Владимир Карпов - Маршал Баграмян. «Мы много пережили в тиши после войны» Страница 5

В ноябре 1943 года Иван Христофорович был повышен в звании — стал генерал-полковником. В ноябре 1943 года получил звание генерала армии, назначен на должность командующего 1-м Прибалтийским фронтом. На этой должности он пробыл до апреля 1945 года. Его фронт успешно проводил наступательные операции, что отмечалось руководителями Генштаба и Ставки.

В феврале Василевский был назначен командующим 3-м Белорусским фронтом, а на базе 1-го Прибалтийского фронта была создана Земландская группа войск, командиром которой стал Баграмян. Эта группа вошла в состав 3-го Белорусского фронта. Его группа при поддержке авиации фронта начала штурм «абсолютно неприступного бастиона немецкого духа» — Кенигсберга, который и был удачно взят уже через несколько дней.

4 апреля 1945 года Баграмян был назначен на должность командующего 3-м Белорусским фронтом. На этой должности он и пробыл до конца войны.

Как началась жизнь в первый месяц после окончания боевых действий, рассказал сам Баграмян:

«Встала нелегкая задача — обеспечить наиболее удобное размещение войск фронта. Но не успели мы как следует развернуть эту работу, как меня вызвали в Москву.

С аэродрома я поехал к начальнику Генерального штаба. Алексей Иннокентьевич Антонов сказал:

— Товарищ Сталин решил обсудить с участием командующих войсками фронтов и начальников центральных управлений Наркомата обороны ряд проблем, связанных с переводом армии на мирное положение. Совещание начнется завтра в одиннадцать часов утра в Кремле. Руководить им будет сам Верховный, участие в работе примут члены Политбюро.

Прибыв к назначенному времени в приемную Сталина, я увидел там всех командующих фронтами и группу генералов Наркомата обороны.

Алексей Иннокентьевич, взглянув на часы, пригласил всех собравшихся войти в зал, где должно было состояться совещание. И. В. Сталин приветствовал вошедших жестом правой руки, дружески улыбаясь, а когда все сели, сказал нам об основной цели совещания и порядке его проведения.

— Прежде чем приступить к обсуждению вопросов, которые нам надлежит рассмотреть, заслушаем доклад начальника Генерального штаба, который доложит нам о теперешнем составе и численности нашей армии, а также предложения Генерального штаба о порядке демобилизации из армии военнослужащих старших возрастов и порядке ее перехода на мирное положение.

С исключительным интересом выслушали мы обстоятельный доклад А. И. Антонова, в котором он изложил предложения Генерального штаба и о численности армии на мирное время, и о создании ряда новых приграничных и внутренних военных округов, и о преобразовании некоторого количества наших фронтов в группы советских войск на территориях освобожденных от фашизма стран Европы.

После краткого обсуждения и одобрения этих предложений мы приступили к более детальному рассмотрению численного состава, организационной структуры, вооружения и технического оснащения основных боевых соединений каждого рода войск.

Из числа участников совещания было создано несколько комиссий, в задачу которых входила подготовка предложений по каждому роду войск.

Помнится, комиссии, которую возглавил маршал Ф. И. Толбухин, была поручена разработка боевого состава и организационной структуры стрелковой дивизии и стрелкового корпуса, а комиссии маршала С. М. Буденного — кавалерийской дивизии и кавалерийского корпуса. Мне и маршалу инженерных войск М. П. Воробьеву было предложено подготовить мнение по организационной структуре и техническому оснащению частей и соединений инженерных войск. Аналогичные комиссии были созданы и по всем остальным родам войск.

В течение нескольких дней мы с маршалом инженерных войск Воробьевым напряженно работали и уже завершили подготовку доклада и необходимых схем в обоснование разработанных нами рекомендаций, когда позвонил Антонов и сообщил, что в связи с внезапной болезнью Буденного докладывать по кавалерии Сталин поручает мне.

Пришлось спешно изучать все материалы, разработанные комиссией Буденного.

В двадцатых числах мая Сталин собрал все комиссии и заслушал доклады. Первым получил слово маршал Толбухин. В целом его предложения были одобрены. Лишь по средствам тяги артиллерии стрелковых дивизий возникли разногласия. Комиссия рекомендовала иметь как полковую, так и дивизионную артиллерию на конной тяге, мотивируя свое предложение надежностью лошади в любой обстановке. Она вытягивала, мол, орудие даже там, где автомашина намертво вставала, к тому же в этом случае не требуется горючего. Словом, тяжелые орудия на мехтяге, а легкие и средние — на конной.

Сталин вдруг спросил:

— Какой вы, товарищи, представляете себе будущую стрелковую дивизию?

— В каком смысле, товарищ Сталин? — уточнил Толбухин.

— В смысле ее мобильности, конечно.

После продолжительной заминки, насколько мне помнится, маршал Конев решительно ответил:

— Думаю, что она должна быть прежде всего максимально моторизованной…

— Верно понимаете, — удовлетворенно кивнул Сталин и, обращаясь ко всем участникам совещания, добавил: — В ходе военных действий на Западе вы все убедились в преимуществе мехтяги. Будущее — за ней. И поэтому перевод артиллерийского парка стрелковой дивизии на мехтягу — это первоочередная задача.

Замечание Верховного Главнокомандующего примирило всех участников дискуссии по этому вопросу.

Когда настала моя очередь, я кратко изложил доводы в пользу сохранения небольшого ядра конницы. Наша комиссия предлагала оставить пока один-два кавалерийских корпуса в составе двух кавалерийских дивизий и одной танковой бригады в каждом.

Как и следовало ожидать, это предложение было встречено в штыки большой частью военачальников. Существо их высказываний сводилось к следующему: конница отжила свое, в век всеобщей моторизации она — явный анахронизм. Не случайно, говорили противники кавалерии, она в ходе Великой Отечественной войны, на завершающем ее этапе, как правило, использовалась только в составе конно-механизированных групп.

Неожиданную поддержку я получил лишь от Сталина.

— В принципе вы, товарищи, правы, — заметил он, обращаясь к сторонникам расформирования кавалерийских соединений. — Однако вы не учитываете следующего факта: наша страна так велика и границы ее тянутся через столь разнообразные театры военных действий, что на некоторых из них нам просто трудно обойтись без конницы… — Помолчав, Сталин с едва заметной улыбкой спросил самого активного сторонника расформирования кавалерии: — Вы не согласны с этим, товарищ Жуков?

Жуков ответил не сразу. Несколько мгновений царила мертвая тишина, а Георгий Константинович стоял, нахмурив брови, в раздумье. Зная непреклонный характер маршала, я ожидал с его стороны возражений, но он вдруг с легкой усмешкой сказал:

— Согласен, полностью согласен, товарищ Верховный Главнокомандующий!

— Вот и хорошо, — удовлетворенно резюмировал Сталин, — раз вы согласны, значит, согласны, надеюсь, и остальные?

Одобрительный гул подтвердил его слова. Принятые на совещании предложения комиссии легли в основу дальнейших организационных мероприятий Генерального штаба по переводу Красной Армии на штаты мирного времени.

Все участники совещания были приглашены в Кремль на торжественный обед. Парадных мундиров у большинства не было, поэтому нам разрешили явиться на прием в повседневном обмундировании, но с орденами.

Около 20 часов 24 мая я, не спеша, поднимался по широкой мраморной лестнице, ведущей в знаменитый Георгиевский зал. Впереди, рядом и следом за мною шагали другие приглашенные: прославленные военачальники, ученые, выдающиеся деятели народного хозяйства, передовики производства. Даже среди гражданских лиц преобладали костюмы военного покроя. Каждому хотелось выглядеть по-военному подтянутым. Просторный Георгиевский зал был уже полон гостей.

Не успел я поздороваться со знакомыми, как вдруг на мгновение наступила тишина, взоры всех присутствующих обратились в сторону, где в окружении других руководителей партии и правительства появился Сталин. Разразилась буря оваций и восторженных возгласов. Сталин наклоном головы ответил на дружные приветствия и тоже начал аплодировать. Потом он жестом пригласил всех к столам.

Когда бокалы были наполнены, Молотов провозгласил тост за Советские Вооруженные Силы, за здоровье красноармейцев, краснофлотцев, офицеров, генералов и адмиралов. Следующий тост — за Коммунистическую партию и ее Центральный Комитет.

Тостов было много: за каждого командующего фронтом. Чаще забилось мое сердце, когда была произнесена моя фамилия. В моем лице воздавалась честь воинам 1-го Прибалтийского фронта, особо отличившимся при освобождении Белоруссии и Прибалтики»…