Военное искусство и военная культура Евразии - Вадим Борисович Белолугов Страница 62

В целом в тот период отношение Мао Цзэдуна к Советскому Союзу стало более критическим. Начался поиск новых рациональных и более эффективных, чем в СССР, путей и методов развития страны. Как неправильную он отвергал точку зрения некоторых китайских руководителей, полагавших, что без советской поддержки строительство Китая невозможно[269].

Кроме вопроса об оценке Сталина в Пекине критически относились к идеям XX съезда КПСС о мирном сосуществовании государств с различным социальным строем и продолжали стоять на воинственных революционных позициях. Как отступление от пути Октября и ревизия положений марксизма-ленинизма о государстве и революции была расценена идея мирного перехода от капитализма к социализму[270]. Критика сталинского тезиса об обострении классовой борьбы при социализме, явно ошибочного, с точки зрения советских коммунистов (особенно в связи с теми жертвами, к которым привело его осуществление в СССР), также вызвала недовольство их китайских товарищей, считавших ее необходимой и оправданной, а жертвы не такими уж большими.

Ортодоксальное следование марксизму требовало постоянно держать в поле зрения его основополагающие идеи, углубляться в теорию. Мао Цзэдун был склонен к философствованию. Стремясь к более глубокому научному познанию окружающего мира с целью его революционного преобразования, он исходил из того, что критерий практики является первым и основным в теории познания в диалектическом материализме[271]. В действительности же практика рассматривалась им довольно узко, в основном как опыт, приобретенный КПК в революционной борьбе, а то и вовсе игнорировалась.

Полная уверенность в своей правоте позволяла Пекину смело и решительно высказываться по общим для всего мирового коммунизма проблемам. Особенно шокирующими были рассуждения Мао Цзэдуна на московском совещании коммунистических партий в 1957 г. о том, что не следует бояться войны, даже ядерной, и тех огромных потерь, исчисляемых сотнями миллионами человек, которые придется понести для достижения победы. Он считал, что наибольшую опасность представлял «ревизионизм» в рядах революционеров, а не атомная бомба - этот «бумажный тигр» империализма.

Не встретив поддержки среди коммунистических партий, Китай сам начал активно выступать с радикальных революционных позиций. Была усилена критика американского империализма и югославского «ревизионизма». Чтобы помешать начавшемуся советско-американскому сближению, была предпринята военная провокация в Тайваньском проливе. При этом преследовалась и другая цель: используя внешнюю опасность, мобилизовать народ на создание «народных коммун» и на осуществление «большого скачка» в коммунизм[272].

Следует отметить, что «большой скачок» возник не без советского влияния. После того, как в 1936 г. в СССР было объявлено о полной победе социализма, коммунизм здесь стали считать делом ближайшего будущего. Вторая мировая война отодвинула достижение этой цели, но затем о ней снова стали вспоминать все чаще, особенно в связи с экономическим и социальным подъемом середины 50-х годов. Официальная пропаганда тогда утверждала, что «построение коммунистического общества в нашей стране уже не далекая, а непосредственная практическая цель всей современной деятельности советских людей и их руководящей силы - Коммунистической партии Советского Союза»[273]. В области экономики ставилась задача догнать и перегнать наиболее развитые капиталистические страны. Осенью 1957 г. Мао Цзэдун, находясь в Москве и будучи под впечатлением запуска первого советского спутника, предложил конкретные цели для обеих стран в соревновании с Западом: по производству стали Советскому Союзу за 10 лет догнать США, а Китаю за 15 лет - Англию[274]. После возвращения на родину он занялся осуществлением этой идеи. Причем речь уже шла не только о стали, но и других видах промышленной продукции, а срок был сокращен до нескольких лет.

В период «большого скачка» Мао Цзэдун по-новому осмыслил возможности своей страны и ее положение в мире в мире. Он считал, что китайский народ обладает наибольшим революционным потенциалом, и сравнивал его с чистым листом бумаги, на котором можно писать самые красивые иероглифы. Китай он стал рассматривать в качестве нового центра мировой революции[275] . Естественно, это отрицательно сказывалось на отношениях между Пекином и Москвой. Постепенно накапливалось взаимное недовольство по самым разным поводам.

Стремясь разрядить обстановку; советская сторона в начале 1960 г. предложила провести встречу на высоком уровне. Мао Цзэдуна пригласили посетить Советский Союз с дружественным визитом. Однако Пекин предпочел выяснить отношения на более широкой арене. С этой целью в китайской печати к 90-летию В.И. Ленина были опубликованы статьи, объединенные затем в сборник «Да здравствует ленинизм!», в которых вновь отстаивались прежние позиции КПК по основным вопросам коммунистического движения, о войне и мире, была поднята тема «современного ревизионизма». Чтобы погасить разрастающийся конфликт, Мао Цзэдуна вновь, и опять безуспешно, пытались пригласить в Москву.

Тогда было решено воспользоваться возможностью встречи с китайскими представителями на III съезде Румынской рабочей партии. Но в Бухаресте не удалось заставить китайцев отказаться от их взглядов. С целью оказать давление на строптивого «брата» в июле 1960 г. было объявлено об отзыве всех советских специалистов из Китая. Пекин же продолжал стоять на своем, рассматривая собственную позицию еще и как отстаивание независимости и самостоятельности. В сентябре на переговорах представителей КПК и КПСС в Москве Дэн Сяопин заявил, что КПК никогда не примет отношений с советской стороной как с партией-отцом и государством-отцом, что китайский народ полон решимости справиться с трудностями, которые повлек за собой отзыв советских специалистов, и строить свое государство[276].

Дальнейшие события показали, что Пекин не собирается отступать с крайне левых позиций. В январе 1962 г. на расширенном рабочем совещании в ЦК КПК, посвященном обобщению опыта работы за 12 лет со времени образования КНР и особенно последних 4-х лет, на котором присутствовали более 7 тыс. человек, Мао Цзэдун повторил прежние политические установки о классовой борьбе, диктатуре пролетариата и угрозе ревизионизма.

Переоценивая значение политического сознания и политической воли, он считал, что в мире более 90% народных масс являются революционными и могут поддерживать марксизм-ленинизм, сознательность их растет, и поэтому мировая революция победит[277].

Из выступления Мао Цзэдуна следовало, что именно Китай, а не его оппонент СССР придерживается верного, по-настоящему революционного курса. После временных неудач предстояло вновь взяться за его осуществление и таким образом еще раз доказать его правильность и подтвердить роль КНР как нового центра мировой революции.

Ситуация как во внутренней, так и во внешней политике складывалась весьма непростая. В стране еще не до конца были преодолены разрушительные последствия «большого скачка», поэтому