Лев Лурье - Ленинградский фронт Страница 13

В Кронштадте, на острове Котлин, была железная дорога от города до форта Константин. Вот по этой дороге и ходил бронепоезд.

Авербах Вениамин

Меня вызвали в горком комсомола. Пришел, мне говорят: «Вениамин Аркадьич, мы вас мобилизуем. В Ленинграде создается комсомольский полк противопожарной обороны города. Мы вас туда назначаем политруком роты. В Кировский район».

В Ленинграде были создано 16 рот. Наша базировалась у Нарвских ворот — Промышленная улица, 28. Находились мы на казарменном положении, бегать никуда не разрешалось, — мы в любое время суток должны быть готовы выйти на пожар.

Задача перед нами стояла простая — подготовить население к противопожарной обороне. Чтобы в домах были элементарные средства защиты: огнетушители, песок, шанцевый инструмент, ломы, лопаты. Рота в основном состояла из молодежи 15–16 лет. Даже находили работу 14-летним. А командирами взводов управление назначало опытных пожарных, знающих все и способных обучить молодежь.

8 сентября на нас посыпались зажигательные бомбы. Пожары тушили, как могли. Их в тот день много было в городе, и кадровые пожарные части, конечно, едва справлялись.

Я скажу, что молодцы и девчонки, и мальчишки. Они шли на тушение огня совершенно спокойно, без всякого страха. Только наш полк принимал участие в тушении примерно 2 тысяч пожаров.

Михайлова Ольга

Я родилась в Ленинграде, в семье потомственных путиловских рабочих. Дедушка и мои дядья работали всю жизнь на Путиловском заводе, ныне Кировском. Я хорошо помню, как началась война. Был такой радостный, солнечный день. И вдруг мы слышим по радио сообщение. Сразу побежали на завод. Там было собрание, а потом люди записывались в Кировскую дивизию. Наш комсорг Яша Непомнящий сказал нам с подругами: «Оставайтесь! Здесь вы будете нужны больше. Надо кому-то работать и защищать наш завод». Так мы с подругами и остались. Когда начались бомбежки, я записалась дежурить на крыши домов — сбрасывать зажигалки.

Каждый день был обстрел, заставал всегда по пути на работу или домой. Я пережидала его в канаве, что рядом с дорогой. Иногда по часу приходилось лежать. Немцы ведь близко подошли к Кировскому заводу и из орудий часто его обстреливали. Особенно приноровились, когда заканчивались смены рабочих. Страшно, я все время дрожала.

Наш завод танки ремонтировал, также делали бутылки с горючей смесью и снаряды. Крыша у нас в цехе обвалилась. Везде ветер. Станки работают, а люди с замерзающими руками стоят возле них. Очень холодно, и к нам в цех подвезли паровоз, который нас чуть-чуть обогревал. Вот так мы и работали. Я в шубе папиной, комсоставской, с финской войны. Потом я стала слесарем в цехе, где танки ремонтировались. Тяжело давалась работа, но все старались.

Самохвалова Татьяна

В медчасти я получила новые пакеты медикаментов и отправилась в свою часть. По дороге началась бомбежка, и я получила первое ранение. Меня отправили в госпиталь в Ленинград, на Обводный канал, 19. Там я пролежала с 17 сентября до 1 января 1942 года. Город сильно бомбили. Помню, как меня вынесли из операционной, а врач кричит: «Пожалуйста, быстрее в бомбоубежище!» Не успели меня до него донести, как бомба упала прямо в операционную. Погибли все врачи, а я осталась жива. Потом нас, раненых, перевезли в другой госпиталь — на Васильевский остров, в Дом культуры.

Москаленко Нина

Иду по Невскому, смотрю — напротив Казанского собора собралась толпа. Я тоже подошла. Люди шумят. Один голос слышу: «Зерно с грузовиков ссыпается в Неву. Продукты грузятся на баржи. Отправляются в Кронштадт». Другой: «А что мы будем есть?» Но в это время над нами чернеет небо. Заполняется каким-то дымом. И все чернеет и чернеет. Люди гадают, что бы могло гореть? Я подумала — горит газовый завод на Обводном.

Я пошла на Лиговку. Вдруг, не доходя до угла Фонтанки и Невского, у Аничкова моста, раздался оглушительный гул. Вылетела стена целиком на Невский проспект. Если бы я раньше чуть-чуть прошла, то была бы под обломками. Я смотрю — висит ножка от пианино. Болтаются занавески. Если люди были, то они, конечно, остались там навсегда.

На следующий день я пошла в магазин. А там — пустые полки, абсолютно ничего нет. Я узнала, что горели Бадаевские склады. У меня кушать было нечего. Я пришла домой, посмотрела на буфет, начала искать что-нибудь съестное. Нашла старую селедочную голову, сварила ее и съела. Так начался голод.

Даже в истории такой жестокой войны, как Вторая мировая, существовала практика объявления города открытым — противники негласно договаривались, что выдающиеся по культурному значению столицы передаются без сопротивления и разрушений. Открытыми городами объявлялись Париж и Рим. В Ленинграде были те, кто мечтал подобным способом спасти город и себя. Но такого выхода для Ленинграда не было. Гитлер не собирался сохранять ни город, ни его жителей.

Из речи Гитлера 16 сентября 1941 года: «Гнездо заразы — Петербург, из которого столь долго изливался яд в Балтийское море, должен исчезнуть с лица Земли».

Командующий группой армий «Север» фон Лееб не понимал, как выполнить приказ Гитлера. Ожидая капитуляции Ленинграда, он запрашивал командование, что делать с женщинами и детьми? Ответ был однозначен: «Тесно блокировать город и путем обстрела сравнять его с землей. Если будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты. В этой войне, которая ведется не на жизнь, а на смерть, нет заинтересованности в сохранении хотя бы части населения этого большого города».

Но о том, что немцы решили город не брать, в Ленинграде не знали. Город оборонялся изо всех сил, но тайно готовился к немецкой оккупации. Срочно вывозилось все самое ценное: музейные коллекции, военное оборудование, на самолетах эвакуировали ученых и деятелей искусств.

В действие был приведен секретный план «Д»: минировались важнейшие городские объекты и корабли Балтийского флота. В каждом районе собирались специальные тройки: представитель партийного руководства, сотрудник НКВД и офицер-сапер. Если город суждено сдать, то он должен быть в максимальной степени разрушен с тем, чтобы его потенциал не был использован противником.

Из мандата ГКО № 670: «Совершенно секретно. Товарищу Меркулову поручается тщательно проверить дело подготовки взрыва и уничтожения предприятий, важных сооружений и мостов в Ленинграде на случай вынужденного отхода наших войск из Ленинградского района».

ВОСПОМИНАНИЯ:

Макеев Петр

5 сентября я прибыл в Ленинград. К этому времени была организована военно-морская база, а ее командиром назначен адмирал, начальник штаба флота Пантелеев. Мы размещались в Адмиралтействе. Обстановка — очень напряженная, шли слухи о скорой сдаче города. К сдаче готовились и в Смольном, наш адмирал Исаков присутствовал на заседании, где об этом говорили Жданов, Кузнецов и Ворошилов.

6 или 7 сентября меня вызвал командир базы Пантелеев, вручил секретное письмо и приказал поехать на Ржевку, к командиру научно-исследовательского артиллерийского полигона. Приехал. Полковник письмо распечатал, читает: «Подготовить все оборудование научно-исследовательского полигона к взрыву. Никаких телефонных звонков ни от кого не принимать, действовать только тогда, когда прибудет офицер с указанием о взрыве». Он прочитал, посмотрел на меня и говорит: «Ну, дорогой мой, лучше бы ты ко мне не приезжал».

Мой приятель, однокашник Николай Николаевич Ротиев, капитан 3-го ранга, был послан с таким же письмом и с боезарядом на крейсер «Петропавловск», который стоял в порту в угольной гавани.

Было выделено по 20 глубинных бомб для взрывов наших мостов через Неву, создан штаб внутренней обороны города, копали окопы, устраивали огневые точки на вторых этажах, шла подготовка к сдаче.

Если бы немцы заняли Ленинград, им бы достался город, малопригодный для жилья, с разрушенной промышленностью. На случай прихода гитлеровцев создавалось подполье. Его задача: «народное мщение немецким оккупантам в тылу врага». Тыл врага — город Ленинград. Были отобраны надежные, преданные советскому строю люди и ускоренно обучены диверсионной работе. В подполье состояло 260 человек. Чтобы избежать массового провала, организация была разбита на мелкие группы.

12 сентября на самолете в Ленинград прибыл генерал армии Жуков. На аэродроме его никто не встретил. В Смольном караульные заставили ждать. Сталин был настолько раздражен руководством города, что не предупредил о смене командующего Ленинградским фронтом. Ворошилов проводил в Смольном очередное совещание, когда в кабинет внезапно вошел Жуков. К вечеру он взял руководство Ленинградским фронтом на себя.

Штаб фронта располагался в парке Лесотехнической академии. Целая система блиндажей, надземных, подземных сооружений. Рассказывают, когда в 1941-м Жуков впервые прибыл сюда, его удивило количество охраны. «Мне охрана не нужна, — сказал он — всех на фронт».