Сергей Куличкин - На фронтах Первой мировой Страница 12

Не менее драматические и тоже решающие бои прошли на другом фланге. У Фэр-Шампенуаза в районе Сен-Гондских болот немцы прорвали центр французского фронта, угрожая разобщением не только 9-й и 4-й французских армий, но и разрывом всего французского фронта. Положение спас командующий 9-й армией генерал Фош, сумевший в короткий срок перебросить дивизии и всю артиллерию на опасное направление. Фош более чем рискованно оголил свои фланги, но остановил немцев и закрыл опаснейший прорыв. Генералам Жоффру и Фошу в Париже поставлены, вполне заслуженно, прекрасные памятники.

Итак, по-моему, уже на берегах Марны наметился перелом войны в пользу союзников. По стратегическим результатам французы одержали решительную победу, ведя тяжелые бои с противником, подошедшим к их столице и угрожавшим независимости страны. Важно и то, что на полях Марны французы освободились от длившегося без малого сорок лет гипноза германской непобедимости, вновь обрели веру в свои силы, доблесть французского солдата. Хорошо себя зарекомендовали и французские военачальники. Выше всех похвал работала Ставка и Генеральный штаб, чего не хватало немцам, да и русской армии. Подтверждение моих слов можно найти на страницах знаменитой книги «50 лет в строю» знаменитого «красного графа» Игнатьева. На берегах Марны стала очевидной порочность всей германской стратегии молниеносного, сокрушающего удара, путем осуществления грандиозных «Канн» без достаточных сил и средств, хотя их войска показали упорство в достижение цели и хорошую боевую выучку. Ушедшие в самый решающий момент на Восток и оставшиеся на ненужных, второстепенных участках корпуса и дивизии привели немцев к поражению.

Из других участков борьбы в начале войны на Западе отметим Балканский. Там австро-венгерские войска 12 августа перешли в наступление, но на реке Ядар были остановлены сербской армией, разбиты наголову и бежали с поля боя в полном беспорядке. Сербы захватили 50 тыс. пленных и более 50 орудий. Вот вам и маленькая Сербия! Война на море сразу стала приобретать ограниченный характер. Немцы решали задачу ослабления английского флота путем «малой войны» рейдами германских крейсеров, весьма успешными атаками подводных лодок, установкой мин у своего побережья. 5 сентября германская подводная лодка впервые в открытом море потопила английский крейсер «Патфайндер». 22 сентября другая немецкая подводная лодка потопила сразу три английских броненосных крейсера «Абакир». «Хог» и «Кресси». Событие невероятное. Именно с этих дней началась вполне заслуженная слава немецкого подводного флота, закончившаяся только весной 1945 года. Но и английская подводная лодка 13 сентября потопила германский легкий крейсер «Хелла». А еще раньше, 28 августа, у Гельголанда английская крейсерская эскадра адмирала Битти (помните, она перед войной посещала Петербург. – С.К.) нанесла крупное поражение немецкой крейсерской эскадре, потопив три легких крейсера и один эскадренный миноносец, не потеряв ни одного своего корабля. Французский флот пока без проблем обеспечивал морские сообщения на Средиземном море.

В целом начало войны на Западе, первые сражения принесли германцам и австрийцам большие разочарования. Более того, уже тогда начали просматриваться перспективы поражения Германии в целом. А что же на Востоке? Этот театр военных действий нас интересует в первую очередь. В первые два месяца войны там были проведены две крупные стратегические операции – Восточно-Прусская и Галицийская. «Первый период кампании 1914 года на Восточном театре прошел со стороны русских под знаком желания выполнить во что бы то ни стало все обязательства перед французами и оттянуть на себя германские силы, совершенно не соображаясь со степенью готовности своей армии», – пишет А. Зайночковский. До сих пор наши историки, в том числе и военные, спорят о том, так ли это, надо ли было вообще проводить эти операции одновременно, проводить в разное время или проводить одну из них. На мой взгляд, проводить именно обе операции, именно в одно время было просто необходимо, и русское верховное командование здесь упрекнуть не в чем. Конечно, сейчас, особенно с нынешних позиций, наступление на Восточную Пруссию и возможный удар по Берлину кажутся совершенно недопустимыми, тем более не полностью отмобилизованными, укомплектованными и организованными войсками. Напрашивается предложение об ударе основными силами на австрийском фронте по Галиции и обороне на фронте против немцев. Но это сейчас. Тогда, летом 1914 года, Россия просто не могла поступить иначе. Союзнический долг обязывал. К тому же союзники так растерялись от первых немецких ударов, что и наше одновременное наступление в Пруссии и Галиции казалось им недостаточным. Французский военный министр Мессими в истерике требовал еще и наступления на Берлин. Что касается главного удара по Галиции, то с большой долей уверенности можно сказать – германцы не пришли бы на помощь австро-венгерским войскам так быстро и решительно, как это они сделали для Восточной Пруссии. Последующие события доказывают все без труда. К тому же нет стопроцентной уверенности, что даже при крупном успехе русских войск на юге Австро-Венгрия полностью признала бы свое поражение. А вот для успешного проведения задуманных Ставкой операций имелись все основания. Да и так ли уж они оказались провальными? Русские войска, как Северо-Западного, так и Юго-Западного фронтов, имели преимущество над противником в силах и средствах, выгоды двойного охвата, могущего привести к окружению и разгрому противника. Другое дело, как осуществлялся этот замысел.

Прежде чем начать анализ Восточно-Прусской операции, хочу сказать несколько слов о русском верховном командовании, которое, на мой взгляд, много лет незаслуженно смешивают с грязью, и о первых приграничных схватках.

Во главе русской армии стоял дядя государя великий князь Николай Николаевич. Если отбросить политическую составляющую, личную приязнь или неприязнь, то в то время, когда боевая практика еще не выявила настоящие способности и возможности тех или иных военачальников, лучшей кандидатуры просто не существовало. Как тут не согласиться с генералом А. Брусиловым: «Это – человек несомненно всецело преданный военному делу и теоретически и практически знавший и любивший военное ремесло. По натуре своей он был страшно горяч и нетерпелив, но с годами успокоился и уравновесился. Назначение его верховным главнокомандующим вызвало глубокое удовлетворение в армии. Войска верили в него и боялись его. Все знали, что отданные им приказания должны быть исполнены, что отмене они не подлежат и никаких колебаний не будет». Другое дело, в каких условиях приходилось работать великому князю. Ему не удалось даже сформировать штаб по своему усмотрению. По высшему указанию он получил в начальники штаба «человека милого, довольно легкомысленного, плохого стратега» – генерала Н. Янушкевича, а в генерал-квартирмейстеры Ю. Данилова, реальные способности которого, как покажут дальнейшие события, не превышали командования корпусом. Не менее существенное препятствие – система подчинения. Военный министр Сухомлинов оказался совершенно свободен от указаний Николая Николаевича, и войска в тылу подчинялись только ему. Начальник Генерального штаба тоже не подчинялся главкому. Верховный главнокомандующий не мог приказывать и Главному артиллерийскому управлению, следовательно, все боевое снабжение армии находилось вне его компетентности. То же самое можно сказать и об интендантском и санитарном обеспечении. И, наконец, возможность обращаться непосредственно к государю, минуя Николая Николаевича, не только членов кабинета министров, но и командующих фронтами, армиями и даже корпусами. Какое уж тут единоначалие, какая быстрота и эффективность принятия важнейших, порой судьбоносных решений. Так что дело не в личности и способностях Верховного главнокомандующего, а во всей системе управления войной.

Первые выстрелы на Востоке раздались 1 августа при захвате 5-м германским корпусом пограничного городка Калиш. На другой день 6-й корпус занял Ченстохов. В обоих городах германские вояки сразу же отметились такими же бессмысленными зверствами, как и при захвате Бельгии. Это важный момент. До сих пор на Западе муссируется мысль о некоем рыцарском характере Первой мировой войны и рыцарском поведение на ней германских военнослужащих. Только нацисты, Гитлер развратили и превратили в зверя немецкого солдата. Хотя существуют тысячи документальных свидетельств, доказывающих отсутствие какой-либо разницы между солдатами кайзера и головорезами вермахта и СС. Лагеря военнопленных одинаково ужасны. Внимательному читателю могу предложить хотя бы изданный в 1916 году в Петрограде двухтомник «Наши враги». Читая его, невольно думаешь, что читаешь документы Нюрнбергского трибунала 1946 года. Русские войска тоже переходили границу, захватывали городки и местечки, но скорее с разведывательными целями. И уж без каких-нибудь зверств. Это тоже документировано. Такой набег совершила, скажем, 14-я кавдивизия генерала Новикова, где, кстати, начальником штаба служил будущий советский маршал Шапошников. Через пять дней затрещали выстрелы в Галиции. Австрийцы захватили несколько городков, не уступая в поведении своим немецким коллегам, братьям. В целом же проходили постоянные стычки, кавалерийские набеги, разведка. Именно тогда прославился донской казак Козьма Крючков. Это достоверный подвиг, а не пропагандистская акция. Интересен такой пример. 2-я австро-венгерская кавдивизия, тремя полками в развернутом строю атаковавшая удерживаемый Бородинским полком город Владимир-Волынский, была буквально расстреляна ружейно-пулеметным огнем, особенно пулеметным. Потери бородинцев, действовавших как на стрельбище, составили всего 40 человек. А первыми убитыми в русской армии в Первую мировую войну считаются штабс-ротмистр Рамбиди и вахмистр Пристыжнюк из 6-й Таурогенской пограничной бригады. Даже такие любопытные данные есть у военных историков!