Владимир Симиндей - Огнем, штыком и лестью. Мировые войны и их националистическая интерпретация в Прибалтике Страница 11

20 апреля 1939 г. в торжествах, посвященных 50-летию Гитлера, приняли участие не только начальник Генштаба эстонской армии генерал Н. Реэк, но и начальник штаба латвийской армии М. Хартманис, а также генерал О. Данкерс, получившие награду из рук фюрера. В ответ на «пряник» в виде торговых и военно-технических контрактов Берлин получил заверения от латвийского руководства о ненаправленности союзнических обязательств Риги и Таллина против Рейха; оно также организовало 22 мая 1939 г. помпезное празднование 20-летия «освобождения Риги от большевиков» (изгнания из столицы правительства Советской Латвии во главе с П. Стучкой) с участием внушительной делегации из Германии, включая не только ветеранов воевавшего с большевиками ландесвера, но и «парадные» подразделения СС. Как отмечал латвийский политик и публицист М. Вульфсон, «по существу, это был вызов не только большинству антигермански настроенного населения Латвии, но и западным союзникам».[113] Добавим к этому, что и Советскому Союзу – в первую очередь.

В этих условиях Советский Союз вновь попытался обеспечить международные гарантии Прибалтике при помощи соглашения с Лондоном и Парижем. Москва дважды, в апреле и мае 1939 г.,[114] предлагала западным великим державам предоставить совместные гарантии Латвии, Эстонии и Финляндии, однако безуспешно. Современный анализ планов нацистов не оставляет сомнений в обоснованности опасений советской стороны по поводу ничем не обеспеченного и поддающегося Берлину прибалтийского «нейтралитета». Так, российский историк Александр Дюков отмечает: «Сегодня мы знаем то, чего не знали участники событий: в Берлине как раз в это время обсуждался вопрос об экспансии на прибалтийском направлении. В утвержденной 11 апреля Гитлером “Директиве о единой подготовке вооруженных сил к войне на 1939–1940 гг.” указывалось, что после разгрома Польши Германия должна взять под свой контроль Латвию и Литву: “Позиция лимитрофных государств будет определяться исключительно военными потребностями Германии. С развитием событий может возникнуть необходимость оккупировать лимитрофные государства до границы старой Курляндии и включить эти территории в состав империи”».[115]

На этом фоне попытка Финляндии (наряду со Швецией) добиться в Совете Лиги Наций отмены демилитаризации Аландских островов, режим которой был установлен соответствующей конвенцией 1921 г., была воспринята Кремлем как грубая попытка финнов подыграть Гитлеру на Балтике и создать дополнительную угрозу безопасности СССР, способную также косвенно повлиять на настроения эстонской и латышской элит. И хотя по итогам столкновения дипломатических позиций в Лиге Наций положения указанной конвенции остались в силе, реваншистский зондаж Хельсинки, его неуступчивость в переговорах с Москвой по данному и смежным вопросам, проходивших с декабря 1938 г. по апрель 1939 г., сгущали атмосферу взаимного недоверия и создавали дополнительные предпосылки для будущего военного столкновения.[116]

Переговоры СССР с Англией и Францией все еще шли, когда 7 июня 1939 г. в Берлине в торжественной обстановке В. Мунтерс и К. Сельтер подписали с И. Риббентропом пакты о ненападении на 10 лет. Латвийскую и эстонскую делегации ждал радушный прием с участием рейхсфюрера СС Г. Гиммлера и начальника штаба «штурмовиков» СА В. Лутце.

Современные исследователи задаются вопросом, сопровождались ли пакты Риббентропа – Мунтерса и Риббентропа – Сельтера секретными договоренностями, и если это так, то были ли они как-то оформлены? М. Ильмярв в этой связи ссылается на внутренний меморандум Г. Дертингера (немецкая Служба новостей для заграницы) от 8 июня 1939 г., в котором говорится о том, что Эстония и Латвия согласились с тайной статьей, требовавшей от обеих стран координировать с Германией все оборонительные меры против СССР. В меморандуме также указывалось, что Эстония и Латвия были предупреждены о необходимости умного применения их политики нейтралитета, требовавшей развертывания всех оборонительных сил против «советской угрозы».[117]

Латышские историки осторожно подмечают «двойное дно» этих соглашений с немцами: «Германия продемонстрировала способность, сохранив формально-юридический подход в межгосударственных отношениях, использовать позицию латвийского внешнеполитического ведомства в своих нуждах. Быть может, уже тогда нацистская Германия взвешивала возможности использовать договоры о ненападении с Балтийскими странами для размена на что-нибудь более важное».[118]

В латвийской русскоязычной публицистике оценки этих событий и их последствий более жесткие и нелицеприятные: «“Пакты с дьяволом” показали отрицательное отношение Латвии и Эстонии к перекрестным военным гарантиям Англии, Франции и СССР, переговоры между которыми шли в Москве. Они изолировали две страны Балтии от вероятного союзника Польши. А Гитлер, быстренько все переиграв, списал две страны как расходный материал. Так что документ, 70 лет назад казавшийся Улманису виртуозным, в очень скором времени привел к бесславной сдаче государственной независимости Латвии. И не будем забывать и поныне, что первым все-таки Риббентропу пожал руку Мунтерс, а не Молотов».[119]

Следует отметить, что сами германско-прибалтийские пакты и обстоятельства их подписания были сильным элементом давления Гитлера и Риббентропа на советское руководство, хотя вопрос о полноте осведомленности Москвы относительно тайных договоренностей остается открытым.[120] «Эстония и Латвия подписали с Германией пакты о ненападении, – писал впоследствии Уинстон Черчилль. – Таким образом, Гитлеру удалось без труда проникнуть вглубь слабой обороны запоздалой и нерешительной коалиции, направленной против него».[121] Вскоре официальный Таллин уведомил Лондон о том, что Эстония будет рассматривать «автоматическую помощь» как недружественный акт. Более того, 19 июня 1939 г. посол Эстонии в Москве А. Рэй на встрече с британскими дипломатами заявил, что помощь СССР заставит Эстонию выступить на стороне Германии.[122]

Громкими заявлениями дело не ограничилось; уже 26–29 июня 1939 г. Эстонию посетил начальник Генштаба сухопутных войск Германии генерал-лейтенант Ф. Гальдер. Его интересовало не столько состояние войск Эстонии, столько получаемые с эстонского разведывательного плацдарма данные о мобилизационных возможностях СССР и т. п. В те же дни абвер, заручившись поддержкой диктатора К. Пятса и генерала Й. Лайдонера, ввел при Генштабе эстонской армии должность «офицера связи», утвердив в ней фрегатен-капитана А. Целлариуса, занявшего и аналогичный пост в Хельсинки. В июле 1939 г. А. Целлариус при поддержке финнов создал «Военную организацию Финляндия» (KOF), более известную как «Бюро Целлариуса». Эта группа сконцентрировала свои усилия на сборе разведывательных сведений о Ленинградском военном округе, а в дальнейшем и о советских войсках на территории Эстонии.[123] 18 июля 1939 г. в Эстонию прибыл руководитель абвера адмирал В. Канарис в сопровождении начальников управления «Абвер-I» (разведка) Г. Пикенброка и управления «Абвер-III» (контрразведка) Ф. Бентивеньи.

«Суть дилеммы, перед которой оказалась Москва, заключалась в том, что сохранение ее позиций в регионе становилось отныне возможным лишь посредством войны с Германией или путем достижения соглашения с ней»,[124] – отмечают российские историки Олег Кан и Александр Рупасов. В условиях отсутствия надлежащих англо-франко-советских договоренностей о совместном противостоянии германской агрессии советское руководство пошло на сближение с Гитлером, который был заинтересован в нейтралитете СССР при нападении на Польшу и мог позволить себе временно пожертвовать своими претензиями на Прибалтику (в первоначальном варианте – кроме Литвы и левобережья Западной Двины в Латвии). Ради этого фюрер был готов временно очертить на карте линию, за которую притязания Германии якобы не распространяются. И. Сталин принял решение заключить советско-германский договор о ненападении с секретными дополнительными протоколами от 23 августа 1939 г. (подписан в ночь на 24 августа председателем СНК, народным комиссаром иностранных дел В. Молотовым и министром иностранных дел Германии И. фон Риббентропом).

Накануне неизбежного драматического столкновения СССР и Германии, отсроченного в августе-сентябре 1939 г., Прибалтика оказалась в советской «сфере интересов», что на практике означало готовность СССР настоять на заключении со странами региона договоров о взаимопомощи для охраны их границ наряду со своими, с использованием ограниченных контингентов РККА и КБФ. Первоначально секретные договоренности были достигнуты в следующей формулировке: «В случае территориально-политического переустройства областей, входящих в состав Прибалтийских государств (Финляндия, Эстония, Латвия, Литва), северная граница Литвы одновременно является границей сфер интересов Германии и СССР. При этом интересы Литвы по отношению к Виленской области признаются обеими сторонами».[125]