Игорь Атаманенко - Предатели. Войско без знамен Страница 11

Кстати, по вине изменника Воронцова в 1986–1987 годах в западных СМИ настойчиво муссировался вопрос о вреде «шпионской пыли» для здоровья дипломатов. Она якобы при попадании на кожу способствует образованию раковых опухолей. В парламенте Великобритании, к примеру, нашлись горячие головы, обвинявшие КГБ и правительство СССР в нарушении каких-то несуществующих международных конвенций, которые якобы запрещают использование подобных химикатов. Сущая ерунда! «Пыль» совершенно безвредна, о чем свидетельствует ее непреходящее использование нашей контрразведкой…

…Коллега Селлерса, работавший в такой же должности — второй секретарь посольства, — любил наряжаться рабочим и носил темные очки. А один из «атташе» посольства даже переодевался в женское платье — в таком наряде он проводил шпионские операции. Наши сыщики наружного наблюдения по этому поводу шутили: «Опять появилась эта дама приятной внешности, значит, на серьезное дело идет!»

Впрочем, используя в качестве камуфляжа женскую одежду, американские разведчики не понимали, что занимаются самообманом и саморазоблачением: в качестве демаскирующего признака была их… походка, ведь для опытного глаза не составляет труда отличить грациозную женскую поступь от твердых и решительных движений мужчины.

Кстати, человеку, не посвященному в эти премудрости, трудно поверить, но походка у представителей различных рас — белой, черной и желтой, действительно имеет много отличий.

Вообще, опытные сыщики наружного наблюдения сначала запоминают походку объекта, а потом уже остальные внешние признаки…

Сотрудники московской резидентуры, проводившие явки с «Сфиэ», для обмана «наружки» применяли и другие способы маскировки. Так, 12 июня 1980 года Джон Гюльшнер приехал в американское посольство, якобы по приглашению проживавших там коллег. Демонстративно вышел из авто в роскошном смокинге и в шляпе чикагских гангстеров 1930-х годов «борсалино». Чтобы ввести в заблуждение ожидавшую его на выходе «наружку», он перед выходом из здания обрел внешний вид рядового московского работяги: сменил смокинг на фуфайку, шляпу — на рабочую кепку, съел головку чеснока и вылил на себя бутылку водки. В этом безобразном виде, покачиваясь, вышел из ворот посольства и достиг одному ему известной «мертвой зоны», где его ожидало заранее запаркованное авто. Сел в машину и был таков. Убедившись, что за ним нет «хвоста», за сто метров до места встречи оставил машину и пешком добрался до телефона-автомата. Позвонил агенту и встретился с ним в заранее обусловленном месте.

Это продолжалось до 14 октября 1980 года, пока не закончилась московская командировка Гюльшнера.

В последующем вся резидентская рать, заменившая Джона Гюльшнера, постоянно, хотя и в разных вариациях, использовала этот способ маскировки для выхода на явки с Толкачевым, которые с некоторых пор проводились в его автомобиле «Жигули», незадолго до этого приобретенном на деньги ЦРУ…

Глава третья

Трудовые будни — праздники для нас!

В своих сообщениях в ЦРУ Толкачев утверждал, что получаемые деньги он рассматривает как оценку важности поставляемых им сведений, а также его персоны, а не как стремление к обогащению. Эти его попытки представить себя бескорыстным борцом с советской властью вызывали у его работодателей в лучшем случае скептические улыбки. Вместе с тем, предоставленная «Сфиэ» информация была настолько высокой пробы, что в Лэнгли всерьез задумались о размере вознаграждение для ее поставщика…

Вопрос о вознаграждении впервые возник на второй явке со «Сфиэ» в апреле 1979 года. Во время 15-минутной прогулки у Патриарших прудов агент передал Гюльшнеру семь фотокассет, отснятых миниатюрной камерой, и более 50 рукописных страниц важной разведывательной информации. В примечании написал, что предполагает передавать информацию в течение 12 лет, которые делит на 7 этапов, при этом хотел бы получать вознаграждение по завершении каждого этапа. Добавил, что не получил адекватной компенсации как за первый год, так и за полгода «отчаянных попыток сломать стену недоверия». По его мнению, несколько десятков тысяч рублей могли бы стать справедливой платой за его страдания, которые он претерпевал в течение полутора лет. В будущем, по мере передачи материалов о новых научных разработках в «Фазотроне», он намерен просить сумму, выражающуюся шестизначной цифрой.

В октябре 1979 года «Сфиэ» вновь поставил вопрос о вознаграждении. В ответном послании ему было объявлено, что Директор ЦРУ утвердил его вознаграждение в сумме, эквивалентной 100 000 рублям за информацию, переданную за предыдущий период сотрудничества. В ответ на это агент уточнил, что когда он говорил о шестизначной цифре, то имел в виду «шесть нулей», а не «шесть цифр». Пояснил, что, прослушивая передачи «Голоса Америки», узнал, в какую сумму было оценено предательство старшего лейтенанта Беленко, угнавшего в Японию сверхсекретный советский МИГ-25. Когда самолет был переправлен в США, американские специалисты подсчитали затраты на его создание — 3 миллиарда рублей. Администрация США выплатила Беленко 0,1 % от стоимости самолета. «Если это не пропагандистский трюк, — писал Толкачев, — то я считаю, что несколько миллионов долларов за информацию о новых советских авиационных электронных технологиях, которую я намерен передать ЦРУ, не является уж столь фантастической ценой».

В Лэнгли сделали вывод, что «Сфиэ» отлично знает цену секретам, которые передает, и отнюдь не склонен торговать ими по дешевке. Руководство ЦРУ, опасаясь, что с появлением такого ненасытного «новобранца» в его бюджете может образоваться брешь, вышло в конгресс с ходатайством об увеличении финансирования. Инициатива была поддержана Министерством обороны США. Действительно, в 1980 году бюджет ЦРУ был увеличен на 500 млн и составил 5 миллиардов 500 миллионов долларов. Тысячная доля — 5,5 млн долларов — этой суммы пойдет на оплату услуг «Сфиэ»…

На первой явке Гюльшнер предупредил Толкачева, что агент, получающий много денег и «бездумно швыряющий их налево и направо», вызывает огонь на себя — привлекает внимание контрразведки, а кураторов заставляет излишне беспокоиться. Отвечая на этот посыл, Толкачев в апреле написал, что «намерение опрометчиво тратить деньги никогда у него не возникало». Он уже имеет средства для покупки автомашины и дорогой дачи. Хотя он никогда не хотел иметь машину, но, возможно, купит ее — все будет зависеть от «моих отношений, складывающихся с сыном». Он также отметил: «Ни я, ни моя жена не имеем склонности к жизни «на природе», но не исключаем возможности покупки небольшого дома в Подмосковье». Возможно, понимая, что его требования о деньгах могут показаться непомерными, «Сфиэ» в апрельском письме подчеркнул: «Основная моя цель в работе с ЦРУ состоит в передаче максимального количества информации в кратчайшее время. Я знаю, что конец может прийти в любой момент, но это не пугает меня, я буду работать до конца».

На следующей явке в декабре 1979 года Толкачев заявил, что понимает, что его требования о величине жалования являются нереальными. Он выдвинул их лишь для того, чтобы выяснить, как высоко оценивает его труд руководство ЦРУ. Принимая от Гюльшнера более 100 000 рублей, заметил, что это значительно больше, чем те «гроши, которые ему заплатили прежде». Добавил, что в действительности не нуждается в деньгах, и берет их не для того, чтобы тратить, а исключительно для хранения. Просил не приносить деньги на следующую встречу. Еще раз подчеркнул, что деньги для него являются лишь доказательством того, что ЦРУ действительно высоко оценивает его работу.

В мае 1980 года вопрос о размере вознаграждения Толкачева был окончательно решен. Ему было объявлено, что «в 1979 г. он получил сумму, равную жалованию президента США, а в последующие годы будет получать даже больше, пока будет добывать информацию, подобную ранее переданной». Другими словами, работодатели из ЦРУ откровенно подталкивали Толкачева работать по принципу пилы: «Ты — нам, мы — тебе».

Гюльшнер проинформировал «Сфиэ», что все заработанные им деньги будут депонированы в американском банке, и станут доступными для него в любое время, как только он определится с выездом в США. В то же время этот депонент будет приносить ему ежегодно 8,75 % дохода, и этими деньгами он может уже сейчас распоряжаться по своему усмотрению.

В одном из своих сообщений Толкачев написал, что хочет пожертвовать некоторую часть денег российскому диссидентскому движению. Прежде он не поднимал этот вопрос потому, что вопрос о его гонораре не был еще решен, а он «не хотел делить шкуру не убитого медведя». Сейчас, когда соглашение о выплате ему конкретных сумм достигнуто, он хотел бы изыскать возможность и отдать часть заработанных им денег семьям диссидентов, пострадавших от репрессий советской власти. Самое сложное — найти безопасный путь, и в этом деле ему может помочь только Центральное разведывательное управление.