Вадим Мальцев - Война глазами участника Парада Победы. От Крыма до Восточной Пруссии. 1941–1945 Страница 10

Шофер пятитонки, или, как его стал называть Лизунов, – командор, был худощавым, стройным солдатом с выступающим кадыком и тонким носом с горбинкой, подтверждающим его греческое происхождение. Выцветшая на солнце, какая-то несуразная, без звёздочки пилотка подчёркивала смуглость кожи и неровность проросшей на лице щетины. Его сапоги, совершенно разные по ширине и высоте, постоянно находились в движении и лишний раз утверждали весёлый нрав и беззаботность их хозяина. Таков был наш «командор».

Под стать «командору» была и автомашина ЯЗ-5. Запускалась она только от заводной рукоятки, имела неисправный глушитель, у неё были разбиты фары и стёкла кабины, имелось много других особенностей, о которых мы узнали позже. Когда всё было готово, мы уселись втроём на плохо закреплённую, прыгающую подушку сиденья и, оглушённые немыслимыми шумами, совершенно не реагируя на стрельбу зениток и разрывы бомб, с нескрываемой радостью тронулись в путь.

– Командор, жми на газ и давай песню! – выкрикивал Лизунов, стараясь перекричать рёв мотора и не прикусить при этом свой язык. Он был полон задора и огня.

Перед поездкой у нас состоялся довольно интересный разговор. Возможно, чтобы поднять авторитет и закрепить созревшие в его голове какие-то решения или намерения, он сказал:

– Думаю, что у тебя есть что-то сокровенное на сердце.

Затем, внимательно посмотрев мне в глаза, добавил:

– Но ты хороший человек, и поэтому я тебе могу спокойно довериться.

Я насторожился. Он выдержал паузу и сказал главное:

– Я внештатный агент НКВД. Мой псевдоним Онегин.

С одной стороны, я понял, что он хорошо знал структуру организации, а с другой – мне казалось, что он собирается сделать мне какую-то пакость. Тогда я немного подумал и сказал:

– Я тоже агент, но мой псевдоним Ленский. Будем знакомы!

– Если это даже так, верь мне, я тебя не подведу.

Больше разговор на эту тему не повторялся, и тема была закрыта.

Без происшествий доехали до Симферополя и остановились возле рынка. Город и рынок жили ещё привычной мирной жизнью. Шла обычная торговля осенними дарами крымской земли и предметами военного обмундирования. Тёплый осенний день и рыночная спокойная суета не позволяли представить, что через несколько дней здесь будут хозяйничать оккупанты.

Совершенно не чувствовалось озабоченности или нервозности людей, толкущихся на рынке, а также тех, которые его покидали, уезжая на грузовиках на восток. Удивительно, что на рынке было очень много военных, хотя в это самое время на ишуньских позициях малочисленные подразделения моряков и соединения плохо подготовленной для обороны отдельной армии решали судьбы Крыма, Кавказа, а также многих людей, оказавшихся на пути продвижения немецких войск. Усиление обороны полуострова ожидалось за счёт частей Приморской армии, эвакуированных из Одессы, но пока их не было.

Отдыхая на рынке от шумов нашего «мастодонта», мы проходили мимо фотографа. Лизунов дёрнул меня за рукав и сказал:

– Это не фотограф, он не профессионал. Возможно, он шпион. Я хочу проверить свои подозрения.

– Мне кажется, что ты ошибаешься, и у нас дальняя дорога, – усомнился я.

– Пошли, сфотографируемся на память о нашей поездке и о последних днях Симферополя. Главное – слушай и поддержи разговор, а потом разберёмся.

Два молодых авиатора в новых тёплых комбинезонах с меховыми воротниками, в тёмно-синих пилотках подошли к фотографу и уселись на стулья перед большим чёрным ящиком, закреплённым на треноге. Лизунов мгновенно перевоплотился и начал разговор, который для меня сначала был не совсем понятен:

– Инженер, я как командир эскадрильи, а возможно, уже полка, доверительно тебе скажу: за вчерашний вылет на Румынию мы получим награды и большие деньги. Теперь главное – не запороть двигатели. Ведь немцы не знают, что Пе-7 могут выжимать скорость более 600 км/ч. А те моторы, которые нам доверили, с удельным весом всего 0,2 кг/лс. Немецкий рекорд скорости будет побит. Ты помнишь время вылета на Яссы?

Затем разговор пошел о кассетных бомбах и скорострельных пушках. Содержание нашего разговора явно повлияло на фотографа. Он стал чаще подходить к нам, усаживать нас на стульях, отходить к треноге и опять подходить к стульям. Было ясно, что разговор его заинтересовал. Я же был удивлён и тоном, и эрудицией собеседника, а главное – той уверенностью, с какой он излагал свои хитрости.

Две фотокарточки размером 9x12 сантиметров были проявлены, промыты в ведре с водой и ещё мокрыми вручены нам человеком, очень похожим на немца.

Пока мы обсуждали наши дальнейшие действия, этот немец исчез, а вместо него у треноги оказался татарин. О своих подозрениях мы сообщили милиционеру, безразлично стоящему на углу двух улиц, и поехали дальше на Бахчисарай.

Ехали по узкой пыльной дороге, разгоняя редких пешеходов и озадачивая водителей встречного транспорта своими габаритами и очень страшным рёвом мотора. После Бахчисарая вскоре доехали до ремонтной базы, где сравнительно быстро освободились от нашего груза.

Обратный путь нам был знаком. Когда солнце стало мелькать чаще за деревьями, мы съехали с пыльной дороги и уютно разместились на каменистой прохладной земле в тени колючей южной растительности. Стол из брезента, сервированный богатым набором продуктов, вызывал аппетит и предвкушение приятной трапезы. Обед нашей троицы изобиловал тостами, результаты которых не замедлили сказаться на экипаже, особенно на «командоре».

– Друзья! – обратился к нам наш шофёр-командор, уже плохо справляясь со своими мыслями и словами. – Пора ехать… на ночной отдых… Там нас уже ждут… девчата… Мы успеем… Мы засветло… будем в гостях…

Отказаться от такого заманчивого предложения в тот момент было невозможно. Решение было принято: ехать к девчатам. Практическая реализация этого решения для «командора» оказалась весьма сложным делом. К этому времени он потерял над собой контроль, и его лихие порывы засунуть пусковую рукоятку в соответствующее место мотора заканчивались плачевно. Он либо сразу падал на колени перед машиной, либо цеплялся горбатым носом за выступающий радиатор и опять беспомощно валился. Зрелище было исключительно забавное, если не считать окровавленного носа и потоков крови, струившихся по лицу. Это продолжалось до тех пор, пока мы не догадались облить его холодной ключевой водой и натереть ему уши.

Вскоре совместными усилиями заводная ручка была вставлена в храповик, включено зажигание и мотор запустился, нарушая тишину осеннего дня. С большими предосторожностями и частыми остановками мы благополучно доехали до совхоза «Красная роза», расположенного в посёлке Зуя. Здесь размещался банно-прачечный батальон 51-й армии, укомплектованный в основном эвакуированными с Украины девчатами. Когда мы с шумом подъехали к длинным баракам и вылезли из высокой кабины пятитонки, в ротах, перед отбоем, был час личного времени. Покрытые толстым слоем дорожной пыли, мы, возможно, имели не совсем приличный вид.

Однако первая встреча была более чем радушной. Нас окружили плотным кольцом любопытные, доброжелательные, совсем молоденькие девчонки, которые наперебой стали интересоваться, кто мы и откуда. Инициативу переговоров по старшинству решительно взял на себя Лизунов, постепенно входящий в роль командира отряда бомбардировщиков, совершивших ночной налёт на Румынию. Его яркий рассказ о прорыве трёх зон воздушной обороны в районе Плоешти, атаках ночных истребителей, о новейших наших самолётах был красноречив и достаточно убедителен.

Мне в этом «обычном боевом вылете» отводилась роль флагманского штурмана, сбросившего точно над целью, под огнём крупнокалиберной зенитной артиллерии, четыре бомбы ФАБ-250 и множество зажигательных бомб. Моя главная заслуга, как я понял, состояла в том, что немецкие танки, хотя и прорвали ишуньские позиции, теперь остались без горючего и не смогут продолжать наступление на Джанкой.

Поэтому эта ночь и последующие, он гарантировал, будут спокойными, а команд на эвакуацию не будет. Закончил Лизунов рассказ грустным повествованием о том, как были похоронены стрелки-радисты, погибшие в неравном бою, взорван подбитый самолёт, и теперь мы едем на новый аэродром, так как на старом высадился немецкий десант. Всё это было подтверждено «командором», который своей весёлой улыбкой и прежним знакомством с женским персоналом окончательно рассеял недоверие к двум авиаторам в пыльных лётных комбинезонах.

После этого мы были приняты женским подразделением окончательно.

Стройная, в хорошо подогнанном обмундировании старшина роты первая поняла необходимость приютить на ночь и обласкать героического командира и его штурмана. Последовала нужная команда, и я попал в распоряжение очень приятного сержанта с мягким украинским говором, заботливым взглядом и ласковыми, сильными руками. Было приятно мыться душистым мылом и полоскаться тёплой водой, смывая месячную грязь. Еще приятнее чувствовать заботу милого существа, находящегося рядом с большим синим чайником.