Военное искусство греков, римлян, македонцев - Фрэнк Эзра Эдкок Страница 51

С другой стороны, сражение при Коринфе, предшествовавшее битве при Херонее, было охарактеризовано как «столкновение, типичное для времени существования древнегреческого военного дела, когда еще не была разработана современная наука» [302] . Этот бой является классическим случаем применения традиционной спартанской тактики, о которой говорилось в первой лекции. Однако искусство ведения боевых действий в те времена уже изучалось и применялось. На него обращали внимание не только софисты, требовавшие, чтобы полководец проходил специализированное обучение, а также Сократ и Платон, изображавшие с точки зрения философии человека, хорошо умеющего сражаться, но и менее выдающиеся люди, назначенные «экспертами» по использованию оружия и практике командования войсками. В своем «Анабасисе» [303] Ксенофонт с некоторой злобой описывает некоего Койратида из Фив, ездившего по греческим государствам и предлагавшего всем желающим нанять его в качестве военачальника. Сам автор этого сочинения, будучи хорошим солдатом, изучал военное искусство, посвящал ему свои трактаты, небольшие руководства, в которых немало здравого смысла, и проявил некоторую фантазию во время написания «Киропедии».

О развитии полководческого искусства в первую очередь свидетельствует то, какое место военачальник стал занимать во время битвы. Он перестал возглавлять первые ряды гоплитской фаланги. Во время сражения при Херонее Филипп, вероятно, руководил действиями своих солдат, находясь вне их строя, хотя также возможно, что он выступил с ними, когда они приготовились к атаке [304] . О том, какое место занимал Александр, командуя своими товарищами, я скажу ниже, а в период эллинизма полководцам полагалось быть в районе крыльев своих армий или даже, возможно, позади них, чтобы в случае необходимости они могли свободно передвигаться по полю боя [305] .

Полномасштабный активный резерв, в отличие от стремления не допустить эффекта реверса, почти нехарактерен для греческой и македонской практики ведения боевых действий [306] , но систематически мысливший военачальник теперь мог позволить себе использование во время сражения новых диспозиций, если оно требовалось.

Однако нам следует вернуться к основной теме. Водоразделом между старой и новой тактикой ведения боя стали методы, применявшиеся Эпаминондом. Благодаря введенным им новшествам этот полководец сумел одержать победу в своем первом сражении – битве при Левктрах – еще до того, как оно началось. Во время боя при Мантинее, второго и последнего столкновения, в котором он принимал участие, он продемонстрировал полководческое искусство еще более высокого класса. Перед тем как нанести сокрушительный удар, Эпаминонд предотвратил весьма ловкие попытки заранее помешать ему [307] . Как уже было сказано выше, будучи весьма умелым военачальником, Филипп сумел получить тактическое преимущество, благодаря которому он одержал уверенную победу в сражении при Херонее. Однако между битвами, в которых командовал он, и теми, где руководил его более великий сын, имеются отличия, подобные существующим между шашками и шахматами. Вряд ли неоправданным является сравнение атак конницы, решавших исход сражений, в которых участвовало войско Александра, с мастерским ходом конем.

Тому, что Александр одержал свою первую победу – в битве при Гранике, способствовала неправильная дислокация персидских войск, однако это сражение стало ярким свидетельством того, насколько мастерски ему удавалось приводить свои войска в действие [308] . Последняя победа, одержанная великим македонским полководцем, – в битве при Гидаспе – стала следствием не менее блестящего решения проблемы, связанной с пересечением широкой реки, нарушением стратегии, выработанной его достаточно искусным противником, и созданием помех его слонам [309] . Однако наиболее ярко мастерство и хитрость Александра проявились во время сражений при Иссе и Гавгамелах. Например, перед битвой при Гавгамелах, вероятно, был разработан всеобъемлющий план, предусматривающий осуществление оборонительных действий именно там и тогда, когда они были необходимы, и нанесение решающего удара, там и тогда, когда он мог быть наиболее результативен, вследствие чего противостоявший македонскому полководцу царь потерпел сокрушительное поражение. Во время этого сражения Александр действительно бросился в атаку во главе конницы, состоявшей из его приближенных, и белые перья, украшавшие его шлем, подобно султану того же цвета, принадлежавшему герцогу Наваррскому и развевавшемуся в ходе битвы при Иври (сражение, состоявшееся в 1590 г. во время французских Религиозных войн; сокрушительную победу в нем одержал Генрих Наваррский, возглавлявший силы гугенотов в борьбе против Католической лиги под предводительством герцога Майеннского. – Пер. ), привели их к победе. Только таким образом врагу можно было нанести смертельный удар, причем, как показал ход боя [310] , полководцу удалось сохранить контроль над своими товарищами и в то же время не отклониться от тех точных расчетов, благодаря которым воинам, входившим в состав фаланги, и гипаспистам удалось зажать врага в клещи, в результате чего стало возможным проведение полномасштабной атаки. Кроме того, он постоянно был готов в случае необходимости прийти на помощь оборонительному крылу, сражавшемуся слева от него и с трудом сдерживавшему сильнейший натиск неприятеля. В ходе битвы также стало заметно наличие между войсками Александра, выполнявшими функции прикрытия, тщательно налаженного взаимодействия, в результате чего противнику, применявшему форсированную тактику, не удалось помешать реализации его ключевых целей.

Завоевания Александра стали возможны также благодаря разнообразным способностям его военачальников и их умению быстро и четко реагировать на непредвиденные обстоятельства, проявленному во время его многочисленных военных операций, а также крупномасштабных сражений. Они не походили на людей, которыми можно с легкостью управлять; не напоминали они и нагретый металл, залитый в литейную форму. Они должны были понимать, что делают, и импровизировать, не дожидаясь приказов: у них были свои головы на плечах, которые им не хотелось потерять. И несмотря на все их амбиции и жесткость преследуемых ими целей, эти люди должны были стать тем, чем, как считалось, являлись капитаны Нельсона, – братьями. Произнеся эту фразу, я должен привести довольно важную параллель, на которую обратил мое внимание мой друг [311] . Во времена, когда действовал флот Нельсона, корабли могли давать друг другу только самые общие сигналы, но в ходе постоянных встреч, которые адмирал проводил со своими капитанами, они на инстинктивном уровне стали понимать, какая тактика соответствует его стремлениям. Следовательно, их объединяло утешительное ощущение того, что ни один капитан, приблизившийся к вражескому кораблю, не совершит ошибку. Так как флагманский корабль Нельсона был своего рода школой ведения боевых действий, мы можем предположить,