Александр Пыльцын - Офицерский штрафбат. Искупление Страница 12

Итак, совершенно очевидно: главным условием освобождения от наказания штрафбатом является не «пролитие крови», а боевые заслуги. В боевой истории нашего штрафбата были эпизоды очень больших потерь: война, да еще «на более трудных участках фронта», ведь не прогулка. При штурмах самых опасных, наиболее укрепленных участков или позиций противника, куда и бросались штрафные батальоны или армейские штрафроты, боевые потери бывали и внушительными. Официальная статистика оперирует такими цифрами: потери в штрафных подразделениях были в среднем в 3, а иногда и в 6 раз выше, чем в обычных стрелковых частях. Поверим статистике, хотя это ведь очень усредненные величины.

Приведу пример из архивных данных по нашему штрафному батальону. На Наревском плацдарме в Польше или при форсировании Одера, когда в боях участвовали только поротно, потери у нас ранеными и убитыми были очень большими, до 80%. Сравните: в Рогачевско-Жлобинской операции февраля 1944 года, когда наш 8-й штрафбат в полном составе 5 дней героически действовал в тылу врага, потери были несравненно меньшими: всего убитыми и ранеными мы потеряли 60 человек, т. е. около 8%. Но зато из более чем 800 штрафников почти 600 были за боевые заслуги без «пролития крови» (не будучи ранеными) восстановлены в офицерских правах досрочно, то есть даже не пройдя срока наказания (от 1 до 3 месяцев), даже если всего-то в боях они были только эти 5 дней.

На примере нашего батальона утверждаю: редкая боевая задача, выполненная штрафниками, обходилась без награждения особо отличившихся орденами или медалями. Конечно, решения эти зависели от комбата и командующих, в чьем боевом подчинении оказывался штрафбат. Резонно заметить также, что слова «искупить кровью» в сталинском приказе не более чем эмоциональное выражение для обострения чувства ответственности на войне за свою вину. А то, что некоторые военачальники посылали штрафников в атаки через необезвреженные минные поля (и это бывало), говорит больше об уровне их порядочности, чем о законности таких решений.

Приведу официальные цифры, позволяющие судить, кто и как покидал штрафные части.

В декабре 1943 г. из всех штрафбатов и штрафрот выбыло 26 446 штрафников, из них: 4885 – досрочно, то есть за подвиги, боевые заслуги; 5317 – по отбытии срока и по другим причинам. Эти цифры подтверждают фактическую истину, что более 40% (10 202 человека) покинули штрафные формирования «без пролития крови» в буквальном смысле этого слова, а искупили свою вину кто кровью, а кто и жизнью, около 60%. Убитых, раненых, больных – 16 244. Соотношение же убитых и раненых, как говорит статистика, обычно 1:3. Но даже если учесть, что штрафников всегда направляли на самые опасные и трудные участки фронта, то число убитых все равно не бывает больше числа раненых. Так что если даже взять число погибших и раненых 1:1, то погибших по отношению к общему числу выбывших из штрафбатов будет не более 30%. Это не дает права некоторым авторам утверждать, что там были смертники, живыми оттуда редко кто возвращался.

Числом заболевших можно пренебречь, так как штрафники старались даже не признаваться в своем болезненном состоянии, так как время, официально проведенное на больничной койке не по ранению, а по болезни, как и время на формировании, то есть не в боевых условиях, в зачет срока наказания не входило. При этом надо иметь в виду, что если болезнь приводила штрафника к инвалидности или негодности к военной службе, то с учетом проявления его качеств в штрафбате и сути преступления он либо отчислялся из штрафбата со снятием судимости, либо получал «право» отбыть наказание по приговору Военного трибунала вне штрафбата, то есть «обычным» способом.

Теперь о другом «мифе», вернее – о бессовестном вымысле, будто штрафников «гнали» в бой без оружия.

Могу безапелляционно утверждать, что в нашем 8-м штрафбате 1-го Белорусского фронта, как, вероятно, и в остальных, всегда было в достатке современного по тому времени, а иногда и самого лучшего стрелкового оружия, даже по сравнению с обычными стрелковыми подразделениями. Чаще всего наш батальон участвовал в боях, как правило, поротно, т. е. как только успевали сформировать одну роту, она направлялась на выполнение боевой задачи. Но вот в период от боевых действий на Курской дуге и до освобождения Бреста батальон действовал в полноштатном составе. Тогда он состоял из семи рот, в том числе трех стрелковых рот, в которых на каждое отделение в каждом из трех стрелковых взводов был ручной пулемет. Посчитайте: трижды три – 9 пулеметов Дегтярева, а на батальон – 27, а остальные бойцы были вооружены винтовками-трехлинейками и самозарядными (полуавтоматическими) винтовками Токарева (СВТ). Кроме того, в каждой роте полагалось иметь еще на каждый взвод по ротному (50-мм) миномету, что не всегда у нас в действительности осуществлялось из-за малой эффективности этого вида оружия.

В батальоне в тот период были, кроме 3 стрелковых, еще 4 других: двухвзводного состава рота ПТР (противотанковых ружей) всегда была полностью вооружена этими ружьями, в том числе и многозарядными «Симоновскими», а минометная рота, тоже двухвзводная, – 82-мм минометами. Кроме них – рота автоматчиков, вооруженная автоматами ППД, постепенно заменяемыми более совершенными ППШ, пулеметная рота, на вооружение которой раньше, чем в некоторых дивизиях фронта, стали поступать облегченные станковые пулеметы системы Горюнова, в 2,5 раза легче «Максимов» с водяным охлаждением стволов. Соотношение веса 26,6: 63,3 кг!

Посмотрим на конкретное вооружение штрафбатов. Это к тому, что вооружали их, как в «Утомленных…» у Михалкова, чуть ли не черенками от лопат.

Передо мной «Донесение о численном и боевом составе 8-го Отдельного Штрафного б-на ЦФ по состоянию на 30 июня 1943 года». Убедитесь, что штрафников гнали в атаку не с «черенками от лопат». Наш ОШБ тогда воевал поротно.

Обратите внимание: на 164 штрафника винтовок и автоматов – 173, ручных пулеметов – 8, станковых – 3, ПТР – 4, то есть всего 192 единицы, значит, почти на 30 единиц больше фактической потребности.

Приведем сведения из Донесения 14 ОШБ Ленфронта о вооружении на 1 июля 1944 года. Фактически наличие вооружения, без учета трофейного, было: карабинов 126, автоматов 304, станковых и ручных пулеметов 24, противотанковых ружей 8, пистолетов 30. Обратите внимание: автоматического оружия почти в 2 раза больше, чем карабинов. Известно, что к июлю 1944 года штрафбаты, как правило, вводились в бой уже не в полноштатном составе, а поротно, стрелковыми ротами или ротами автоматчиков со взводами усиления: пулеметным и ПТР. Так что и здесь не могло быть того, чтобы кто-то из штрафников оказался без оружия.

То же следует сказать о диком вымысле, будто штрафники не состояли на пищевом довольствии и вынуждены были совершать налеты на продовольственные склады, чтобы добывать себе еду, вымогать или просто отбирать ее у местного населения. На самом деле штрафбаты были в этом отношении совершенно аналогичны любой другой воинской организации, и если в наступлении не всегда удается пообедать или просто утолить голод «по графику» – то это уже обычное явление на войне для всех воюющих, штрафники они или гвардейцы.

Еще один неопровержимый факт: неофицерских штрафных батальонов вообще не было. Весьма старательные лжеисторики умышленно, с определенной целью смешивают в штрафбатах провинившихся офицеров, дезертиров-солдат и массу всякого рода уголовников-рецидивистов. На самом деле фронтовые штрафбаты в отличие от армейских отдельных штрафных рот формировались только (и исключительно!) из офицеров, осужденных за преступления или направляемых в штрафбаты властью командиров дивизий и выше – за неустойчивость, трусость и другие нарушения дисциплины, особенно строгой в военное время. Хотя, справедливости ради, надо отметить, что иногда направление боевых офицеров, например, за «трусость», мало соответствовало боевой биографии офицера, или, как принято говорить сейчас, «суровость наказания не всегда соответствовала тяжести преступления». Вот здесь снова есть повод поговорить о преступлениях и наказаниях в военное время.

О том, какая разница между наказаниями за воинские преступления, совершенные в мирное или военное время, говорит, например, статья 193.11 Уголовного кодекса РСФСР 1926 года: «Нарушение военнослужащим уставных правил караульной службы и законно изданных в развитие этих правил особых приказов и распоряжений, не сопровождавшееся вредными последствиями, влечет за собой лишение свободы на срок…

То же деяние, сопровождавшееся одним из вредных последствий, в предупреждение которых учрежден данный караул, влечет за собой, если оно было совершено в мирное время, – лишение свободы со строгой изоляцией на срок не ниже одного года, если же оно было совершено в военное время или в боевой обстановке, – высшую меру социальной защиты».