Петр Черкасов - Шпионские и иные истории из архивов России и Франции Страница 11

Перед отъездом в Брюссель, где ему высочайше было велено обосноваться до получения дополнительных указаний, И. М. Симолин, сдавая дела советнику посольства М. С. Новикову, передал ему и канал связи со своим тайным агентом в МИД Франции.

«…Имею честь сообщить Вашему Сиятельству, – писал Симолин 30 января 1792 года в донесении Остерману, – что я убедил нашего конфидента войти в сношения с г. Новиковым и что они познакомились третьего дня утром. Однако я условился с ним, что возьму с собой шифр, который он составил для нашей переписки, и что мы непосредственно возобновим ее в случае, если произойдет окончательный разрыв с нашей миссией. Письма мне будут доставляться без адреса, через посредников, следов которых нельзя будет обнаружить, и так же будет поступлено с письмами, которые я при случае буду ему писать, но, пожалуй, без этого можно будет обойтись.

Я предупредил г. Новикова, что назначенное конфиденту вознаграждение по тысяче ливров в месяц ему выдано вперед по 1 сентября текущего года и что 9 тысяч ливров, которые я ему выдал, я заимствовал из сорока тысяч, находившихся у меня на хранении…» Тем временем агент продолжал поставлять важную информацию, ежемесячно получая причитавшиеся ему 1000 ливров. Так, в середине февраля 1792 года он сообщил Новикову содержание трех последних донесений Жене. «В первом из этих донесений, – поспешил передать в Петербург российский поверенный в делах, – Жене говорит о мерах, которые он принял для подкупа одного лица в Адмиралтействе с целью получить сведения о военных приготовлениях против Франции. Он (Жене. – П. Ч.) говорит, что вынужден был заплатить за это несколько тысяч рублей. Во втором донесении, – продолжал Новиков, – Жене приводит сведения о русских вооружениях, которые могли бы быть направлены против Франции. Он советует принять меры к укреплению обороны берегов Нормандии». Из этой информации со всей неопровержимостью следует, что корыстолюбие не было исключительной привилегией одних только французских чиновников…

Новиков переправил в Петербург переданные ему агентом копии инструктивных писем министра иностранных дел, адресованные Жене и другим французским зарубежным представителям. А 6 апреля 1792 года в шифрованном донесении вице-канцлеру Остерману российский поверенный в делах писал: «Я узнал, что г-н Жене сообщил, что ему стало известно, будто комендант Гавра de Grace обещал допустить в порт русский и шведский флоты. Эта информация была доведена до сведения Дипломатического комитета Национального собрания…» Объявление Францией войны Австрии и Пруссии в апреле 1792 года дало удобный повод Екатерине II, союзнице австрийского императора Франца, избавиться наконец от ненавистного Жене, которого буквально выпроводили из Петербурга. Одновременно высочайший приказ выехать из Парижа получил и российский поверенный в делах М. С. Новиков.

Сразу же по прибытии в Брюссель он отправил донесение вице-канцлеру с приложением копий шести секретных документов, полученных им от «конфидента» накануне отъезда. Из этого донесения (13 июня 1792 года) мы узнаем и о судьбе оставленного в Париже агента, на которого русская дипломатия все еще продолжала рассчитывать. Читаем:

«Сиятельнейший граф, Милостивый государь,

За несколько дней пред отъездом моим из Парижа видел я известного конфидента, и объявил ему побудительные причины, для коих я оставил Францию, уверяя его о Высочайшей Ее Императорского Величества щедроте, когда он с равным и непрерывным усердием потщится оказывать услуги свои. Он изъявлял благодарность свою в самых наичувствительнейших изражениях.

Он заплачен Иваном Матвеевичем Симолиным за восемь месяцев сего года, да по приказанию его, выдал я ему и за остальные сего же года четыре месяца, то есть четыре тысячи ливров, в коих я с него взял и расписку, хранящуюся в моих руках.

Господин Дюмурье (новый министр иностранных дел, назначенный 17 марта 1792 года. – П. Ч.), вступя в министерство, отрешил всех коми (старших чиновников. – П. Ч.) Департамента иностранных дел, на места коих посадил он креатур своих. В числе первых отрешен и означенный конфидент, однакож он имеет не только связь с некоторыми из новых коми, но и надеется при перемене министра вступить паки в тот Департамент. Между тем представляет он готовность свою, если бы угодно было употребить его для нужных приготовлений в Нормандии в случае прибытия туда флота Российского. Сказывает, что он уроженец из той земли и знает расположение тамошнего дворянства, кое, по словам его, будет охотно способствовать благонамеренным Ее Императорского Величества мыслям, что в протчем за счастие себе поставит посвятить жизнь свою в повелениях Ее Императорского Величества, о чем усильно просил он меня донесть.

При том намекнул он, что, претерпев в нынешних обстоятельствах большую потерю, ласкается надеждою получить пособие от щедроты Ее Величества. На сие сказал я ему, что он может быть обнадежен.

Всячески старался он уговорить меня выдать ему еще за несколько месяцев на будущий год, но я дал почувствовать, что, выдав сам собою за четыре остальные сего года месяцы, не в состоянии более сделать.

Отказ мой не охладил однакож в нем желания продолжать услуги и передавать время от времени Ивану Матвеевичу (Симолину. – П. Ч.) все заслуживающее примечания. Я уверял его, что он не останется без награждения, и может в том быть спокоен.

Должностию поставляю отдать отчет оставленным Иваном Матвеевичем у меня 23 157 ливрам 9 су и 9 денье, из них выдал я по приказанию Ивана Матвеевича реченному конфиденту с сентября месяца по 1-ое число будущего генваря 4000 ливров, да из них же вынул я на дорожные мои издержки 5000 ливров, которые по настоящему не составляют четырехсот червонцев, пожалованных мне, но довольно однакож на мой проезд и из коих еще уделил я переводчику Дубровскому 850 ливров на уплату его долгов…» Сотрудничество с тайным агентом продолжалось еще в течение трех месяцев со времени отъезда из Парижа М. С. Новикова. За это время информатору, сохранившему связи со своими коллегами в МИД, удалось каким-то образом заполучить (быть может, ему пришлось делиться с кем-то из них частью своего шпионского гонорара) целый ряд секретных документов. Интересны были и его сообщения о положении в Париже, откуда по высочайшему повелению выехали последние русские дипломаты. Так, в июле 1792 года агент сообщил о неудачной попытке бывшего главнокомандующего Национальной гвардии генерала Лафайета спасти короля и конституционную монархию от надвигавшейся угрозы со стороны жирондистов и якобинцев. «Наш секретный канал, – писал Симолин 16 августа 1792 года из Брюсселя вице-канцлеру Остерману, – говорит о появлении в Париже г-на де Ла Файета, о его встрече с Королем, которому он предложил помощь своей армии в восстановлении новой Конституции, основу которой составляют две палаты, но что Король отклонил этот план. Корреспондент утверждает, что речь идет о новом плане бегства Королевской семьи. По этому плану Король должен был бы отправиться в Руан, и через Остенде прибыть в Брюссель». Слухи о готовящемся якобы бегстве Людовика XVI распространились по Парижу, став одной из причин нападения толпы 20 июня на королевскую резиденцию Тюильри. А 10 августа 1792 года в результате восстания, организованного Парижской коммуной, монархия во Франции была ликвидирована. 21 сентября того же года Конвент провозгласил в стране республиканскую форму правления. Одновременно по столице прокатилась первая волна революционного террора, жертвами которой стали более 1300 беззащитных политических узников парижских тюрем. Они были убиты прямо в своих камерах.

Все, кто имел основания опасаться за свою судьбу и у кого была такая возможность, поспешили покинуть охваченную безумием родину. Среди них оказался и тайный осведомитель российского посольства. 28 сентября он объявился в Брюсселе и дал о себе знать И. М. Симолину письмом, в котором просил выдать ему 50 луидоров для того, чтобы иметь возможность отправиться в формируемую графом д’Артуа и принцем Конде армию французских роялистов-эмигрантов. Характерно, что это письмо, как и все предыдущие, не подписано автором. По всей видимости, он все еще не чувствовал себя в полной безопасности даже в Брюсселе, а может быть, по понятным причинам желал навсегда сохранить инкогнито.

8 октября 1792 года Симолин направил вице-канцлеру Остерману депешу, в которой среди прочего сообщал: «Секретный канал, который служил нам в Париже, нашел способ избежать кандалов убийц и дал мне знать о себе письмом, которое я беру на себя смелость приложить к моей депеше…

Не имея средств для того, чтобы отправиться в армию графа д’Артуа, он просит меня снабдить его на дорогу 50 луидорами. Я уменьшил эту сумму до 25 луидоров, достаточных для его путешествия. Смею надеяться, что Императрица соблаговолит одобрить предоставление ему этой суммы, соответствующей 900 ливрам в ассигнатах, переданной как свидетельство Ее благорасположения… Канал выразил готовность, как только положение вещей изменится, на что он искренне надеется, продолжить оказывать услуги нашему Двору», – многозначительно заключал свое донесение Симолин.