Валерий Замулин - Курский излом Страница 52

В намеченный срок армия была сформирована и начала готовиться к участию в операции по освобождению городов Пскова и Луги, но в связи с рано наступившей распутицей операцию отменили, а 23 февраля поступила директива о переброске 1‑й ТА по железной дороге в район Курска.

Георгий Константинович Жуков еще не раз помогал становлению 1‑й ТА, хотя к командарму он относился с прохладцей. Его раздражала самостоятельность М. Е. Катукова и способность даже ему, «единственному заместителю Верховного», возражать. А в конце войны их отношения совсем испортились. Тем не менее там, где руководил операциями Г. К. Жуков, на направлении главного удара очень часто находилась первая танковая, а впоследствии 1‑я гв. ТА. Профессионализм и слаженность в работе всегда ценились и в мирной жизни, и на поле боя.

Изначально армия создавалась двухкорпусного состава, в [203] нее вошли 3‑й механизированный корпус, командование которым Михаил Ефимович передал прибывшему генерал–лейтенанту С. М. Кривошеину, и 6‑й танковый корпус генерал–майора А. Л. Гетмана. Кроме того, ей передали 100‑ю отдельную танковую бригаду и четыре отдельных танковых полка. Впоследствии, в первой боевой операции — Курской битве, этот фактор сыграл негативную роль для 1‑й ТА. Практика показала, что оптимальный штат для танкового объединения — три корпуса. Но это решение созрело с опозданием. Его инициатором стал не Генштаб или Ставка, даже не командование Воронежского фронта, в состав которого она была включена в марте 1943 г., а ее штаб. 31‑й тк, командиром которого был назначен генерал–майор Д. Х. Черниенко, начал формироваться лишь в конце мая 1943 г. на базе 100‑й тбр и отдельных танковых полков и к началу летних боев стать полнокровным соединением не успел ни по укомплектованности, ни по подготовке личного состава. Командарм вспоминал:

«Помог Г. К. Жуков, находившийся в это время в штабе Воронежского фронта. Позвонили ему и изложили свои соображения. Он внимательно выслушал нас и сказал:

— Предложение стоящее. Я — за. Но учтите, все сам решить не могу. Обратитесь, Катуков, к Сталину. Если спросит мое мнение, скажите, что я целиком и полностью поддерживаю ваш проект.

В тот же день я позвонил Верховному. Сталин спросил, какие еще силы мы думаем выделить на формирование нового корпуса. Я доложил, что мы решили взять по одной мотострелковой роте и передать вместо обычного мотострелкового батальона каждой бригаде для нового корпуса. Из армейских резервов сумеем выделить немного средства связи, а вот мотострелковую бригаду, мотострелковые батальоны, артиллерию, минометы, транспорт и средство связи просим дать Ставку. Сталин внимательно выслушал меня и одобрил наше предложение. На другой день мы получили директиву о формировании 31‑го тк. В той же директиве были указаны номера бригад (237‑я и 242‑я), создаваемых на базе танковых полков. Прошло несколько дней, и мы получили печати и штампы для штабов и частей нового танкового корпуса.

31‑й корпус мы вскоре сформировали, но мотострелковую бригаду, мотострелковые батальоны, артиллерию, минометы, транспорт и средства связи, которые должна была выделить Ставка, к началу боев на Курской дуге получить не успели. Таким образом, 31‑й начал воевать, значительно уступая по огневой мощи другим корпусам»{143}. [204]

Замечу: корпус Д. Х. Черниенко начал боевые действия уже на третий день Курской битвы, 7 июля 1943 г., на прохоровском направлении и недоукомплектованность стала одной из причин его не совсем удачных действий.

Рывок 7‑го тк к п. Котельниковскому вывел генерал–майора П. А. Ротмистрова в ряды известных в РККА генералов–танкистов. Он получил очередное воинское звание генерал–лейтенант, орден Суворова 2‑й степени за № 3 и новую, высокую должность — командующего еще только формируемого танкового объединения, 5‑й гвардейской танковой армии.

27 января 1943 г. Государственный Комитет Обороны принял постановление № 2799 о формировании танковых армий однородного состава. Этот документ завершал длившийся почти год процесс создания объединений, обладавших тремя основными качествами: мощным вооружением, мобильностью и эффективной возможностью борьбы с противотанковой обороной врага.

Опыт отдельных операций зимой 1942 г. показал, что для решения задач фронтовых и тем более стратегических операций необходимо иметь мощные танковые объединения — армии, обладающие высокой подвижностью, маневренностью и большой ударной силой. Только им было под силу обеспечить стремительное развитие тактического успеха в оперативный и увеличить размах операций.

Первые танковые армии начали формировать еще в мае 1942 г. Этому способствовал начавшийся стабильный рост производства танков нашей промышленностью.

Армии были смешанного состава: имели в своем штате три танковых корпуса, отдельную танковую бригаду, две стрелковые дивизии и специальные части. Однако уже первое боевое применение показало несовершенство такой структуры: их использовали так же, как и общевойсковые армии. Они так же занимали оборону в первом эшелоне фронта, не имея возможности провести маневр. В наступлении, даже если удавалось прорвать оборону, малоподвижные стрелковые соединения сковывали маневр танковых корпусов и не позволяли быстро развить достигнутый успех. Но, несмотря на это, необходимость крупных танковых объединений росла. Наиболее наглядно это продемонстрировало контрнаступление под Сталинградом. В этой операции впервые командованием Красной Армии были применены танковые и механизированные корпуса для развития успеха. Их удачное использование дало блестящий результат даже в тяжелых условиях зимы.

К поиску новых форм организации танковых объединений руководство нашей армии подтолкнуло и совершенствование обороны немцев, которое отмечено с конца 1942 г. В 1941–1942 гг. противник строил свою оборону на основе создания [205] отдельных опорных пунктов и узлов сопротивления на наиболее важных направлениях, без сооружения сплошной линии окопов и серьезных инженерных сооружений. Это позволяло нашим стрелковым частям, усиленным танками для непосредственной поддержки пехоты, довольно легко прорывать оборону. После Сталинграда немецкое командование перешло в основном к обороне на всем советско–германском фронте. С этого времени и до конца войны главным для противника становится ее совершенствование. Немцы переходят к сплошной траншейной эшелонированной обороне с большим количеством минных полей и инженерных сооружений. Для ее взламывания требовался новый инструмент.

Обсуждение новой структуры и организации танковых армий проходило не только в Генеральном штабе и Главном автобронетанковом управлении Красной Армии. В этом было крайне заинтересовано командование фронтов. Мнения высказывались разные, причем часто противоположные по сути, Но в главном все были едины: танковые армии — это эшелон развития успеха фронта, поэтому они должны иметь оперативную самостоятельность. Для этого армии должны иметь однородный состав, освободиться от немоторизованных стрелковых соединений, а части артиллерии и тыла — повысить подвижность. Это позволило бы использовать широкий маневр при глубоком прорыве в тыл противника и улучшало управляемость всего объединения.

В конце января 1943 г. в штабе Южного фронта состоялось совещание.

«На обсуждение этого вопроса, — вспоминал П. А. Ротмистров, — я был приглашен к командующему войсками Южного фронта генерал–полковнику Р. Я. Малиновскому и члену Военного совета генерал–лейтенанту Н. С. Хрущеву. Я высказал мнение танкистов о необходимости проведения дальнейшего организационного массирования танков, для чего нужно создать танковые армии однородного типа и пересмотреть способы их применения на поле боя. Высказанные мною взгляды были одобрены. В заключение нашей беседы Н. С. Хрущев сказал, что он позвонит И. В. Сталину и попросит его выслушать мои предложения о создании танковых армий нового типа. Вскоре я приехал в Москву с докладом по вопросу пополнения 3‑го гв. танкового корпуса, которым я в то время командовал, новой материальной частью и людьми. В Москве я был принят И. В. Сталиным. Он внимательно выслушал меня и одобрительно отнесся ко всем предложениям. Через несколько дней состоялось решение о создании 5‑й гв. танковой армии»{144}. [206]

Это была не первая встреча П. А. Ротмистрова с Верховным. Впервые они встретились в первой половине ноября 1942 г., тогда командир 7‑й тк был вызван в Кремль для личной беседы. И. В. Сталин интересовался этим человеком. Он запомнил фамилию командира одной из первых гвардейских танковых бригад, которые получили это звание за успешные бои в тяжелейших условиях 1941 г. Ему нравилось, что боевой генерал с фронта стремится поделиться боевым опытом (статья П. А. Ротмистрова была опубликована в «Правде» 24 июня 1942 г.). Знал Верховный и положительную характеристику, которую давало Главное автобронетанковое управление этому комкору: «грамотный, твердо управляет соединением, партии Ленина — Сталина предан». Вероятно, И. В. Сталину понравился этот невысокий в очках танкист, да и выбора особого у Верховного не было — проблема подготовленных кадров армейского звена стояла на тот момент очень остро. Поэтому не случайно, когда в начале 1943 г. встал вопрос о кандидатуре командующего гвардейской танковой армией нового типа, выбор пал на него.