Петр Букейханов - Как Пётр Первый усмирил Европу и Украину, или Швед под Полтавой Страница 13

§ 1.3. Битва под Лесной

Лифляндский и Курляндский губернатор генерал Адам Людвиг Левенгаупт, командовавший войсками в Лифляндии (нем. Livland, одно из наименований Ливонии, обозначавшее северную часть Латвии и южные районы Эстонии) и Курляндии (западная Латвия), хорошо зарекомендовал себя в ходе боевых действий на прибалтийском театре Северной войны, где шведы после битвы под Нарвой терпели одну неудачу за другой. Так, в 1703 году он одержал победу у деревни Салаты (Saladen, лит. Салочай в 65 км к югу от Митавы, Mitau, лат. Елгава) над вчетверо превосходящим его силы русским отрядом в составе стрелецких частей, смоленского конного ополчения и литовской конницы, а в 1704 году разбил примерно такой же по составу и вдвое превосходящий по численности отряд при городе Якобштадт (латв. Екабпилс на реке Даугаве). Это были победы, одержанные регулярными шведскими войсками над иррегулярными военными формированиями противника, но 15 июля 1705 года Левенгаупт разбил под Гемауэртгофом (Gemäuerthof, Мур-Мыза, на реке Свете в 30 км к югу от Елгавы) крупный русский корпус фельдмаршала Шереметева (всего 8 драгунских полков и 3 пехотных полка – около 9 тыс. солдат и офицеров при 13 орудиях[104]), пытавшийся отрезать шведские силы в Прибалтике от находившейся в Польше армии Карла XII.

Как следует из весьма неполных описаний этой битвы[105], Левенгаупт, в распоряжении которого находились около 7 тыс. солдат и офицеров пехоты и кавалерии при 12 орудиях, в ходе боя преднамеренно или случайно произвел такой же маневр, как прусский король Фридрих II в сражении при Хотузице (Chotusitz) 17 мая 1742 года. Традиционно построившись в две линии с пехотой в центре и конницей на флангах, шведы завязали бой с русской кавалерией, составлявшей большую часть сил Шереметева, а затем отступили, открыв свой обоз, который и бросились грабить русские драгуны, попавшие при этом под огонь развернувшейся в обратную сторону второй линии шведской пехоты. Последовавшая затем удачная контратака шведской кавалерии позволила отбросить русскую конницу на собственную пехоту, которая, оставшись без поддержки, также была вынуждена отступить. В результате русские потеряли до 1600 солдат и офицеров убитыми (по другим данным 1904 человека) и 1200 ранеными, а также 13 пушек[106].

Учитывая эти успехи, 8 июня 1708 года Адам Левенгаупт получил приказ короля Карла XII собрать запасы предметов снабжения, сформировать воинский корпус и выступить на соединение с главной шведской армией в Белоруссии в районе Березины Пацовой на реке Березина (приказ был подписан в Радошковичах 25 мая). В соответствии с данным приказом, корпус из 13 тыс. солдат и офицеров (17 батальонов пехоты, из которых 12 батальонов в составе 6 пехотных полков – 8 тыс. военнослужащих, по 3 рейтарских и драгунских полка и 3 отдельных драгунских эскадрона – 2 тыс. рейтар и 2,9 тыс. драгун, 50 разведчиков-поляков в отдельной конной роте, 50–100 артиллеристов и саперов и 16 артиллерийских орудий, из которых 10–11 трехфунтовых и 5–6 шестифунтовых пушек[107]) двинулся в поход из Риги 15 июля в сопровождении обоза, насчитывавшего около 7–8 тыс. повозок (при этом от 3 до 3,5 тыс. солдат и офицеров оставалось в гарнизонах в Курляндии и Лифляндии[108]: три пехотных полка и кавалерийский эскадрон под общим командованием генерала Рудольфа Функена (Функ, Rudolf Funck)). Предварительно Левенгаупт написал королю письмо с «отговоркой», что выполнить прямой приказ и выступить в начале июня невозможно из-за трудностей со сбором войск и предметов снабжения для них, а также указал, что после ухода его корпуса Курляндия и Лифляндия остаются открытыми для нападений русских.

8 июля король Карл занял Могилев и здесь дожидался приближения корпуса Левенгаупта, поскольку по расчетам на путь длиной около 700 км от Митавы до Могилева корпус должен был потратить около полутора месяцев, проходя в среднем по 15 км в сутки, то есть прибыть 25–30 августа[109]. Однако генерал потратил месяц на путь в 230 километров, делая не по 15, а по 8–9 километров в день (в 1812 году в тех же местах 50-тысячный французский корпус маршала Луи-Николя Даву (Louis-Nicolas Davout) с большим обозом преодолел 200 км за 6 дней; нормальная скорость марша пехоты в период Северной войны считалась равной 20–25 км в сутки, а форсированная – 45–50 км)[110]. Две недели, начиная с 16 августа, Левенгаупт провел в Долгинове (около 90 км к северу от Минска, причем в это же время колонна его корпуса под командованием генерала Стакельберга достигла Березины Пацовой, первоначально назначенной королем Карлом для соединения корпуса со шведской армией) якобы из-за починки тележных колес, которые по его же упущению не позаботились заблаговременно укрепить («оковать») железными шинами, а когда к нему здесь присоединился шедший из Ревеля Лифляндский вербованный драгунский полк Шлиппенбаха, дал ему еще неделю на отдых (шефом полка был генерал Вольмар Антон Шлиппенбах, находившийся в это время при главной шведской армии, поэтому частью командовал подполковник Арвид Юхан Каульбарс (Arvid Johan Kaulbars). – П. Б.). Впоследствии генерал объяснял задержку продвижения какими-то беспорядками среди солдат[111].

В действительности, во-первых, первоначальная численность телег и повозок в обозе корпуса не должна была превышать 4,5 тыс. единиц, поскольку допускалось иметь 1300 повозок с полуторамесячным запасом для главных сил шведской армии и не более 150–200 повозок с трехмесячным запасом предметов снабжения для каждого из полков[112] (каждая из восьми рот любого пехотного полка должна была иметь всего 10 провиантских фургонов с 40 упряжными лошадьми и неприкосновенным запасом провианта на три месяца). Однако на деле общее количество повозок оказалось в 1,5–2 раза большим как из-за того, что солдаты и офицеры взяли с собой личный транспорт (например, прапорщик Роберт Петре указывает, что Хельсингский пехотный полк имел по 15 повозок на роту, а также от одной-двух до четырех повозок на каждого офицера полка, всего 135 повозок и 594 лошади; для сравнения – личный багаж короля Карла XII занимал всего две повозки[113]), так и потому что в пути к корпусу присоединились многочисленные торговцы и маркитанты, продававшие солдатам и офицерам алкоголь и табак, а также проститутки («нанятые на стороне распутницы»). Кроме этого, вместе с частями корпуса двигались стада скота и табуны лошадей (тот же прапорщик Петре указывает, что для обеспечения Хельсингского полка в походе им было реквизировано у крестьян и доставлено к месту расквартирования полка 1230 голов рогатого скота, 75 лошадей и стадо телят).

Соответственно, во-вторых, корпус на марше оказался рассредоточен в полосе до 100 километров по протяженности и ширине, двигаясь двумя растянутыми колоннами (одной из колонн командовал сам Левенгаупт, а другой – генерал Стакельберг), чтобы обеспечить наиболее выгодные условия для проведения реквизиций («контрибуций») продовольствия и фуража у местного населения (как свидетельствует Роберт Петре, поисковые партии Хельсингского полка рассылались для сбора «контрибуции» в стороны на 12–15 миль от основной колонны, благодаря чему он с отрядом солдат однажды нашел в лесу и отнял у местных крестьян 248 голов крупного рогатого скота, 270 овец и 62 лошади; по информации лейтенанта Уппландского полка Фредерика (Фридриха) Вейе (Fredrik Kristian Weihe), с одного только литовского городка Вильда офицерами Уппландского полка было получено 1300 рейхсталеров деньгами, 200 локтей сукна, 280 штук воловьих шкур, 600 пар чулок и 130 пар окованных колес). Иными словами, все солдаты и офицеры корпуса выступили в поход, рассчитывая грабить по пути, поэтому и захватили дополнительные повозки (к середине августа прапорщик Петре, выступивший в поход в июле с четырьмя лошадьми, имел их уже двенадцать голов), но командующий корпусом этому не препятствовал, как не препятствовал и присоединению к корпусу «нестроевого элемента».

Однако, как следствие из сложившейся ситуации, Левенгаупт стал терять контроль над командованием и личным составом корпуса. Левенгаупт отмечает, что каждый полковник или командующий офицер начал постепенно желать быть сам себе командиром, коль скоро он отходил в сторону, отдыхал и потом вновь самовольно двигался; каждый самовольно брал все, что находил; не избежали и грабежей, так что крестьяне убегали со всем имуществом в леса. Каждый полк старался быть первым и большей частью оставлял после себя все разграбленным и разрушенным, так что те, кто приходил после них, ничего не находили для людей или лошадей. Генерал-майор Стакельберг сам был одним из тех, кто всегда шел на пять, шесть и более миль впереди всех остальных полков и везде захватывал самое лучшее с помощью конной роты из своих солдат, устроенной для этой цели.

Учитывая сложившуюся ситуацию, генерал Левенгаупт периодически нуждался во времени для сбора частей и укрепления дисциплины в своем корпусе, который к тому же на 2/3 состоял из военнослужащих финского и прибалтийского происхождения[114]. Как показали последующие события, это ему мало удалось. По мнению А. Констама, летаргическая медлительность Левенгаупта, проявленная при движении его корпуса с обозом на соединение с главными силами шведской армии, несправедливо считается причиной всех последующих бедствий шведов, поскольку такая оценка не учитывает все те проблемы в области снабжения корпуса, с которыми пришлось столкнуться Левенгаупту, остававшемуся хотя и надежным командиром, но лишенным харизматической привлекательности для своих солдат и офицеров[115].