Военное искусство и военная культура Евразии - Вадим Борисович Белолугов Страница 56

дождем стрел; если же противник переходил в атаку, то она обращалась в мнимое бегство, но во время этого «бегства» лучники, обернувшись назад, расстреливали своих преследователей и их лошадей. Мощный лук и массивные стрелы позволяли убивать лошадей - и, действительно, цитированные выше источники свидетельствуют, что поражение лошадей было едва ли не главным элементом этой тактики. Если же противник упорно держался на своей укрепленной позиции, то в атаку шел полк «мэнгэдэй» - это название означает «принадлежащие богу», то есть «смертники». Задача «мэнгэдэй» состояла в том, чтобы (возможно, ценой больших потерь) завязать ближний бой, а затем симулировать бегство и все-таки вынудить противника преследовать лучников. Когда в ходе длительного преследования противник оказывался ослаблен потерями и расстраивал свои ряды, он подвергался внезапному фланговому удару тяжелой монгольской конницы («засадного полка»). Нужно отметить, однако, что сама по себе тактика «мэнгэдэй» была не новой, ее использовали гунны, скифы и многие другие степные народы[219]. Преимущество монголов заключался лишь в том, что новые луки позволили им применять эту старую тактику с большим успехом.

При археологических раскопках в Каракоруме было обнаружено лишь несколько бронебойных стрел, и это дает специалистам основание утверждать, что основную часть монгольского войска составляли легковооруженные лучники. Вооружение лучника (помимо лука и саадака) составляли сабля или булава, иногда боевой топор. Защитное вооружение монгольских воинов было подробно изучено М.В. Гореликом[220]. Лучники носили легкий стеганый панцирь из кожи, войлока или толстой ткани - такой панцирь по-монгольски назывался «хатангу дегель» - «твердый халат». Для удобства стрельбы монгольские лучники использовали короткие стремена: привстав в стременах, лучник мог отчасти стабилизировать качку и точнее целиться. Однако короткие стремена делали всадника неустойчивым в седле и затрудняли ведение ближнего боя. Монголы вступали в ближний бой лишь тогда, когда исход сражения был практически решен; эту последнюю атаку проводили отряды тяжелой конницы. Тяжеловооруженные всадники были облачены в пластинчатые панцири; металлические пластины крепились на ремешках, поэтому панцири назывались «худесуту хуяг» - «пронизанный, прошитый (ремнями) панцирь». Другой вид панцирей («бехтер») представлял из себя кольчугу усиленную на груди и на спине металлическими пластинами, иногда вместо нескольких пластин для усиления кольчуги использовалось круглое железное «зеркало» (такой доспех на Руси называли «зерцалом»)[221].

По утверждению специалистов, металлические доспехи монгольских воинов лишь незначительно отличались от доспехов киданей и китайцев; то же самое относится и к металлическим конским доспехам. Одна из разновидностей конского доспеха - «мягкий доспех» - была заимствована монголами на Ближнем Востоке, где такие доспехи стали популярны в конце XII века. Таким образом, за исключением «бехтера» и «зерцала», в области тяжелого вооружения монголы не создали ничего нового. Характерно так же и то, что действия монгольской тяжелой конницы не обратили на себя внимания современников, и источники не сохранили их описания. Победы монголов приписывались мастерству конных лучников, а в ближнем бою, как свидетельствует Юлиан, монголы были «менее искусны»[222].

Как отмечалось выше, главным доказательством фундаментального характера военной инновации является ее перенимание другими народами. «Повсеместное распространение и заимствование монгольского оружия в кочевом мире в XIII-XIV веках наглядно свидетельствует о его большой эффективности», - отмечает Ю.С. Худяков[223]. «Оружие всегда было более «международным», чем другие предметы материальной культуры, - писал А.Ф. Медведев. - Новые его виды, более совершенные и эффективные, появившиеся у того или иного народа, значительно быстрее заимствуются и распространяются, чем украшения или орудия труда. Отставание в военном деле... могло привести к потере независимости. Это и было причиной сравнительно быстрого распространения некоторых видов вооружения у соседних народов»[224]. Процесс распространения нового оружия археологически прослеживается как ареал находок луков и стрел монгольского типа - эти находки служат главными маркерами нового культурного круга. А.Ф. Медведев детально изучил ареал распространения наконечников стрел монгольского типа в Восточной Европе. Эти наконечники в больших количествах найдены в курганах кочевников в Поволжье, на Днепре, на Кубани, а так же в развалинах осаждавшихся монголами русских и литовских городов. При этом важно, что наконечники монгольского типа, относящиеся к XIII-XIV векам, были найдены и там, где монголы не воевали - в Смоленске, Новгороде, Пскове[225].

Однако находки наконечников стрел не всегда являются надежным свидетельством того, что в данном регионе было освоено изготовление луков соответствующего типа. Поскольку находки луков и их частей сравнительно редки, то вопрос о распространении монгольских луков более сложен. Известно, что к XVI веку на Руси умели делать рефлексирующие луки, но когда именно было освоено их изготовление, остается неясным[226]. Летописи свидетельствуют, что попытки перенимания монгольского вооружения начались уже вскоре после нашествия. Когда в 1248 году галицкий князь Даниил Романович прибыл на помощь венгерскому королю, то немецкие послы были удивлены татарским вооружением княжеской дружины. «Немцы же дивящеся оружию татарьскому беша бо кони в личинах и коярах кожаных и людье в ярыцех... - говорит Ипатьевская летопись[227]. Известно, что князь Даниил привлекал в основанный им город Холм ремесленников, бежавших из татарского плена, и среди этих ремесленников были мастера по изготовлению луков и кузнецы. Археологические данные свидетельствуют, что с середины XIII века в вооружении русских воинов традиционная кольчуга («броня») постепенно уступает место пластинчатому «доспеху» монгольского типа; слово «броня» понемногу выходит из употребления[228].

Процесс перенимания монгольского оружия на Ближнем Востоке освещен источниками более подробно, чем на Руси. Рашид-ад-дин свидетельствует, что в Персии оружие для армии ильханов изготовлялось в организованных монголами больших государственных мастерских «кархана». В этих мастерских работали преимущественно местные ремесленники, обращенные во время завоевания в рабов; оружие делалось «по монгольским обычаю» и при участии монгольских мастеров, причем перечисляя специальности ремесленников, персидский историк упоминает в порядке очередности лучников, изготовителей стрел, колчанов, сабель, а остальных зачисляет в разряд «прочих». К началу XIV века производство монгольского оружия было освоено свободными ремесленниками, работавшими вне «кархана». «Прежде не было ремесленников, которые умели бы изготовлять оружие по монгольскому обычаю, а теперь большинство ремесленников на базарах научилось», - писал Рашид-ад-дин[229]. Таким образом, в Персии образовался центр производства монгольского оружия, которое стало достоянием всего Ближнего Востока. Распространение монгольского оружия облегчалось тем, что большинство воинов армии ильханов составляли тюрки, и, вооружив эту армию, монголы сами снабдили тюрок (и арабов) новым оружием и научили обращению с ним. Тюрки были военным сословием во всех государствах Ближнего Востока, а также в Египте, в Средней Азии и в Индии; таким образом, принесенные монголами образцы оружия могли свободно распространяться в тюркской военной среде по всему обширному