Армен Гаспарян - ОГПУ против РОВС. Тайная война в Париже. 1924-1939 гг. Страница 14

Истоки поведения Маркова-второго следует искать в феврале 1917 года. Тогда стараниями идеологов «Союза русского народа» в тайные и явные масоны попали все: от графа Фредерикса до последнего зеваки у ворот Царского Села. Главным виновником катастрофы был торжественно объявлен «идеолог ложи “Северная звезда”» Лавр Георгиевич Корнилов, сбежавший на деньги мировой за- кулисы из австрийского плена ради участия в аресте царской семьи.

Конечно, измена была. Имена великолепной пятерки заговорщиков хорошо известны. Но в посылах проклятий на их головы все как-то дружно забыли, что были и роковые ошибки у самого Государя Императора. Разве премьер-министр Штюрмер, министр внутренних дел Протопопов, командующий Петроградским военным округом Хабалов и Петроградский градоначальник Балк, которых назначал Николай II, не являются главными виновниками переворота? Что удивительно — нет, не являются. Так же, как уже не считаются изменниками все великие князья. Между тем это 20 мужчин с зигзагами на погонах, которые не сделали для спасения империи ровным счетом ничего. Зато на их место тут же определили генералов Алексеева и Рузского. Эта рокировка мне очень нравится: основатель Добровольческой армии, до последнего вздоха боровшийся за Россию, — предатель. А тот, кто носил в феврале красный бант, — апологет верности престолу и монумент веры на костях империи. Да и, сдается мне, мученическая смерть Рузского под шашкой Атарбекова не идет ни в какое сравнение с руладами Маркова-второго, измена которого не менее гнусна. Но об этом почти никто не вспоминает.

В негодяи и предатели записали скопом всех, кто не нравится. Логика блестящая! Только одну незначительную деталь упустили: сделать это можно было бы, если все, кто поддержал февраль, сделали это после того, как появился бы царский манифест, объявляющий Гучкова сотоварищи врагами империи. Иначе говоря, называющий вещи своими именами и дающий возможность выбора: верность или измена. А вместо этого всем было предписано любить Временное правительство и вести войну до победного конца. То есть манифест об отречении возвел любую попытку спасти монархию в стране в разряд измены Родине. Все, следующая остановка в коммуне.

А вину за это возложили на армию. На тех, кто всю жизнь служил престолу верой и правдой, проливал за империю кровь… Шлепком языка одной канальи они превратились в клику циничных шкурников. А ритуальный стон популярен, и несется по просторам Родины, урезанной в границах, униженной и оскорбленной, клич. И не задумываются даже, повторяющие его нынче, что для большинства офицеров Русской императорской армии крушение монархии стало катастрофой всей жизни, крахом всех идеалов, а служба Временному правительству расценивалась как позорная необходимость выполнить последнюю волю монарха. И уж, конечно, не знают они о самом показательном случае тех роковых для страны дней: командующий Черноморским флотом Колчак, задержав свой ответ о признании Временного правительства, послал адъютанта в Батум к наместнику Кавказа великому князю Николаю Николаевичу с предложением восстановить монархию. Однако, тот, кто нынче в предателях не числится, на это пойти не решился и быстренько признал Временное правительство. А Колчак, таким образом, приобрел почетный титул изменника Родины…

А что же монархисты из числа «Союза русского народа»? Присягавшие отдать жизни за царя, они не захотели дать даже денег для его спасения. Бывший идеолог черносотенцев Марков-второй с неприкрытой злобой писал: «Зубы скрипят от бешенства, когда вспоминаешь эти неизбывные поиски помощи своему Государю, эти просьбы подачек — Царя ради, эти наглые лица недавних царских блюдолизов, всем благосостоянием, всем существованием своим исключительно обязанных Царской власти и так подло ей изменивших. Не могу забыть их гнусных сцен, когда титулованные и сановные предатели со смаком лягали ослиными копытами лик поверженного царственного Льва. Целые месяцы уходили, пока удавалось наскрести сколько-нибудь заметную сумму, но и эти небольшие суммы собирались отнюдь не среди богатых, не среди купцов 1-й гильдии, не среди владельцев фабрик, не среди русской аристократии. Иные звездоносные «монархисты» не только ничего не давали на дело спасения своего законного Государя, но даже отказывались меня видеть из боязни общением с подпольным деятелем скомпрометировать свою репутацию. Когда летом и осенью 1918 года я видел на улицах многих из этих черствых и неблагодарных себялюбцев, стадами гонимых в Кресты и Дерябинку, когда я каждый день слышал о расстрелах то того, то другого, когда я читал большевистские декреты о вскрытии и уплотнении богатых квартир, я не ужасался, я не жалел, злорадствовал и говорил: “По делам горе и мука!”».

А ведь были еще и великие князья. Затеяв бурное выяснение отношений на тему «Кто больше скипетра достоин» и втянув в этот процесс все зарубежье, и Кирилл Владимирович, и Николай Николаевич постоянно взывали к армии как к третейскому судье. Масла в огонь подливали и некоторые офицеры, в частности капитан 1-го ранга Георгий Чаплин, писавший великому князю Кириллу Владимировичу 19 марта 1923 года: «Необходимо стремиться, дабы Россия и русский народ признали ВАШЕ ИМ ПЕРА ТОР- СКОЕ ВЫСОЧЕСТВО как единственного законного БЛЮСТИТЕЛЯ ГОСУДАРЕВА ПРЕСТОЛА, признает же ли ВАС за такового русское беженство в лице разных Марковых, Треповых, Скаржинских и им подобным для дела абсолютно неважно, и с русским беженством имеет смысл бороться лишь постольку, поскольку это необходимо, дабы оно не могло препятствовать ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЫСОЧЕСТВУ творить начатое ВАМИ святое дело».

Врангель был вынужден занять чью-то сторону и, как человек военный, признал бывшего главнокомандующего русской армией. Принципиально легче от этого не стало. Хотя великий русский философ Ильин и написал, что непредрешенчество есть скрытая форма монархизма, в окружении обиженного таким решением Кирилла Владимировича нашлись те, кто считал армию насквозь республиканской, требовал ее роспуска и отдачи под суд лидеров! В этой ситуации любое действие РОВС рассматривалось сквозь призму верности престолу. Именно поэтому Врангель и был противником работы боевой организации Кутепова. Прежде всего, он понимал, что убийство даже Ленина или Троцкого не свергнет большевизм. Не стоит также забывать, что подобные методы борьбы были характерны для эсеров, которые прославились на ниве цареубийства. Оказываться с ними в одной компании барон не хотел.

А была еще одна сила, с которой приходилось считаться. На деньги Москвы пышным цветом расцвело движение «Смена вех». Суть его сводилась к тому, что надо признать большевизм и вернуться на Родину. Надо сказать, что немало эмигрантов, измученных тяжелыми условиями жизни на чужбине, клюнули на агитацию. Потери понесла и Русская армия. Достаточно назвать начальника штаба 1-го корпуса генерала Доставалова. В этих условиях приходилось постоянно напоминать про воинский долг. Поэтому Врангель и поручил начальникам отделов РОВС как можно чаще собирать офицеров для поддержания у них должного духа. После смерти генерала эта традиция продолжилась, стой лишь разницей, что инициаторами подобных встреч начали выступать чины «Внутренней линии». А это в корне изменило характер мероприятий.

«Рыбаки» из иностранного отдела ГПУ могли по праву гордиться «уловом» в мутных водах эмиграции. Одна успешная провокация сменяла другую. Даже если бы кроме операции «Трест» чекисты совсем ничего бы не сделали, это уже было бы весомым достижением. Даже подводя краткие итоги, трудно скрыть изумление: заманили в Россию Бориса Савинкова и Сиднея Рейли, выставили наивным юношей генерала Кутепова, развалили всю работу Союза национальных террористов, самых активных боевиков ликвидировали, опорочили Врангеля и всю монархическую идею, одурачили Генштабы минимум шести государств, смогли начать диктовать свои условия Болгарии и Югославии, наконец, похитили председателя Русского общевоинского союза прямо в центре Парижа.

26 января 1930 года, в воскресенье, Александр Павлович вышел из дома и направился пешком в русскую церковь. Потом он планировал зайти в Галлиполийское Собрание. Семья Кутепова ждала его к завтраку, но генерал не пришел. Предположили, что он задержался. В три часа обеспокоенная жена послала деншика узнать о причине задержки генерала. Оказалось, что у галлиполийцев Кутепов в тот день не был. Полиция немедленно начала поиски генерала во всех больницах, моргах, полицейских участках.

Сразу нашлись и свидетели преступления. Один видел, как бешено сопротивлявшегося Кутепова заталкивали в машину. Другой — как дрался Александр Павлович с похитителями, пока не накинули ему на лицо платок с хлороформом. Судя по всему, это и стало причиной смерти председателя Русского общевоинского союза. У неоднократно раненого в боях генерала была отрицательная реакция на хлороформ, и даже его минимальная доза могла вызвать остановку сердца. Были и те, кто видел, как завернутое тело доставили на советский пароход «Спартак». Корабль немедленно взял курс в сторону Новороссийска.