Валерий Замулин - Курский излом Страница 49

Танкисты вели бои с численно превосходящим противником в сложных для людей и техники зимних условиях. Сражаться приходилось без поддержки артиллерии и авиации, имея лимит снарядов и горючего. В этих тяжелых условиях [192] происходил естественный «отбор и кристаллизация» командных кадров. Большинство из тех, кому удалось остаться в живых, в дальнейшем составили костяк командного состава танковых и механизированных войск Красной Армии. Накопленные знания и опыт в последующем позволили им занять достаточно высокие должности в танковых соединениях и объединениях: командиры рот и батальонов стали комбригами, а командиры полков и отдельных танковых бригад — комкорами и командармами.

Очень важным оказалось это время и для Павла Алексеевича. По существу, он впервые достаточно длительный период, более полугода, самостоятельно командовал танковым соединением, вникал во все детали его боевой жизни и быта, управлял войсками в боях, ежедневно участвовал в планировании боевых действий, наблюдал и сам в определенной мере участвовал в выработке плана армейских операций, в которых принимала участие его бригада. Накопленный опыт ложился на его богатые по тем временам теоретические знания, становясь базой, на которой он рос как командир–танкист и будущий руководитель крупных соединений и объединений. Однако нельзя переоценивать опыт командования бригадой, он, бесспорно, очень важен, но подчеркну, это лишь база для дальнейшего роста и совершенствования боевого мастерства, а опыт, как известно, приходит лишь в процессе длительной каждодневной работы.

Возрождение танковых войск РККА началось весной 1942 г., когда с Урала пошла новая техника. Ставка ВГК принимает решение о начале формирования крупных танковых соединений, пока только корпусов. В апреле, с разницей в несколько дней, оба будущих командарма получают приказ о назначении командирами корпусов: М. Е. Катуков — 1‑го тк, П. А. Ротмистров — 7‑го тк.

Начальником штаба танкового соединения, которое предстояло сформировать Михаилу Ефимовичу, в марте 1942 г. был назначен перспективный командир — танкист и уже проявивший себя в качестве комбрига в боях под Москвой полковник А. Г. Кравченко. Алексею Григорьевичу недолго доведется служить в этой должности. Уже в июле 1942 г. он вступит в командование 2‑го тк. В ходе Курской битвы пути этих военачальников вновь сойдутся. И вновь они будут вместе громить неприятеля — теперь уже командир 5‑го гв. Сталинградского корпуса генерал–майор А. Г. Кравченко под началом командарма 1‑й танковой генерал–лейтенанта М. Е. Катукова.

Свое новое соединение Павел Алексеевич формировал в родных краях, в районе г. Калинина. Базовой для него стала его третья гвардейская бригада. Ряд ее командиров заняли [193] должности в управлении корпусом. Согласно штату 1942 г. 7‑й тк должен был иметь всего личного состава — 5600 человек, 168 танков, 32 орудия, 44 миномета, 20 зенитных орудий и дивизион «катюш» (8 установок). Все это сводилось в три танковые (по 53 танка) и одну мотострелковую бригаду, а также корпусные части усиления. Слабым местом соединения являлось наличие большого числа легких машин, не только Т-70, но и Т-60. Напомню: последний имел очень слабое бронирование и 20‑мм пушку. В то же время немцы уже к началу лета 1942 г. провели модернизацию своего основного танка Т-4, установив на нем длинноствольную 75‑мм пушку. Это заметно повысило его эффективность.

Дебютом для молодого комкора стал контрудар войск Брянского фронта на воронежском направлении в июле 1942 г. Во второй половине июня, в связи с прорывом противника к Острогожску и возникновением угрозы захвата Воронежа, 7‑й тк спешно был переброшен по железной дороге в Елец и передан в состав 5‑й ТА генерал–майора А. И. Лизюкова. Армия получила задачу нанести удар по северному флангу германской группы «Вейхс» в направлении Земляндск — Хохол. Войска, привлекавшиеся для контрудара, имели целью перерезать коммуникации противника, сорвать попытку немцев переправиться через Дон и, прорвавшись в глубь захваченной им территории, помочь выйти к своим, попавшим в кольцо под Старым Осколом и Чернянкой дивизиям 40‑й и 21‑й А.

Во время выгрузки 7‑го тк в Ельце произошло знакомство П. А. Ротмистрова с начальником Генштаба Красной Армии генерал–полковником A. M. Василевским, который лично приехал передать приказ о подчинении его соединения А. И. Лизюкову. После этого они часто встречались. В новогоднюю ночь 1943 г. Александр Михайлович приезжал поздравить командование корпуса с успешным рейдом к Котельниковскому. А в июле 1943 г. маршалу предстояло сыграть важную роль в судьбе уже командарма Ротмистрова. По словам самого Павла Алексеевича, именно A. M. Василевский отвел гнев И. В. Сталина за большие потери армии под Прохоровкой.

К сожалению, из–за неумелой и поспешной организации контрудара намеченного успеха 5‑й ТА добиться не удалось. Корпуса вводились разновременно с интервалом в два дня, что не позволило создать решающего перевеса в силах. До конца августа 7‑й тк продолжал вести упорные бои на воронежской земле в районе Земляндска. 25 августа, после прорыва немцев к Волге и окружения наших армий на правом берегу в Сталинграде, корпус перебрасывается на Сталинградский фронт. В этих боях уже генерал–майор П. А. Ротмистров не только испытал горечь поражения и бессилия, но и вновь [194] столкнулся со сталинской карательной системой, ощутил холодок недоверия. В начале сентября 1942 г. 7‑й тк участвовал в составе 1‑й гв. А Сталинградского фронта в контрударе с целью уничтожить противника, прорвавшегося к Волге, и восстановить связь с отрезанной в Сталинграде 62‑й А. Положение складывалось тяжелое, было крайне важно оттянуть часть сил врага от города. Для решения поставленной задачи сюда прибыли заместитель Верховного Главнокомандующего Г. К. Жуков и начальник Генштаба РККА A. M. Василевский. Ставка торопила командование фронта, поэтому контрудар начался без должной подготовки, наступающие войска не имели необходимого прикрытия с воздуха, а в 1‑й гв. А не было ни одного зенитного полка. Атакующие шли волна за волной, неся огромные потери. По некоторым данным, за трое суток стотысячная армия лишилась половины своего состава, не добившись реальных результатов. А за спиной истекающих кровью соединений бесперебойно работала карающая система, подыскивая виновных стрелочников. Из донесения Особого отдела Сталинградского фронта, которое НКВД СССР направил И. В. Сталину, В. М. Молотову и A. M. Василевскому:

«В течение трех последних дней 1‑я Гвардейская и 24‑я армия безуспешно и с большими потерями пытаются прорвать линию обороны противника для соединения со Сталинградскими войсками.

Проверкой установлено, что разрыв между южной и северной группировками наших войск составляет не 1–2 километра, как это ранее указывалось, а до 8 километров.

В последние 3 дня, несмотря на введение штабом фронта ряда приказов о наступлении, прорыве линии обороны противника и соединении обеих группировок, руководящие работники штаба не верят в реальность своих же приказов и считают, что войска при теперешнем их состоянии не смогут прорвать оборону противника.

Так, заместитель начальника Оперативного отдела штаба фронта подполковник КРАМАР заявил: «Я не верю в реальность приказа».

В дивизиях 1‑й Гвардейской армии насчитываются большие потери.

Введенный в бой 5 сентября 7‑й танковый корпус в количестве 180 танков понес большие потери, и на сегодня в нем насчитывается всего 15 танков. Материалы расследования, свидетельствующие о вине командира этого корпуса генерал–майора Ротмистрова, представлены на месте товарищу Маленкову»{138}. [195]

Комиссия секретаря ЦК ВКП(б) признала, что корпус поставленную задачу не выполнил, но при этом понес большие потери. Офицеры НКВД и представители Генштаба слали наверх похожие документы с нелицеприятными примерами и выводами о деятельности командиров и других танковых корпусов, задействованных в этом контрударе. Оргвыводы, как было принято после таких расследований, быстро сделали в отношении почти всех командиров танковых соединений, на своей должности остался лишь П. А. Ротмистров. Причем некоторые генералы не просто были отстранены от командования, но их перевели с существенным понижением. Судя по имеющимся документам, спасли будущего командарма и первого маршала бронетанковых войск РККА ряд обстоятельств. Во–первых, Ставка и Генштаб учли сложную ситуацию и то положение, в котором оказалось командование наступавших войск, и взяли часть ответственности на себя. Во–вторых, сыграл важную роль и субъективный фактор. В ходе боев командование ряда соединений просто пьянствовало и не решало стоящие перед войсками задачи. Так, руководящее звено 4‑го тк полностью разложилось. Его комиссар возил с собой водку ящиками и, как отмечается в документах, систематически напивался до такого состояния, что адъютант и шофер выносили его из автомашины на руках. Кроме того, комиссар — второе по важности лицо после командира — начал сочинять всякого рода героические легенды о действиях командира корпуса и откровенно врать заместителю Верховного Главнокомандующего Г. К. Жукову. Начальник штаба тоже часто «набирался влежку» и дни напролет отсыпался на КП какой–нибудь бригады. «Поддался пагубному влиянию» и сам комкор, генерал–лейтенант В. А. Мишулин. А в это время боевая работа в корпусе почти полностью была приостановлена. Даже личный приказ командарма об эвакуации подбитой техники, находящейся перед передним краем своих войск, не был до конца выполнен.