Алекс Бухнер - Восточный фронт. Черкассы. Тернополь. Крым. Витебск. Бобруйск. Броды. Яссы. Кишинев. 1944 Страница 46

Снова попытка штурмовать высоту, снова убийственный огонь в ответ, снова потери. Чтобы выжить, бросаешься на землю и вжимаешься в нее. На высоту не поднялся никто. Все, кто был еще жив, вжимались в малейшие неровности почвы, пытаясь найти укрытие. Вражеский огонь достигал такой силы, что не слышно было и криков раненых. Русские вели огонь из всего, что у них есть, по косогору, лежащие на котором уже не смели поднять головы.

Я лежал между убитыми, живыми и ранеными под палящим солнцем, не двигаясь и едва сохраняя сознание, уже не ощущая ни жажды, ни зноя. Поднять хотя бы голову было равносильно смерти. Так я пролежал почти до вечера, когда огонь и разрывы снарядов стали стихать. Русские убедились, что никаких атак на них больше не будет, поскольку почти все наступавшие убиты. Постепенно огонь прекратился. Наступившая тишина оглушала.

Чуть позже я увидел, как справа от меня поднялось несколько солдат — и по ним никто не стрелял. Встал и я, чересчур оглушенный и отупевший, чтобы испытывать страх, и поднял руки, сдаваясь.

Обведя взором далеко простирающийся косогор, я увидел, что он весь покрыт телами моих мертвых товарищей. Уже редко вскрикивали и раненые, чаще всего те, кто был ранен во второй или даже третий раз...»

Группа армий «Центр», а также все три армии и их корпуса уже в первые дни почти потеряли боеспособность. Резервы также иссякли, да и управление войсками стало едва возможным. Связь с подчиненными дивизиями почти не работала, как не было связи и между отдельными частями. Плотным артиллерийским огнем и продолжающимися бомбардировками с воздуха была уничтожена вся телефонная и радиоаппаратура. В тылу линии связи были перерезаны партизанами. Протягивать новые линии связи в условиях постоянных арьергардных боев было невозможно, радиопередачи забивались русскими помехами. Приходилось поддерживать связь, активнее используя связных, но тем надо было покрывать слишком большие расстояния, так что приказы поступали в части с большим опозданием. Часто случалось, что части меняли дислокацию, и связные их просто не находили, а то и погибали или попадали в плен. Также доставалось и ординарцам командующих, посланным с донесениями. Порой даже офицер Генерального штаба или генерал лично в «Физелер Шторьхе»[82] доставлял приказ в часть, ежеминутно рискуя быть сбитым вражеским истребителем. Все эти проблемы начали преследовать войска уже с 24 июня, и высшее командование, которому было необходимо знать детально продолжающее ухудшаться положение, зачастую было просто не в курсе происходящего. Поэтому практически каждый корпус, каждая дивизия сражались сами по себе, а потом уже и отдельные части и подразделения вели бой, не имея никакого представления об общем положении и планах, принимали решения самостоятельно, на свой страх и риск. Никто больше не знал, где находятся отдельные части, как далеко располагается неприятель и т. д.

4-я армия обойдена справа и слева

22 июня противник провел только разведку боем, которая была успешно отражена по всему фронту. Но днем позже началось крупное наступление врага против этой армии, при этом 23 июня уже выявились два основных направления ударов. Один из них обозначился на левом фланге, где Советы силами южной ударной группы своего 3-го Белорусского фронта (25 стрелковых дивизий, 11 танковых бригад) севернее автострады наступали на участке XXVII армейского корпуса в направлении Орши; второй основной удар наносился на участке XXXIX танкового корпуса в окрестностях населенного пункта Чаусы, где 2-й Белорусский фронт с 16 стрелковыми дивизиями и 2 танковыми бригадами рвался в направлении Могилева.

 В 5.30 утра началось нечто такое, чего не доводилось видеть даже ветеранам сражений в России. На окопавшуюся германскую армию обрушились снаряды всех возможных калибров из бесчисленных орудий. Метр за метром они перепахивали фронт армии, громадные воронки изменили облик местности, повсюду от разрывов взметались ввысь фонтаны земли. В этом аду из-за воя снарядов и грохота разрывов неразличимы были отдельные выстрелы. Все проволочные заграждения были сметены артиллерийским ураганом, блиндажи и подбрустверные укрытия разрушены, траншеи завалены, пулеметные и минометные гнезда уничтожены прямыми попаданиями. Позиции артиллерийских батарей заволокло серо-черно-коричневыми облаками, в воздух то и дело взлетали искореженные орудия, от детонации стали рваться выложенные для ведения огня боеприпасы. Тела убитых, истекающих кровью, умирающих людей валялись между все новыми и новыми взметающимися к небесам фонтанами земли. Те, кто еще выжил на передовой, сжавшись в комок на дне засыпанных землей траншей и в полуразрушенных блиндажах, едва воспринимали окружающее, то, что происходило вокруг. После артподготовки над головами немецких солдат заревели моторы краснозвездных самолетов, сброшенные с которых бомбы взметнули вверх новые фонтаны земли. Затем в атаку пошли советские стрелковые дивизии. Зашевелились завалы земли, и из-под нцх стали то тут, то там подниматься пехотинцы, сжимавшие в руках свое оружие. Навстречу наступавшим раздались одиночные выстрелы, затем они участились, слились в ровный гул. Но толпы красноармейцев в униформе защитного цвета, за которыми с лязганьем гусениц двигались танки, под прикрытием дымовой завесы шли на штурм разгромленных германских позиций.

Однако пережившие артподготовку пехотинцы ожесточенно оборонялись и даже смогли отбить первые вражеские атаки. Прорывы фронта на участках XXVII корпуса севернее Орши и XXXIX корпуса восточнее Могилева вскоре были ликвидированы. Однако уже возникший широкий прорыв на фронте VI корпуса (см. раздел 3-й танковой армии) в междуречье Западной Двины и Днепра расширялся буквально на глазах. Враг оттеснил от автострады (Брест-Минск-Москва) расположенную левее 78-ю штурмовую дивизию XXVII корпуса. Корпус был вынужден к вечеру бросить в бой против многократно превосходящих сил противника единственный имеющийся в группе армий резерв — 14-ю дивизию, чтобы сдержать натиск неприятеля и хоть сколько-нибудь сократить возникший уже в первый день прорыв фронта. Однако уже на следующий день, когда Советы ввели в бой свои танковые бригады, этот уже существующий прорыв фронта 3-й танковой армии расширился почти до 100 километров, в котором находились едва сохранявшие боеспособность германские части. Теперь в этот прорыв широким потоком вливались русские танковые и механизированные части, беспрепятственно продвигающиеся по автостраде и севернее ее на запад. Отрезанные друг от друга части корпуса были вынуждены отойти на новые позиции в тылу.

На центральном участке фронта армии две советские армии нанесли особенно мощный удар по 337-й дивизии XXXIX корпуса и глубоко прорвались вдоль дороги Рясна-Могилев. Когда первая и вторая полосы германских траншей были взяты штурмом, русские Т-34 начали утюжить тылы этого корпуса. Находившаяся здесь в резерве панцергренадерская (моторизованная) дивизия «Фельдхернхалле»[83] еще вечером 23 июня получила приказ ликвидировать широкую брешь во фронте, но не смогла этого осуществить.

Судьба 4-й армии определилась уже на второй день наступления и исходила с левого фланга. Прорыв вражеских частей на этом участке более всего угрожал дивизиям, занимавшим позиции по эту сторону Днепра. Предложение командования армии немедленно отвести расположенные на приднепровском плацдарме дивизии за реку было снова отклонено Гитлером. На этом участке фронта русские, издеваясь, разбрасывали с самолета листовки: «Ждем вас к нам!»

25 июня тонкая линия обороны отведенного в район озера Ореховского (севернее Орши) XXVII корпуса снова была прорвана противником, корпус был оттеснен от шоссе, неприятель уже продвинулся до автотрассы Ленинград-Киев. Этим русские получили возможность свободного продвижения не только севернее, но также и западнее Орши, чем создали угрозу всему левому флангу армии. Ожесточенные сражения продолжались день и ночь. На центральном участке армии, там, где был прорван фронт XXXIX корпуса, советские войска, несмотря на все возможное сопротивление, продолжали развивать свое наступление в направлении Шклова и Могилева. Когда на этот третий день наступления была перерезана связь с 9-й армией севернее Рогачева (XII корпус), то был полностью изолирован от основных сил 4-й армии весь ее правый фланг, и весь выступ фронта восточнее Днепра оказался под угрозой окружения. Лишь тогда генерал фон Типпельскирх под свою ответственность отдал приказ оставить плацдарм, хотя Гитлер еще утром 25 июня отклонил такое предложение. Но и это решение командующего армией было принято слишком поздно.

Ведущие к Днепру дороги и часто проходящие по болотам узкие тропинки были забиты отступающими тыловыми частями и обозами различных дивизий. Вражеская пехота и танки наносили удары по этим в спешке и беспорядке отходившим частям, рассекали их, подавляли сопротивление арьергардов и вышли к Днепру практически одновременно с передовыми германскими подразделениями. Какое-либо руководство боевыми действиями высшим командованием в районе боев отсутствовало. От командования XII корпуса пришло радиосообщение: «Корпус пробивается на запад через...» После этого корпус замолчал, всякая связь с ним была потеряна. Когда отходящие соединения в ночь с 25 на 26 июня и весь следующий день перебирались через Днепр, противник также форсировал реку на участке между Оршей и Могилевом одновременно с частями XXXIX корпуса. Последней сколько-нибудь боеспособной отошла 25-я моторизованная дивизия, которая южнее Орши сражалась в качестве арьергарда XXVII корпуса. До 26 июня на западный берег Днепра перебралась едва ли половина армии, которая вследствие сильного давления неприятеля не могла удерживать подготовленные там оборонительные позиции. На рассвете 27 июня мосты через Днепр были взорваны.