Борис Тарасов - Блокада в моей судьбе Страница 11

В тот день на Неве было активное движение военных кораблей и судов разного назначения. Как я потом узнал, накануне этих дней немцы предприняли попытку в верховьях Невы переправиться на занятый нашими войсками берег, но были отбиты. Возможно поэтому на реке было так оживленно. Как бы там ни было, до полудня мы простояли впустую. Наконец, на площадке у воды освободилось место и мы с приятелем быстро переместились туда. Мужчина, рядом с которым мы расположились, предупредил:

– Ребята, уходите отсюда, вас может смыть волной.

Но мы, естественно, не прислушались к его словам, лишь напряженно следили за поплавками.

Беда не заставила себя ждать. Невдалеке показался довольно большой военный корабль, вероятно, эсминец. Кто-то из присутствующих рыбаков предупредил:

– Будьте осторожны, после этого корабля всегда идет большая волна.

Однако никто не сдвинулся с места. И вдруг волна, подкравшаяся совершенно незаметно, накрыла меня с головой. Следующее, что я отчетливо помню до сих пор, – это ощущение очень холодной воды, в которой я оказался. Когда меня вытолкнуло из глубины на поверхность, я увидел, что нахожусь примерно в 10–15 метрах от берега. Такое расстояние меня не особенно испугало, потому что к этому времени я уже умел немного плавать. Я начал интенсивно работать руками и ногами.

Но, как я ни старался, расстояние между мной и берегом не сокращалось. Мало того, я обнаружил, что быстрое течение начинает сносить меня в сторону от площадки, к высокому гранитному берегу, на который невозможно выбраться. Это означало угрозу жизни. Отчетливо помню, как в меня начал входить ужас. На мгновение возникла мысль: что же будет без меня делать мама?

С берега мне что-то кричали, видимо, подавали какие-то советы, но кровь так стучала в голове, что никаких слов я не разбирал, лишь отчаянно продолжал грести. Вдруг я увидел, что один из рыбаков бросил в воду веревку. Я ринулся ей навстречу.

Только с третьего или четвертого раза мне удалось поймать конец этой спасительной веревки. Меня постепенно подтянули в площадке и вытащили из воды. От пережитого ужаса и холода я не мог вымолвить ни слова. Все остальное помню очень смутно. Только когда я мокрый, замерзший, несчастный вошел в нашу обитель, меня вернул к жизни вопль мамы:

– Сынок, что с тобой? Тонул? Господи, просила же тебя не ходить на эту рыбалку! Пообещай мне сейчас же, что будешь меня слушаться!

Она раздела и долго растирала меня, поила горячей водой. Затем укутала разным тряпьем и уложила в постель. Но согреться мне никак не удавалось, меня всего трясло от холода и пережитого страха. Мама сидела рядом со мной и очень беспокоилась, что я заболею от переохлаждения.

Ночью немцы устроили сильнейшую бомбардировку. Из-за меня в бомбоубежище никто не пошел, все лежали по своим углам и умирали от страха.

Видимо, ужас от этой бомбардировки перекрыл мой ужас от возможной гибели на дне реки и позволил избежать простуды от купания в осенней Неве.

Всех нас в эти дни очень тревожила судьба отца. Постепенно я привык постоянно ходить к громкоговорителю слушать последние известия. К сожалению, информация была очень горькой. Немцы буквально валом шли по стране, захватывая города один за другим. Я пытался задавать стоявшим рядом взрослым вопросы, почему так плохо обстоят дела у нашей армии, почему побеждают немцы? Но взрослые тоже не знали ответа на мои детские вопросы.

Мы с мамой стали регулярно ходить в Смольный, надеясь узнать хоть какие-то сведения об отце. Пока мама ходила там по кабинетам и коридорам, я разглядывал расставленные кругом зенитные орудия, маскировочные сети, аэростаты заграждения. К Смольному непрерывно подъезжали и отъезжали автомобили. Все это выглядело очень внушительно. К сожалению, никаких сведений об отце нам получить не удавалось. Удрученные, мы уходили домой. Глядя в тревожные мамины глаза, я понимал, что если отец погибнет, наша семья вряд ли сможет пережить войну.

Мамина операция «Береженого Бог бережет»

Наша мама была собранным и предусмотрительным человеком. Однажды, уже в середине августа, мы все играли недалеко от нашего дома.

Мама сидела рядом с нами на скамейке. Вдруг она подозвала меня, усадила рядом с собой и завела со мной, как мне тогда показалось, странный разговор.

– Боря! – начала она, – ты видишь, какая сложилась обстановка. Папа на фронте. Что с ним – неизвестно. Всякое может случиться и со мной. Ты старший, ты мой помощник, и должен знать, что тебе надо делать, если со мной что-то случится.

Я, конечно, понимал, что творится вокруг и что вся наша семья держится на маме. Но столь конкретно озвученная возможность мне заменить маму, взять на себя ответственность за троих младших братьев, не скрою, меня просто ошеломила. Ведь мне шел всего лишь десятый год. В голове сразу закружились мысли: что же мне делать, если мамы вдруг не станет? В Ленинграде у нас не было не то что родных, но даже просто знакомых. Лицо мамы было строгим и сосредоточенным, но, увидев, как я испугался, она смягчилась и начала утешать меня:

– Успокойся, сынок, будем надеяться, что все обойдется. Но, как говорится, береженого Бог бережет, поэтому ты обязательно должен знать, что делать в этом случае.

И мама растолковала мне: если с ней что-то случится, то есть если она погибнет или будет ранена и потеряет возможность двигаться, или говорить, я должен пойти по двум адресам, найти конкретных людей и сообщить им о том, что случилось. Эти люди обязательно помогут. Первым она назвала адрес домоуправления, вторым – адрес райсовета Смольнинского района.

После этого мама отвела ребят домой, оставила за старшего семилетнего Володю, и после тщательного его инструктажа на случай чрезвычайной обстановки мы с ней отправились в путь по названным адресам. Домоуправление нашли быстро, мама переговорила там с какими-то женщинами, показала им меня. Потом пошли в райсовет, который тоже был расположен не очень далеко. Но в здание охрана нас не впустила. Мама несколько раз пыталась дозвониться кому-то по внутреннему телефону, но ей это не удалось. Тем не менее, она еще раз наказала мне, что в случае беды я должен обязательно прийти сюда, обо всем рассказать и попросить помощи.

На этом мамина операция «Береженого Бог бережет» закончилась. К счастью, обращаться по этим адресам мне не пришлось.

Немцы окружают город кольцом

В начале сентября 1941 года немцы подступили к Ленинграду. По радио через уличные репродукторы постоянно передавались сообщения о тяжелых боях. На стенах домов вывешивались листовки, призывавшие к отпору захватчикам. Помнится, одну такую листовку, плохо приклеенную к стене, я принес домой. Мама себя неважно чувствовала и попросила меня прочитать ее вслух. Я начал читать и почувствовал, как от написанных в ней проникновенных слов по моей спине побежали мурашки. В листовке говорилось, что злобный враг у ворот Ленинграда, он хочет разрушить наш город, уничтожить всех жителей. Но мы своей волей и силой победим врага. Ленинградцы встанут на защиту любимого города и дадут отпор захватчикам. Я до сих пор помню содержание этой листовки, настолько она возбуждала энергию и призывала к сопротивлению врагу.

Однажды в один из этих дней я был в Таврическом саду. Там, как обычно, проходили занятия по боевой подготовке подразделений народного ополчения. Почти все ополченцы были еще в гражданской одежде.

В какой-то момент их посадили на землю, и некий человек, тоже в гражданской одежде, начал перед ними выступать. Мы, ребятишки, сидели немножко в стороне тоже на земле, как грачи. Докладчик, видимо опытный оратор, произносил такие слова, что мурашки бегали по коже. Он говорил, что Гитлер – страшный враг и он хочет уничтожить весь наш народ. Невзирая на большие потери, фашисты рвутся к нашему городу. Они сильны, у них много танков, самолетов, орудий. Однако на борьбу с ними поднялся весь советский народ и все ленинградцы. Наш народ непобедим, победа будет за нами!

Помню, что несмотря на старания лектора, большинство людей выглядели мрачными. Задавали много вопросов. В основном они касались плохого вооружения нашей армии, причин быстрых военных успехов немцев. Я тоже впал в мрачное настроение – ведь там, в огне войны, находился и мой отец.

На подобном политзанятии в том же Таврическом саду я впервые услышал слово «блокада». Речь шла о том, что немцы заняли город Шлиссельбург. В этом городе до войны я был вместе с отцом. Знал, что город расположен на берегу Ладожского озера, в том месте, где из него вытекает Нева. Слушатели были в очередной раз глубоко расстроены этим успехом врага. Начались вопросы.

Тогда и прозвучало слово «блокада». Стало ясно, что враги окружают город. Я сразу побежал домой, чтобы поделиться этой новостью с мамой. От полученного известия она, всегда такая мужественная, вдруг впала в какой-то ступор.

Уставившись в одну точку, долго молчала. Но затем встряхнулась и сказала, обращаясь ко мне: