Андрей Окулов - В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война Страница 11

Проводы проходили на той же самой квартире. В середине вечера меня проводили к месту встречи у магазина «Океан».

Май месяц, но еще свежо. На углу стоял худощавый человек в джинсах и переминался с ноги на ногу.

Он — диссидент со стажем, первый срок получил за протест против вторжения в Чехословакию в 1968-м. Я вспомнил деревню и радио за стеной.

Мы шли по пустым улицам. Последняя прогулка по Питеру…

У него странная кличка — Валенок. Наверное, за его восторженность.

— Будь уверен, брежневские времена кончатся, и придет ему на смену наш Дубчек-реформатор. Нужно только это время протянуть. Нам необходима множительная техника, без своей печатной базы — не выжить. Запад должен нам помочь. Эмиграция — она сохранила истинную Россию, у нее есть возможности, деньги… Нужно наладить канал для переправки…

Ну вот: Евгеньич пророчит скорый хаос, Валенок — генерального секретаря-реформатора. Откуда у них столько кофейной гущи для бесконечных гаданий и прогнозов на будущее? Зато запросы одинаковые: множительная техника, портативные рации… Только откуда такая уверенность, что все это так просто достать и переправить?

Ветер подул сильнее, мы даже продрогли немного. Ничего, ветер свежий, майский.

В аэропорту — толпа народа. Странное впечатление, что половина — наших, половина — серых.

Так, наверное, встречаются шпионы разных государств на международной конференции: они знают, что это — мы, мы знаем, что это — они, но притворяемся, что друг с другом незнакомы.

Отец начал снимать проводы. Милиция пленку отобрала. Тогда мать говорит, что, пока пленку не вернут, она не улетит. И толпа друзей скандирует: «Пленку! Пленку!» Личность в сером плаще подбегает к милиционерам и объясняет им что-то. Те сразу скисли и пленку вернули. У серых задание — чтобы нас здесь не было, а стражи порядка из-за какой-то плешей всю малину портят.

Вылет задерживался. Таможенники но привычке начали хамить, и мы с ними чуть не подрались. Опять серые прибежали, говорят:

— Не задерживайте, пусть летят!

Взлет. Вот и все?

Эмиграция — это когда тебе разрешают попользоваться чужой свободой и благополучием, а взамен отбирают все остальное.

Евгеньич недолго сидел. Однажды утром забирают его и везут в тюрьму. Туда пришел парикмахер и попытался из его коротко остриженных волос сделать подобие прически. Потом костюмчик выдали, не шикарный, но приличный. Фотограф пришел, щелкнул камерой несколько раз. Евгеньич пытается разузнать — зачем все это? Молчат.

Догадался, когда в сопровождении двух серых его повезли в аэропорт. В самолете он вырвался и на ломаном английском попросил других пассажиров вызвать полицию. Говорит:

— Не хочу уезжать из России!

На венском аэродроме к самолету подошел удивленный австрийский полицейский:

— Нормальные люда бегут оттуда кто как может, а этот — упирается и просится назад!

Серые выволокли своего подопечного на летное поле и бросили. Один из них достал из кармана выездную визу с фотографией Евгеньича (вот зачем фотографа вызывали!) и отдал ее полицейскому:

— Этот человек живет теперь здесь!

Серые скрылись в самолете. Евгеньич остался. Когда мы встретились, я у него спрашиваю:

— Помнишь наш спор о том, сколько все это продлится? Гони рубль!

Оп засмеялся и достал припрятанную пятерку:

— Думал, в тюрьме пригодится. Возьми — на пять споров вперед!

— Распишись, а то мне не поверят, что ты проспорил!

Я потом долго хранил эту синюю бумажку с расплывшейся чернильной подписью Евгеньича. Она потерялась во время одного из переездов — не то в Париже, не то в Лондоне.

Среди многочисленных наказов и просьб Евгеньича и Валенка был один особенный: никаких контактов с той самой русской эмигрантской организацией. Про нее ходит много страшных слухов и легат. Может быть, потому, что она практически — единственная.

Как раз этот наказ я и нарушил.

Венское кафе. Мы сидели втроем за выставленным на улицу столиком. Я, Евгеньич и седой связной в черной рубашке. Из той самой организации. Он родился в Китае, в казачьей семье, но язык не забыл. Встретишь его на улице Питера и не подумаешь, что паспорт у него — австралийский.

Связной достал из сумки две портативные рации. С множительной техникой — сложнее, нужно подумать.

Евгеньич начал играть в «топкую дипломатию» — ходил вокруг да около, а смысл сводился тому, что «я и сам все организую — и каналы для переправки, и связи на высшем уровне, и множительную технику. Связь с вашей организацией мне ни к чему!» Независимый и самостоятельный. Связной долго намекал на то, что дело — общее, люди в стране помощи ждут и так далее. Пока ему не надоело.

Евгеньич уехал в Париж — связи и каналы налаживать. Так до сих пор и налаживает.

Евгеньич никогда ничего до конца не доводил.

Я очень люблю острова. Не все, а те, на которых есть хоть немножко автономии, обособленности, самобытности. Пусть даже поверхностно.

Сент-Питер-Порт — столица острова Гернсея. Создается впечатление, что этот кусок суши взял лучшее от Англии и Франции: не так грязно, как в Париже, дома выбелены, и кормят лучше, чем в Лондоне. Вокруг — Ла-Манш, а по набережной гуляешь под пальмами из-за теплого морского течения. У Англии никогда не было конституции, а здесь есть. В Общий рынок не входят, налоговая политика — своя, поэтому все дешево, и английские миллионеры с удовольствием переезжают сюда, чтобы поменьше налогов платить. Британской короне подчиняются, а британскому парламенту — нет! Деньги тоже свои, но того же размера и достоинства, что и английские фунты, можно платать и теми и другими — если они у тебя вообще есть.

Неподалеку — остров Сарк. Там просто феодализм. Правит сеньор, на острове — ни одного автомобиля, чтобы спать своим шумом не мешали. Рассказывают легенду, что мать нынешнего сеньора во время немецкой оккупации не пустила во дворец двух немецких офицеров, потому что они на ковре в прихожей наследили.

Армия им своя ни к чему, внешняя политика — вообще вещь излишняя. Можно себе представить, во сколько же обойдется местным жителям оплачивать послов во все страны и содержать собственных представителей в ООН!

Спросишь у них: «Когда вас Англия завоевала?» А они в ответ: «Это мы Англию завоевали». Ведь Нормандские острова — часть домена Вильгельма Завоевателя!

Слева — Англия, справа — Франция. Никуда островам от них не уплыть, но они нашли свое место в Ла-Манше и вполне им довольны. А мы?

Поезд шел по Фландрии. За окном — поля, коровы, дождь.

— Далеко еще до города Уи? — спросил я у проводника.

— Это валлоны называют его «Уи». По-фламандски это звучит иначе.

И сказал — как. Потом удивлялся: почему эти иностранцы покатились со смеху, а единственная среди них девушка густо покраснела.

Съезд русской молодежи проходил в маленьком бельгийском городке с названием всего из трех букв. Тех самых, что в приличном обществе не произносят, если в обществе этом по-русски говорят.

Как только приехал — накупил открыток с видами города. Главное, чтобы его название было покрупнее напечатано. Послал своим друзьям в Питер, написал: «Часто вы меня туда посылали, наконец удалось добраться». В центре неприличного городка был кабак под названием «А vieux Huy». Мы проезжали мимо, я перевожу: «У старого х…» Всем смешно, а городок не виноват. Но почему съезд русской молодежи должен проходить именно здесь?

Скоро все устали от шуток на эту тему. Замок «Вьерсе» на берегу пруда с ленивыми карпами. Бесчисленное количество комнат, каморок, коридоров. Придешь вечером из бара и начинаешь искать отведенное тебе днем помещение. Стукнешь в дверь, оттуда:

— Bcsetzt!

Здесь русская молодежь из Германии. Толкнешь другую:

— Оссире!

Тут народ из Брюсселя или парижане, того же происхождения. Толкнешь третью:

— А пошел ты!

И скажет — куда. Здесь наши.

Днем — лекции. Кого попало, о чем попало. На разные темы. Организаторы объясняют, что цель встреч — объединение русской молодежи с целью общения и сохранения «русскости». В проекте приглашения на очередную встречу стояла такая фраза: «Приглашаем русских юношей и девушек на наш съезд, для того чтобы лучше познать друг друга».

Русский язык составителя оказался «второй свежести».

Я ему говорю:

— После такого приглашения народу тьма соберется, но разочаруется, если взамен обещанного им лекции читать будут!

Они все очень славные: русские бельгийцы, русские французы, русские американцы…

Ходят в церковь, играют на балалайках, устраивают «русские балы», многие серьезно пытаются сохранить язык. Это для них — главная проблема. Советская власть — йотом.

Им не надо было отыскивать через знакомых запрещенные книги — «па одну ночь», — читать газеты между строк, учиться плавать в океане лжи.