Войны античного мира: Походы Пирра - Светлов Роман Викторович Страница 48

Точное исчисление потерь соперников представляет непростую проблему. Иероним из Кардии, современник походов Пирра, утверждает, что римляне потеряли 7000 человек убитыми. Этой цифре противоречат сведения, сообщаемые другими источниками. Так, Орозий в своей «Истории против язычников» приводит следующие цифры: 14 880 пехотинцев и 246 всадников убито, 1310 пехотинцев и 82 всадника попали в плен.

В свою очередь Пирр, по Иерониму, потерял 4000 человек, по Дионисию же — около 13 000.

Очевидно, что большие цифры являются преувеличением. 13 000 — это почти половина эпирской армии. После столь значительных потерь Пирр был бы не в состоянии организовать поход в Кампанию. 7 и 4 тысячи — вполне реальное число безвозвратных потерь. В случае римлян к ним, повторяем, нужно прибавить пленных и дезертиров. Плутарх рассказывает, что сразу после битвы к Пирру начали сбегаться толпы луканов и самнитов, многие из которых покинули армию Левина.

Эпирский царь торжествовал. Однако среди 4000 погибших в его армии было большое количество испытанных солдат и офицеров. В связи с этим выражение «пиррова победа» часто относят уже к этому сражению. Тот же Орозий сообщает, что после битвы Пирр посвятил храму Зевса Тарентского один из захваченных римских щитов, на котором самим царем были начертаны следующие строки:

«О, славный отец Олимпа! Тех мужей некогда не мог одолеть никто.

Я победил их в сражении, но и сам был побежден ими».

Если Пирр действительно написал эти строки, то он явно хотел «отыграть» оракул, который ему дала дельфийская пифия перед отплытием царя в Италию. Этот оракул мы встречаем в «Анналах» Энния — эпической поэме на латинском языке, посвященной истории Рима и сочиненной в начале II а Звучит он так: «Aito te, Aeacida, Romanos vincere posse». Ha русский язык эту грамматически двусмысленную фразу можно перевести и как «Говорю тебе, Эакид Рим победить способен», и как «Говорю тебе, Эакид, Рим способен победить». Все зависит от того, как поставить запятую (вроде знаменитой фразы «Казнить нельзя помиловать»). Очевидно, эпирский царь посчитал, что гибель его лучших воинов и была зашифрована в предсказании пифии[68].

Римляне давно не терпели подобных поражений. Пирр победил их честно, в открытом бою, без всяких обманных уловок, засад. Правда, Гай Фабриний Лусуин, тот самый консул 282 г., который победил луканов, а потом «проспал» Фурии, якобы произнес следующую фразу: «Это Пирр разбил Левина, а не эпироты римлян». Лучшего признания полководческого таланты эпирского царя быть не могло, ибо римляне не отняли у Левина командование армией, согласившись с неслучайностью своего поражения: в данный момент у них не было полководцев лучше побитого консула.

На суеверных римлян между тем произвело сильное впечатление, что один из отрядов армии Левина, спешно увозивший из лагеря в Венузий войсковое имущество, был почти полностью уничтожен неожиданно налетевшей грозой. Боги гневались на Рим, и непонятно было, что могло унять их гнев.

Эпирский царь постарался извлечь максимум пользы из своей победы. Прежде всего он собрал пленных, предложив им перейти к нему на службу. Когда изображают эту сцену, всегда указывают, что царь поступил так, привыкнув к подобной практике во время войн на Балканах. Римские граждане, естественно, ответили гордым отказом и были отправлены под стражей в Тарент.

Но, думаем, в первую очередь это предложение было предназначено не римлянам, а их союзникам. А те не проявляли склонности к решительному отказу, в массе своей присоединившись к победителю.

Похоронив убитых, Пирр направился на север. Он двигался через Луканию и Самниум, обходя с запада базу римлян в Венузии. Царь мог бы сосредоточиться на вытеснении врага из этого важного стратегического пункта, но подобная операция грозила новыми потерями — и большими, а также могла затянуться на всю вторую половину 280 г.

Чтобы римляне не пришли в себя, Пирр двигался в Кампанию — богатейшую область из всех, подвластных его противнику. Заняв Кампанию, он лишил бы римлян источника для пополнения союзных воинских контингентов, к тому же он мог поднять здесь знамя борьбы за независимость италийских греков.

Пока что его армия пополнялась луканами и самнитами, вырастая если не в военном отношении, то, по крайней мере, в численности. Римские отряды не пытались противостоять ему, многие греческие и луканские города открывали ворота. Самым большим ударом для Вечного Города стала потеря Кротона и Локр, причем жители Локр выдали Пирру римский гарнизон (видимо, это произошло сразу после Гераклеи, до начала движения Пирра на север).

Вскоре эпирский государь контролировал почти весь Бруттий и Луканию. Когда его армия стояла уже на пороге Кампании, Пирр отправил в Рим посольство во главе с Кинеем. Он вполне резонно предполагал, что после летних успехов противника римляне будут готовы на внешнеполитические уступки.

Киней ехал в логово врага, нагруженный подарками и сопровождаемый роскошной свитой Его задача была не простой. Пирр полагал, что нанес римлянам поражение, от которого им трудно будет оправиться. В связи с этим Киней должен был говорить в Сенате уже не о посредничестве, а о предоставлении свободы всем греческим городам, оказавшимся в зависимости от Рима, включая кампанские Кумы, Капую и Неаполь. Помимо этого римляне должны были вернуть независимость племенным союзам бруттиев, луканов, анулийцев и самнитов, а также отодвинуть свои гарнизоны к границам, предшествовавшим III Самнитской войне.

Взамен эпирский царь предлагал им оборонительно-наступательное соглашение, направленное, вероятно, против галлов или Карфагена. Он рассчитывал стать гегемоном общеиталийского союза; подобно тому, как Александр перед походом на Персию стал гегемоном Греции, и объединить многочисленные племена Апеннинского полуострова общим врагом — пунами. Чтобы показать бескорыстность своих намерений, Пирр обещал отпустить всех военнопленных-римлян без всякого выкупа.

Сейчас требования Пирра кажутся чрезмерными, нексоторые расценивают их как блеф. Но тогдашние сенаторы отнеслись к ним всерьез.

Перед выступлением в Сенате Киней провел в Риме не один день — таков уж был «дипломатический протокол» той эпохи. Ловкий фессалиец сполна использовал полученное время. Он добился приватных встреч со знатными римлянами, вручив ценные дары и обаяв многих из людей, вершивших римскую политику. По сообщению Плутарха, сенаторы, правда, дары не приняли, мотивируя это тем, что пока они с Пирром враги, когда же между ними установится дружба…

В Сенате Киней, судя по всему, был очень мягок. До нас не дошла его речь, даже в тех вольных изложениях, которыми так пестрят античные исторические сочинения. Плутарх в соответственном месте своей биографии Пирра вообще ограничивает предложения Пирра гарантиями свободы Тарента, дружбы между Эпиром и Римом и помощи последнему в завоевании Италии (?! — как будто она уже не была завоевана!). Впрочем, все дошедшие до нас источники по войне Пирра с Римом составлены уже в римское время и подчинены одной цели: показать, сколь сильное уважение эпирский государь якобы испытывал к побитому им противнику.

Сенаторы внимали фессалийцу с равнодушными масками на лице, однако многие из них были готовы согласиться с ним. Поскольку южноиталийские племена переходили на его сторону, можно было опасаться новых поражений. Во время начавшегося обсуждения большинство сенаторов выступали если не за мир, то по крайней мере за перемирие.

Согласно римской традиции именно в этот драматический момент в Сенат явился Аппий Клавдий, по прозвищу Цек (Слепой). К 280 г. он был уже стар и действительно слеп, но немощь не подорвала его высочайшего авторитета.

Этот человек прославился в 315 г, исполняя должность цензора, одной из задач которого было попечение за нравственностью. Такое впечатление, что эту роль он принял до самой смерти, являясь одним из первых примеров знаменитого римского консервативного духа. Но куда важнее было то, что Лниий Клавдий был яростным сторонником римского великодержавия. Самый знаменитый пример этого — сооружение именно Аппием Клавдием военной дороги от Рима в Кампанию и далее в Самниум (эта дорога была названа по его имени). Благодаря ей Рим смог поставить под свой контроль средние Апеннины.