Сергей Базанов - Великая война: как погибала Русская армия Страница 5

В тот же день Брусилов отправил вторую телеграмму лично Верховному главнокомандующему генералу от инфантерии М.В. Алексееву: «Для поднятия наступательного настроения армии и морального впечатления весьма желательно скорейшее появление на фронте первых революционных батальонов, что возможно при условии Вами срочно начать вербовку волонтеров в военно-учебных заведениях, во флоте и крепостях Черного моря с указанием, какой процент состава военных училищ, школ прапорщиков и частей Черного моря можно вербовать». И далее извещал Главковерха: в Ставку в Могилев, накануне (15 мая) выехали делегаты съезда полковник Яснаков и черноморский матрос А. Баткин, которые «доложат Вам подробно идею создания революционной армии, изложенную в (вышеприведенной. — С.Б.) телеграмме»{24}.

Кроме того, генерал телеграммой известил о решении съезда военного и морского министра, а также просил его отдать «распоряжения всем воинским начальникам по предложению местных советов депутатов немедленно отправлять волонтеров одиночным порядком или группами в указанный вербовочный карточный пункт при условии предъявления ими этих вербовочных карточек исполнительного комитета по формированию революционных батальонов тыла»{25}. Керенский, все еще находившийся в те дни на Юго-Западном фронте, подтвердил свое согласие и отправил в Военное министерство телеграмму с распоряжением приступить к созданию ударных частей{26}.

И если военный министр всецело поддержал начинание Брусилова, то Верховный главнокомандующий в ответной телеграмме, отправленной ему лично из Ставки 18 мая, высказал известный скептицизм и даже серьезные возражения. «Совершенно не разделяю надежд Ваших на пользу для лихой, самоотверженной, доблестной и искусной борьбы с врагом предложенной меры. — писал Алексеев. — Разрешаю только потому, что Вы эту мысль поддерживаете (выделено нами. — С.Б.). Военно-учебные заведения мне не подчинены, и разрешить в них вербовку не могу, на это нужно согласие и распоряжение военмина (т.е. Керенского, который согласие уже дал. — С.Б.), которому телеграфирую, но считаю, что мы не имеем права расходовать в качестве рядовой силы наших будущих офицеров, пополнение коих становится все труднее. Вербовка из состава Черноморского флота парализует флот, ибо судовые команды не имеют штатного состава. Разрушение морской силы допустить не могу, запрашиваю, однако, адмирала Колчака (командующего Черноморским флотом. — С.Б.) какое число он мог бы выделить… Что касается крепостей Черного моря, то оттуда можно извлекать элементы только из крепостной артиллерии и небольшого числа инженерных рот. Пехота состоит исключительно из ополчения, которое придется кем-либо пополнить, ибо наличных людей едва хватает для гарнизонной службы».

В то же время Главковерх обещал Брусилову просить военмина «разрешить вести широкую агитацию и вызов охотников (т.е. добровольцев. — С.Б.) в ударные батальоны среди запасных батальонов и полков Петрограда и ближайших окрестностей, равно Москвы с тем, чтобы составленные батальоны спешно отправлялись в Ваше распоряжение». И в заключение Алексеев советовал генералу «сначала обратить внимание на честные элементы своего фронта, не рассчитывая широко на спасение извне. Все, что может дать страна, придет не так скоро. Эти, быть может, и воодушевленные элементы нужно еще спаять, обучить. Выражаю свое мнение, что в недрах [Юго-Западного] фронта… можно найти материал на 12 батальонов, если только от такого числа зависит общее спасение»{27}.

Уже через день, 20 мая, Брусилов, несмотря на прохладное послание Алексеева, восторженно отвечал ему: «мероприятия для создания ударных групп на фронте армий уже проводятся мной в широких размерах в полном контакте с фронтовым съездом делегатов армий, причем я лично имею данные рассчитывать на успех. Я поддерживаю мысль о формировании также ударных революционных батальонов в тылу, потому что считаю полезным все, что клонится к поднятию настроения и будит лучшие чувства в тылу и на фронте в нынешний решающий час». Далее генерал обещал Главковерху: «части Черноморской дивизии и волонтеры Черноморского флота будут ядром и головой формируемых батальонов, успех набора которых, конечно, зависит от подъема духа и агитации в этом направлении в тылу». В заключение Брусилов извещал о ближайших своих действиях: «Сейчас, согласно Вашему разрешению, отдаю предварительные технические распоряжения о формировании в первую очередь 12 батальонов… Местом формирования мною избран район южнее Проскурова при 290-м пехотном запасном полку»{28}. Вскоре во исполнение распоряжения Брусилова там скомплектовали 14 ударных батальонов, из которых 7 направили на передовые позиции{29}.

Однако на следующий день, 21 мая, в ответной телеграмме Верховный главнокомандующий снова выразил сомнения в целесообразности создания таких частей. Особенно его насторожила мысль генерала о «формировании ударных революционных батальонов в тылу»{30}. В достаточно жесткой форме Алексеев возражал: «Сбор [в] тылу армии неизвестных и необученных элементов вместо ожидаемой пользы может принести вред для ближнего тыла Ваших армий. Только извлечение надежных людей из состава войск может дать подготовленный материал для формирования»{31}.

К счастью для Брусилова, это была последняя телеграмма его непосредственного начальника, ставившая «палки в колеса» его патриотическому начинанию. 22 мая приказом Временного правительства армии и флоту Алексеева сместили с поста Верховного главнокомандующего и вместо него назначили Брусилова (как раз в годовщину победоносного Брусиловского прорыва){32}. Еще не зная об этом, Брусилов утром 22 мая издал приказ № 561 по армиям Юго-Западного фронта (полностью игнорировавший телеграмму Алексеева): «Утверждаю при штабе [Юго-Западного] фронта «Исполнительный комитет по формированию революционных батальонов тыла» в составе членов-инициаторов: солдата 46-го саперного батальона Белкина, капитана 21-й автомобильной роты Муравьева, матроса Черноморского флота Кривоконь, подполковника Генерального штаба Манакина, солдата Севастопольского гарнизона Тюпина, подпоручика 46-го саперного батальона Данаусова, прапорщика Севастопольского гарнизона Аристова, подпрапорщика того же гарнизона Хандобина, кондуктора того же флота Булычева и рабочего Севастопольского порта Черникова»{33}. Почин был положен.

Став Верховным главнокомандующим, А.А. Брусилов распространил это патриотическое движение на другие фронты. Особенно горячо оно было поддержано Западным фронтом, которым в то время командовал генерал-лейтенант А.И. Деникин. Отметим, что поначалу такие добровольческие части не имели единого названия («ударные батальоны», «батальоны смерти», «дружины смерти» и так далее). Вместо кокарды на фуражках они носили изображение черепа («Адамовой головы»). Тот же череп со скрещенными костями стали изображать на их знаменах.

Тогда же родилась еще одна патриотическая идея — создать женские ударные батальоны. Ее выдвинула старший унтер-офицер М.Л. Бочкарева. Напомним: в 1914 г. она с высочайшего разрешении императора Николая II (женщинам было запрещено служить в армии) пошла рядовым на фронт, четырежды была ранена, стала полным георгиевским кавалером. 1 мая 1917 г. председатель Государственной думы М.В. Родзянко, находясь в агитационной поездке на Западном фронте, узнал об этой необыкновенной женщине. «Родзянко пожелал меня увидеть лично, — вспоминала впоследствии Бочкарева, — я подошла к нему, и он меня поцеловал и приказал сшить для меня новое обмундирование и отправить меня в Петроград»{34}.

В столице Родзянко представил ее солдатским делегатам, собравшимся на сессии Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов в Таврическом дворце.

Там Бочкарева впервые выступила с идеей создать женский добровольческий батальон смерти. Затем доложила свой проект на заседании Временного правительства, на котором присутствовал А.Ф. Керенский. «Мне сказали, что моя идея великолепная, — писала она, — но нужно доложить Верховному главнокомандующему Брусилову и посоветоваться с ним. Я вместе с Родзянкой поехала в Ставку Брусилова… Брусилов в кабинете мне говорил, что надеетесь ли вы на женщин и что формирование женского батальона является первым в мире. Не могут ли женщины осрамить Россию? Я Брусилову сказала, что я и сама в женщинах не уверена, но если вы дадите мне полное полномочие, то я ручаюсь, что мой батальон не осрамит России… Брусилов мне сказал, что он мне верит и будет всячески стараться помогать в деле формирования женского добровольческого батальона»{35}.

М.Л. Бочкарева с честью выполнила обещание, данное ею Верховному главнокомандующему. В мае-июне она сформировала в Петрограде женский ударный батальон. А 22 июня ему устроили пышные проводы на фронт: вручили боевое знамя с надписью «1-я женская военная команда смерти Марии Бочкаревой», командующий в то время 8-й армией Юго-Западного фронта генерал-лейтенант Л.Г. Корнилов от имени фронтового командования преподнес Бочкаревой именной револьвер и шашку с золотым эфесом, а военный и морской министр А.Ф. Керенский зачитал приказ о производстве её в прапорщики.