Людмила Павличенко - Я – снайпер. В боях за Севастополь и Одессу Страница 10

Теперь триумфальный путь по причерноморским степям породил у воинов полуфеодального, отсталого государства иллюзию победы над грозным северным соседом. Вероятно, королевские генералы решили, будто Красная армия деморализована и оказывать сопротивление больше не будет. Эта иллюзия дорого обошлась румынам под Одессой.

В окуляр оптического прицела я часто видела их смуглые горбоносые полуцыганские-полувосточные физиономии. Правда, господин Антонеску утверждал, будто румыны – потомки древнеримских легионеров. На самом же деле с ХV века Валашское княжество подпало под власть Османской империи. Если кто и повлиял тут на народонаселение, то турки, которые почти до 70-х годов ХIX столетия держали гарнизоны в крупных городах, имели собственную торговлю, заставляли румын служить в своей армии. А еще – множество цыганских таборов, свободно кочевавших по городам и весям этой крестьянской страны.

Одетые в мундиры песочно-сероватого цвета, в каски-макитры или в суконные кепи со смешной тульей, вытянутой углом спереди и сзади, румыны в начале августа 1941 года вели себя чрезмерно уверенно и беззаботно, демонстрируя пренебрежение к законам войны. Они расхаживали по позициям во весь рост, далеко не везде выставляли боевое охранение, недостаточно занимались разведкой, располагали тыловые части (медсанбаты, кухни, коновязи, обозы, мастерские и проч.) поблизости от линии фронта. Одним словом, создавали прекрасные условия для работы сверхметкого стрелка. Неудивительно, что мой снайперский счет увеличивался день ото дня.

Само собой разумеется, безумный приказ Антонеску о взятии Одессы 15 августа 1941 года остался невыполненным, хотя Четвертая армия под командованием генерала Николае Чуперкэ насчитывала более 300 тысяч солдат и офицеров, располагала 80-ю боевыми самолетами и 60-ю танками. При ней состояли и некоторые подразделения немецкой 72-й пехотной дивизии. Наши тогда могли противопоставить им 35 самолетов, 5–7 исправных танков и 50–60 тысяч бойцов.

Глава 4

Огненные рубежи

Советские военно-инженерные части, саперные батальоны и жители города славно потрудились, готовясь к длительной осаде. Передний край главного рубежа (протяженность по фронту – 80 км, глубина – 3,5 км) проходил через ближайшие к Одессе села и хутора. Этот рубеж имел 32 батальонных района обороны, ротные и взводные опорные пункты, огневые позиции для артиллерии и минометов. К 10 августа успели построить 256 деревоземляных, кирпичных и железобетонных огневых точек, вырыли 1500 окопов различного назначения, которые связывались в единую систему траншеями и длинными, извилистыми ходами сообщения. Окопы и траншеи были полного профиля, то есть глубиной более полутора метров, со стенами, укрепленными досками. Имелись и блиндажи «в три наката», или проще говоря, накрытые толстыми бревнами в три слоя. Противотанковые рвы шириной до семи метров и глубиной до трех метров пересекали ровные пространства причерноморской степи. Перед боевыми позициями находились минные поля и большие участки, с рядами заграждений из столбов с натянутой на них колючей и гладкой проволокой. Второй рубеж главной линии обороны отстоял от города на 40 км, третий – на 25–30 км, четвертый – на 12–13 км[3].

Мы мечтали о подобных фортификационных сооружениях.

Эта мечта поддерживала нас и под Ново-Павловкой, и под Арцизом, и у села Староказачье, когда на скорую руку, малыми саперными лопатками мы рыли траншеи то ночью, при свете луны, то днем, под обстрелом вражеской дальнобойной артиллерии, когда шли по степным шляхам без пищи и воды, когда хоронили павших товарищах в воронках от бомб, когда, экономя патроны, отбивались от наседавших фашистов. Мы верили, что хаос и неразбериха первых дней войны, вызванные внезапным, вероломным нападением агрессора, прекратятся. Когда и где они прекратятся, мы не знали, но не сомневались, что на нашем тяжком пути скоро возникнет некая опора, неприступная крепость, которую мы, уже пройдя крещение огнем, станем защищать до последней капли крови, и обнаглевший противник почувствует настоящую силу русского оружия…

Осадное положение в Одессе было объявлено 8 августа.

В это время воинские части нашей 25-й Чапаевской стрелковой дивизии под командованием полковника А.С. Захарченко находились на линии Беляевка – Мангейм – Бриновка. Натиск превосходящих сил врага мы отразили и не дали румынам прорваться на юг. Дальше произошла перегруппировка советских войск. В сводный отряд комбрига С.Ф. Монахова, направленный в Восточный сектор обороны, вместе с Первым полком морской пехоты, 26-м полком НКВД вошел и 54-й имени Степана Разина полк (командир подполковник И.И. Свидницкий), но не весь. Первый батальон остался на прежних позициях и стал использоваться как ударная часть, которую перебрасывали с одного участка фронта на другой для ликвидации прорывов врага.

Костяк батальона составляла наша вторая рота (командир – лейтенант Дмитрий Любивый). Получив приказ: «Восстановить положение возле Н-ского села!», мы садились в машины – «полуторки» (но чаще передвигались пешком), прибывали на место и шли в атаку, чтобы выбить противника с недавно занятых им позиций. Как правило, нам это удавалось.

Теперь рота имела отличное вооружение. Много оружия мы добыли в боях: винтовки разных образцов, автоматы (немецкие «МР-40», больше известные у нас под названием «шмайссер»), советские пистолеты «ТТ», иностранные – «Маузер», «Беретта», «Штайр», револьверы «Наган», гранаты, ручные пулеметы «ДП», большой запас патронов. Наученные горьким опытом приграничных схваток, когда оружия не хватало, мы создали свои ротные схроны. Тяжеловато было перетаскивать все это с места на место, но мы ничего не хотели отдавать на полковой склад, хотя с нами и проводили всякие разъяснительные беседы.

Боевитости нашего подразделения во многом способствовало сходство личного его состава по возрасту, по воспитанию, по образованию. Возраст колебался от 20 до 25 лет. Все мы были комсомольцами, призванными в основном с предприятий тяжелой промышленности, или, как я, студентами-добровольцами из украинских вузов. Армейское братство возникло еще в боях у реки Прут. Мы научились доверять друг другу и знали, что суворовское правило: «Сам погибай, а товарища выручай!» – действует у нас непреложно.

В перерывах между боями мы коллективно читали письма, полученные из дома, и также коллективно писали на них ответы, даже невестам. Каждый считал своим долгом подсказать какую-нибудь удачную или остроумную фразу. У нас были люди с музыкальным слухом и хорошим голосом, и мы часто пели хором. Репертуар состоял из песен времен Гражданской войны, песен из популярных кинофильмов: «Варшавянка», «Тачанка», «Там вдали, за рекой», «Веселый ветер» из фильма «Дети капитана Гранта» В. Вайнштока, «Широка страна моя родная» из фильма Г. Александрова «Цирк», «Крутится-вертится шар голубой» из фильма Г. Козинцева и А. Трауберга «Юность Максима» и многие другие.

Песни помогали в бою. Бывало, при сильной перестрелке кто-нибудь вдруг на ухо охрипшим голосом пропоет тебе только одну строку из любимой песни или, проходя мимо, крикнет: «Держись, пехота!», и на сердце сразу становится легче.

Перед атакой всегда чувствуешь себя неважно. В голове какая-то пустота, настроение падает. Это тяжелое, неприятное ощущение. У нас в роте с ним вели борьбу: рассказывали всевозможные забавные истории, вспоминали удачные боевые эпизоды, не позволяли людям предаваться горьким ожиданиям. Потом раздавался голос лейтенанта Любивого: «Рота, вперед! За Родину, за Сталина, ура!» В едином порыве мы бросались в бой и забывали обо всем на свете. Ненависть к врагу брала верх над другими человеческими чувствами, и румыны бежали от нас, как зайцы.

Вот какой замечательной была наша вторая рота!..

Как бы смело ни действовали мы, «чапаевцы», суровые обстоятельства сражения за Одессу иногда брали верх. Противник имел превосходство в артиллерии и – самое главное – располагал большим боезапасом к орудиям и минометам, чего у защитников города не было. На три залпа немецко-румынских артиллеристов наши отвечали только одним. Огненный вал накрыл однажды нашу роту. Случилось это утром 19 августа. Фугасный снаряд угодил в бруствер окопа не прямо передо мной, но метра на два левее. Ударная волна разбила в щепы любимую винтовку, а меня отбросила на дно траншеи и засыпала землей. Очнулась я только в госпитале: однополчане откопали и привезли в Одессу вместе с другими ранеными и контужеными красноармейцами первого батальона.

Дивная картина открывалась из окна моей палаты, расположенной на первом этаже госпитального здания. Под порывами морского ветра качались ветви яблоневых, грушевых, персиковых деревьев в заброшенном саду, трепетали желтеющие листья, падали на землю созревшие плоды. С ветки на ветку перелетали маленькие серые воробьи и черноголовые скворцы. Наверное, они пересвистывались между собой, но я ничего не слышала. Беззвучное зрелище вступающей в свои права осени почему-то успокаивало, наводило на размышления. Слух возвращался медленно. Боли в суставах и в позвоночнике мучили по ночам.