Гаральд Граф - Моряки Страница 13

Вообще, как я уже упоминал выше, в Морском Корпусе совершенно не было жестоких традиций, как это наблюдалось в некоторых сухопутных корпусах и училищах. С узковоенной точки зрения, может быть, это было скорее недостатком, чем достоинством, так как такие традиции способствуют военному воспитанию, но зато из нас не выходили офицеры с узкими взглядами, которые свысока относились ко всем другим профессиям. Смягчению наших нравов также в значительной степени способствовало и то, что в Морском Корпусе уделялось больше внимания наукам, чем в сухопутных училищах.

Батарейная палуба, куда нас втиснули, была довольно вместительной, но 140 человек помещались с трудом. В особенности это чувствовалось ночью, когда приходилось пробираться на вахту, через спящих вповалку и висящих в койках. Хорошо еще, что летнее время давало возможность держать ночью открытыми полупортики, иначе воздуха совершенно не хватало бы.

Много неприятностей доставляла все неналаживавшаяся кормежка, которая так все время и оставалась из рук вон плохой. Как мы ни выражали неудовольствия, как ни меняли артельщиков, но ничего не помогало. По-видимому, весь секрет заключался в поваре, а его заменить во время плавания было трудно. Но как было ни злиться, когда после рангоутных или шлюпочных учений мы, голодные как волки, усаживались за столы и вместо нормальной пищи получали отвратительный суп и полусгоревшие котлеты, которых еще часто и не хватало. Конечно, тут поднималась целая буря негодования, и нам хотелось поколотить всех: и повара, и артельщика, и буфетчика и ни в чем не повинных дневальных.

Само плавание в эту кампанию было настоящим. Отряд все лето совершал совместные переходы по Финскому заливу и Балтийскому морю, так что удалось повидать и осмотреть целый ряд новых портов. Ревель, Гельсингфорс, Либаву и другие. Эти переходы нас очень занимали и стушевали все неудобства, которые приходилось терпеть в отношении жизни на корабле.

Однажды отряд попал в довольно свежую погоду на переходе между Балтийским портом и Либавой. Качка началась ночью, и мы даже не сразу разобрали, что происходит, и только тогда поняли, когда некоторые почувствовали себя плоховато и утром с трудом вылезали из коек. Я пока еще крепился и чувствовал себя довольно бодро, но когда дело дошло до еды, то, увы, аппетита не оказалось. Впрочем, мы винили "вельзевула", который по обыкновению напустил в палубу мятого[* Отработанного] пара, и этот запах смешался с противным запахом горелого машинного масла.

Свободные от вахты почти все время проводили на верхней палубе, на свежем воздухе, где было легче переносить морскую болезнь и делать вид, что чувствуешь себя превосходно. Только немногие никакого престижа соблюдать не могли и валялись на палубе, изредка, выражаясь морским языком, "травя канат до жвака галса".

Качка длилась почти до самого входа в аванпорт порта Императора Александра III, а так как наши суда были чрезвычайно тихоходными, то мы плелись добрые сутки. Что и говорить, это для нас оказалось отличным уроком, и мы получили представление и о неприятных сторонах морской службы. Среди вновь поступивших оказался один, который так испугался укачивания, что, когда отряд пришел в Ревель, воспользовался тем, что его отпустили на берег, и без лишних слов укатил в Петербург Так как в своей план он решительно никого не посвятил, то начальство очень испугалось и подняло на ноги всю полицию в Ревеле, предполагая, что с ним произошел несчастный случай, и только через несколько дней его родители известили, что он благополучно вернулся к ним.

Большинство кадет из кожи лезло, чтобы показать, что не укачиваются, так как считали это позорным для моряков. Последнее имело и хорошие стороны, так как главное условие при качке — не распускать себя и заняться какой-нибудь работой, тогда гораздо легче с качкой освоиться. Недаром же опытные боцманы парусного флота, чтобы выучить молодых матросов, безжалостно выгоняли их линьками на верхнюю палубу и заставляли ее скоблить, а то и посылали пробежаться на марс. Несчастные жертвы, боясь не исполнить приказание, лезли по вантам, судорожно цепляясь за них, так как на качке легко сорваться и оказаться за бортом. Благодаря такой операции быстро проходила морская болезнь, и они исцеленными спускались на палубу Конечно, такой способ надо считать самым радикальным, хотя и несколько жестоким, и никакие лимоны, пилюли и т д. не могут так основательно помочь. Правда, есть исключительные организмы, которые никогда не привыкают, но этим уже приходится выбирать какую-либо другую карьеру.

За эту кампанию и наше морское образование значительно продвинулось вперед, и мы не только познакомились с морем, но и изучили довольно основательно различные отрасли морского дела и чувствовали себя совсем моряками.

Я с удовольствием замечал, что все неприятности и неудобства, с которыми пришлось встретиться на первых порах, не только меня не расхолаживают к морской службе, но, наоборот, все более увлекают На "Пожарском" же было отчего разочароваться — неудобства скученной жизни, чрезвычайно примитивные ее условия, отвратительная еда и в придачу пренеприятные командир и старший офицер.

Оба этих главных лица на корабле были невероятные крикуны и ругатели. Их ругань доходила до виртуозности, когда они входили во вкус. Мы, с непривычки, слушали их с раскрытыми ртами и поражались их изобретательности. Старший офицер был добрый человек и только досаждал тем, что отовсюду нас гонял и постоянно кричал, что мы всем мешаем, хотя казалось бы, что и весь-то отряд существовал только для кадет и что чем больше мы будем "всюду совать нос", тем большему научимся. Кроме того, была у него еще привычка ловить кадет по корабельным закоулкам, куда мы забирались, чтобы избежать занятий или церковных служб.

Командир же был сухой и педантичный господин, необыкновенно придирчивый, особенно на вахтах. Правда, это приносило нам пользу, но хотя бы он это делал немного спокойнее, а то из-за всякого пустяка поднимался крик, и так долго шло отчитывание, что решительно не хватало терпения. Но с кадетами он все же стеснялся и не позволял себе прибавлять обидных эпитетов, с матросами же было другое дело, и на них сыпалась отборная ругань, от которой не могло не коробить. Особенно доставалось рулевым, которые, по его мнению, не правили, а "играли на балалайке".

Доставалось также и старшему штурману лейтенанту В. Это был корпусный офицер, прозванный "шишкой", человек спокойный, но относившийся к своим обязанностям довольно-таки небрежно. Командир во время походов к нему постоянно приставал с вопросом: "Где наше место", этим делая намек, что тот должен чаще проверять место корабля. Однажды В. находился в штурманской рубке, а командир ходил по верхнему мостику и, по-видимому, уж очень извел его своими докучливыми вопросами. На вновь повторенное: "Где наше место" В. раздраженно крикнул "В рубке" Командир страшно рассердился, и им пришлось расстаться.

Это плавание также закончилось экзаменами, гонками и возвращением в Кронштадт, откуда мы разъехались в обычный отпуск.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В начале сентября мы опять явились в Корпус, теперь уже будучи кадетами Гой роты или младшего специального класса. С этого года время засчитывалось даже в действительную службу и шло на выслугу пенсии. Кроме высшей математики, приходилось приниматься серьезнее за морские науки; учение становилось гораздо интереснее.

Этот год ознаменовался тем, что высшее начальство наконец решило энергично взяться за Корпус и привести его, что называется, "в христианский вид" Это, действительно, было необходимо, так как все продолжалось увеличение флота современными кораблями, и вставал практический вопрос не только о количестве офицеров, но и о их качестве. Если количество офицерских вакансий во флоте не легко было заполнить по чисто техническим причинам, то их научная подготовка и воспитание и вовсе требовали каких-то серьезных мер.

Прежний директор Корпуса вице-адмирал К. получил строевое назначение в Черное море, а вместо него назначили более молодого — капитана 1-го ранга Д.[* Доможиров Александр Михайлович (21 июля 1850-25 февраля 1902 г). С 1896 по 1900 гг командовал крейсером “Россия”, активный участник русско- китайской войны 1900-1901 гг., офицер походного штаба вице-адмирала Алексеева. Исполнял должность коменданта крепости Таку. Награжден золотым оружием “За храбрость” 1 апреля 1901 г произведен а контр-адмиралы. Умер а С.-Петербурге после продолжительной и тяжелой болезни.], командира крейсера "Роо сия" Уже одно то, что он командовал "Россией", тогда одним из самых крупных и современных кораблей, доказывало, что новый директор Корпуса был на хорошем счету и выдающийся офицер. Кроме того, было очень важно, что Д. являлся для Корпуса новым человеком, хорошо знавшим требования, предъявляемые к офицерам на современном флоте, и, следовательно, мог легко заметить, что хромало в нашем образовании и воспитании. Главное же — он должен был внести свежую струю, которой так недоставало.