Гарри Тюрк - Дьенбьенфу. Сражение, завершившее колониальную войну Страница 13

Вечером 11 августа 1953 года на На — Сан надвинулась тропическая гроза. Грохот осколочных бомб смешался с ударами грома. На взлетной полосе еще стояли три “Дакоты”. Под их крыльями столпились последние солдаты подрывных команд, заминировавших казармы, остатки складов боеприпасов и все устаревшее и поломанное оборудование, которое нельзя было вывезти.

“Дакоты” взлетели лишь через час после наступления темноты, когда похожий на всемирный потоп дождь несколько утих. С высоты в шестьсот метров минеры запустили радиомины, но большая их часть так напиталась водой, что не взорвалась. С того времени французского опорного пункта На — Сан больше не существовало.

КЕНГ — НЕВИДИМКА

Таи, представители национального меньшинства, живущие в Хим — Ламе, одном из многих поселений, которые все вместе составляли Дьенбьенфу, назвали его «невидимкой», потому что им часто приходилось замечать, как он выходил из своего жилища, переходил речку Нам — Юм [Намъюм] в тихом месте и внезапно исчезал на другом берегу. Никто не мог проследить, куда он шел, никаких больше движений, никакого блика на стволе его винтовки. Кенг направлялся к холмам, густо заросшим разным кустарником, а также бамбуком и пальмами арека. На половине высоты Кенг оборудовал себе наблюдательный пост. Никто из деревни не знал, что маленький тощий паренек, рассказывавший таям, что он вырос в Хайфоне, выполнял там на море важное задание.

Если бы таи, заселявшие долину между холмами, увидели бы место, в котором исчез Кенг, они бы еще больше удивились тому, что этот «человек моря» чувствует себя в лесу как рыба в воде. В одном из многочисленных холмиков он выкопал себе нору, в которой мог исчезать. Стоило ему прикрыть дыру дерном с травой, как даже самый близко проходящий человек ничего не смог бы даже заподозрить. А Кенг наоборот мог наблюдать из своего убежища за всем происходившим в излучине реки, на берегу которой находились поселения долины Дьенбьенфу, с помощью бинокля, раньше принадлежавшего одному французскому капитану.

Его командир, устроивший командный пункт дальше на северо — восток от него, приказал ему пристально следить за всей длинной долиной. Уже было известно, что французы что‑то затевают в Дьенбьенфу. Нужно было точно знать, что там происходит. Если были сообщения для передовой разведгруппы, то Кенг просто ударял двумя пустыми бамбуковыми палками друг о друга. Этот треск поднимал на ноги связника, лежавшего в точно таком же укрытии, устроенном на сто метров выше наблюдательного поста Кенга. Тогда связник полз к нему, слушал все, что сообщал ему Кенг и исчезал в кустах, направляясь с устным сообщением в штаб. Время от времени он сменял Кенга, когда тот уходил в деревню, чтобы купить там еды или поделиться информацией с доверенным лицом в Хим — Ламе.

Уже наступила середина ноября. В горах это очень неприятный месяц. Днем солнце выжигает местность, а ночью температура падает совсем низко. Образуются полные влаги туманы, иногда держащиеся между холмами до полудня. Тогда Кенг замерзал и выползал из укрытия, чтобы подвигаться для разогрева.

Одним таким утром, когда солнце пробивалось через густой туман, и как по волшебству освещало в долине солнечные, радостно выглядевшие пятна, он сначала услышал звук авиационного мотора, а потом увидел и сам самолет, круживший над долиной. Это был тот самый наблюдательный самолетик с высокорасположенным крылом, который летал медленно, но зато мог вести интенсивную разведку и делать снимки благодаря встроенной фотокамере. «Шторх» около получаса кружил над долиной и вдоль склонов холмов. Никаких выстрелов не последовало — таков был приказ. В воздухе было слышно лишь жужжание самолета. Крылья блестели на солнце, когда машина заходила на разворот.

Когда самолет снова удалился, Кенг послал свое сообщение. Но курьер еще не успел вернуться, как самолет снова появился над Дьенбьенфу. Он летел ниже, вдоль течения Нам — Юма, затем поднялся вдоль склонов и от Хим — Лама прошел прямо над убежищем Кенга. Он даже мог видеть головы летчика и наблюдателя, осматривающего склоны через бинокль. Ничего не стоило бы подстрелить маленький самолетик. Подразделения народной армии залегли на хорошо скрытых позициях между холмов. Но приказ Верховного командования гласил: сидеть тихо, оставаясь незамеченными.

Так что Кенг только за один день сообщил о трех полетах французских разведывательных самолетов, и это продолжилось и в следующие дни. Прилетали другие, уже большие машины. Даже четырехмоторный «Прайватир» на большой высоте несколько раз облетел Дьенбьенфу.

Он вернулся в Ханой, где наблюдатель доложил, что не видел в Дьенбьенфу вражеских войск.

Равнина между возвышающимися холмами, постепенно переходящими в труднопроходимое высокогорье, простиралась с севера на юг примерно на 17 километров. Ее ширина в самом широком месте достигала с запада на восток 5 километров. В других местах она была уже, там склоны гор вплотную примыкали к поселкам. Все вместе это было похоже на ванну с высоко поднятыми краями, переходящими в острые зубцы. Это были скалы, между ними известковые овраги, обильно заросшие в некоторых местах. Как змеи, тянулись в гору узкие тропы; люди поднимались по ним на охоту и для собирания дров. Но и торговые пути мео, народа, традиционно проживавшего на вьетнамском высокогорье, тоже проходили под пальмовыми листьями, бамбуком и лианами, дикими бананами и казуаринами. Они шли вниз, к Дьенбьенфу.

Женщины племени мео носили темные платья с цветной вышивкой и были увешаны серебряными украшениями, которые они сами изготовляли. Они спускались в долину, чтобы поменять соль на коз или кур, они приносили также тигровые шкуры или опиум.

Таи, живущие в долине, разводили кур и выращивали рис, а также бататы, маниоку, арахис и красный перец.

Раньше между разными национальными меньшинствами здесь, как и в других частях Вьетнама, происходили кровавые столкновения. Когда северные области были освобождены, народное правительство занялось налаживанием мирных взаимоотношений между разными племенами. Как ни различались бы и интересы и мнения, перед всеми стояла одна общая задача — разоружить французов, не желавших освободить страну. Все остальное можно будет раньше или позже решить уже в освобожденном Вьетнаме.

Когда Кенг вечером после долгого дня наблюдений был вызван в командный пункт за новыми приказами, он узнал, что вся область Дьенбьенфу находится в состоянии повышенной готовности. Каждый день можно ожидать нападения противника, который долго и интенсивно обследует местность с воздуха. И сведения из Ханоя подтверждали, что разные части французских войск готовятся к какой‑то операции, которая пока точно не известна. Народная армия предполагает десант войск противника в Дьенбьенфу. Как только это случится, находящиеся в готовности части должны оказать сопротивление. Но понятно, что такое сопротивление не сможет справиться с массивным воздушным десантом. А французы могут прийти только с воздуха — наземные дороги для них закрыты.

Верховное командование решило, что противник должен думать, что Народная армия не в состоянии удержать равнину и потому ее сдает, как только произойдет атака. Потому важно так организовать сопротивление, чтобы понести минимальные потери. Кенг получил задание оставаться на своем посту. Для лучшей передачи сведений он получил в помощь еще одного человека, который нес рацию. Радист тоже должен был найти себе безопасное убежище, чтобы даже после высадки противника продолжать вести разведку и сообщать об его действиях.

Звали радиста Кванг До, он был молодым парнем маленького роста, как и Кенг, и ему, очевидно, было тяжело нести тяжелую американскую рацию. Кенг взял у него батарею, самую тяжелую часть, когда они пробирались назад. Еще ночью они выкопали новую нору близ убежища Кенга. Кванг До установил антенну вдоль склона. Когда вход был замаскирован свежей травой, а каждый комок выкопанной земли аккуратно разбросан между кустами, радист установил связь с командованием. Связь была хорошей.

— Где ты этому научился? — спросил Кенг.

— На севере. Я из Тай — Нгуена [Тхайнгуйен]. Оттуда пошел в Народную армию. Мои родители погибли. На прошлой войне. Мое подразделение стояло недалеко от моего родного города, так что я смог даже посещать друзей пока учился.

— Для меня это было бы слишком далеко, — улыбнулся Кенг. — До Хайфона отсюда много дней пути…

— А ты чему учился?

— Я строю лодки, — ответил Кенг.

Радист улыбнулся. Потом сказал, все еще с улыбкой на загорелом коричневом молодом лице: — Ага, судостроитель. Это люди, работавшие тяжелыми молотками и мерцающими паяльными лампами. А у нас все наоборот — отвертки с жалом не толще человеческого волоса. И в основном мы работаем с лупой.