на то же самое место вылетела другая пара вертолетов Ми-8, чтобы осмотреть нанесенный ущерб. Они следовали стандартной процедуре, то есть открыли огонь по двум неподвижным автомобилям, стоявшим внизу посреди поросшей кустарником равнины. Когда они снизились, чтобы приземлиться и все осмотреть, из одной машины вдруг появился пожилой афганец и открыл стрельбу по вертолетам из древнего ружья «бора». Вертолеты ответили огнем, но, к их удивлению, одинокий человек внизу продолжал стрелять и ухитрился даже попасть в один из турбовальных двигателей[78] вертолета прежде, чем был убит. Приземлившись и осторожно выйдя из машины, чтобы обыскать окружающий кустарник, члены экипажа увидели мрачную картину: перед ними лежало несколько мертвых гражданских, большинство — женщины и дети. Только теперь летчикам стало ясно, что тот пожилой мужчина, которого они только что убили, по всей видимости, пытался защитить свою семью. Живой была найдена только маленькая девочка приблизительно трех лет с тяжелым ранением в руку.

Вскоре на место прибыл и вертолет Костюченко, доставивший запчасти для поврежденного Ми-8. Привыкший наблюдать картину боя лишь на расстоянии, он был потрясен, увидев вблизи тела убитых мирных жителей. Пытаясь успокоить перепуганную девочку, он нервно помог перевязать ее руку, чтобы остановить кровотечение. Несколько минут спустя, какой-то десантник, прилетевший на одном из вертолетов, держа у ее головы пистолет Макарова, отвел ее в сторону и выстрелил. Ее маленькое тело резко упало, на пыльную землю полилась кровь. Десантники подняли ее тело и положили рядом с другими в один из прошитых пулями автомобилей, потом залили их бензином и подожгли. Полученный позже Костюченко строгий приказ хранить молчание об этом инциденте только усугубил шок. Даже после того, как его вертолет дважды был сбит, картина убийства маленькой девочки преследовала его в течение многих лет как самое худшее из его военных испытаний.

Все же Костюченко со временем привык к убийствам гражданского населения. Многие из них случались во время грабительских рейдов, обычно, когда пара вертолетов Ми-8 расчищала дорогу для транспортных колонн с грузами. Как только в поле зрения появлялась неизвестная автомашина, один из вертолетов останавливал ее, в то время как другой кружил над ними, обеспечивая прикрытие. Водителей и пассажиров обычно расстреливали, после чего их машины обыскивались в поисках всего, что могло быть снято и унесено, включая даже радио. Во время одного из первых рейдов задачей Костюченко было остановить машину, намеченную для грабежа, дав пулеметную очередь рядом с ней. Случайно он промахнулся и попал в бензобак автомобиля, который взорвался. Все находившиеся внутри погибли. По возвращении в Кандагар он еще несколько дней старался не попадаться никому на глаза, так как разъяренные «старики» грозились избить его до потери сознания за то, что он уничтожил их добычу и лишил многообещающей прибыли.

Во время другого полета над пустыней Регистан экипаж Костюченко убил трех человек на мотоциклах, после чего их мотоциклы через запасной выход были погружены в вертолет, чтобы затем продать их в Кандагаре. «Свободная охота», как называли подобные широко распространенные рейды, позволяла советским пилотам и другим членам экипажей разжиться наличными и улучшить свое скудное денежное содержание и питание, хотя значительная часть этих денег уходила на проституток. Поскольку бояться наказания было практически нечего, убийства местных жителей и грабеж их имущества скоро стали казаться почти нормальным явлением. У офицеров сухопутных сил было больше возможностей для подобных рейдов, чем у летчиков. Костюченко заметил, что даже некоторые рядовые жили богаче него. Насмотревшись за эти годы на стольких афганцев, убитых ради их имущества, Костюченко, как и многие другие участники подобных рейдов, пришел к убеждению, что именно грабежи повернули ту войну против Советского Союза.

Пыльный город Гардез[79] стоит на склоне долины Шах-и-Кот, в шестидесяти милях к югу от Кабула. Над ним возвышаются заснеженные Гардезские горы, вблизи которых расположен обширный комплекс подземных укрытий и туннелей моджахедов. Сергей Салабаев прибыл туда 30 декабря 1984 года, чтобы присоединиться к 56-й десантно-штурмовой бригаде. До призыва он учился на рабочего-станкостроителя в профессионально-техническом училище в родном Новокуйбышевске — городе в Самарской области Поволжья, знаменитом своим нефтеперерабатывающим заводом. Вскоре после того, как он получил повестку о призыве в армию, в городе произошла стычка между несколькими молодыми людьми. Тут появилась полиция[80], один офицер начал стрелять и убил одного из участников драки. Остальные набросились на полицейских и подожгли их автомашину. Поэтому всех недавно призванных на службу из Новокуйбышевска в наказание отправили в Афганистан.

Когда Салабаев прибыл в Гардез, весь следующий день офицеры его бригады были заняты поисками провианта по случаю кануна Нового года. Прием новой партии новобранцев был гораздо менее важным делом, чем подготовка к самому большому празднику года. Тридцать молодых солдат были размещены в палатке, где был только обогреватель с небольшим запасом угля и больше ничего. На следующий день им выдали немного хлеба и консервированной говядины в качестве новогоднего подарка. В тот вечер пьяная гулянка вокруг базы закончилась стрельбой с несколькими смертельными случаями.

Вновь прибывших вскоре окружила группа солдат второго года службы — «деды», игравшие роль главного инструмента принуждения в Красной Армии. Они заявили новобранцам, в числе которых был и Салабаев, что те должны уважать своих начальников и выполнять любой их приказ. Одним из первых приказов было постирать их носки. Салабаев отказался, за что был избит. От тирании «дедов» фактически были свободны только так называемые «штатские», то есть солдаты, которые еще не получили приказа о демобилизации, хотя их срок службы уже истек. Они были освобождены от всех обязанностей, как и от приказов и наказаний, поэтому им оставалось только есть и спать.

Первое задание Салабаева заключалось в том, чтобы охранять один из бригадных оружейных складов, находившийся в небольшом каменном здании неподалеку от палатки, которую он делил с тремя другими солдатами. Не получив вовремя зимние шинели, солдаты были вынуждены в течение двадцати морозных ночей стоять в карауле в легких полевых куртках. Салабаеву удавалось спать только стоя, прислонившись к стене и для тепла натянув рукава на кисти рук. Когда ноги начинали неметь от холода, он подпрыгивал на месте. Позже солдаты смастерили себе «портянки» (в советской армии ими оборачивали ноги вместо носков), отрезав несколько кусков материи от изолированной палатки, в которой обычно проходили лекции по политической подготовке. Из-за дежурств Салабаев был лишен и еды. Поскольку оставить пост означало нарушить устав, что грозило военным трибуналом и серьезным наказанием, солдаты ели только время от времени, если удавалось прокрасться в столовую и стащить то, что удастся найти. Салабаев до того ослабел, что однажды просто свалился от истощения. В бессознательном состоянии его перенесли в палатку, где он очнулся два дня спустя и обнаружил, что потерял голос. Он не мог говорить в течение двух недель, но в конце концов восстановил силы. Через некоторое время жизнь на базе так надоела ему, что он стал мечтать о том, чтобы его отправили на задание в горы.